Дмитрий Бондарь - Денвер Блэк Страница 18

— А однажды, — продолжал свои байки капитан, размахивая кружкой из стороны в сторону. — На наш корабль напала гигантская кара-катица, с клювом как у птицы! У меня был выбор: или умереть, но героической смертью, или же позорно отступить и заклеймить себя трусом, на веки вечные. И тогда я сцепился с этим монстром в неравном бою. А кроме перочинного ножика, у меня вообще ничего н-не было. Ни-че-го! — Абрахам нагнул голову к самому уху Томаса (хотя того уже даже из пушки не разбудишь) и стал говорить, громким шепотом. — Но у меня был маленький секрет. Когда-то, не так давно, я уже встречался с такими чудовищами и мне известны их слабые места. Поэтому, я собрал всю волю в кулак и накинулся на эту тварь. Это была битва титанов. Мой камзол затрещал по швам, пуговицы отлетали со свистом, а сам взмок так, как будто бы работал водоносом круглые сутки разъезжая из одного края города в другой. У этого монстра были огромные преимущества: чешуя тверже стали, клюв острее лезвия ножа, щупальца в пятнадцать метров длинной, обвившиеся вокруг корабля несколько раз. Но я не испугался и в последний момент, когда тот снова открыл свои глаза, вонзил свой нож прямо ему в зрачок. Монстр дико взвыл от боли и ярости, его щупальца разжались и отпустили корабль. Теперь его останки покоятся где-нибудь на морском дне. Эх! А он бы не плохо смотрелся у меня дома в виде чучела. Поставил бы его рядом с камином и любовался бы своим подвигом. Давно дома не был! Тоскливо, хоть в петлю лезь. Может споем, а? — капитан завыл какую-то грустную песню, а я, подхватив мотив, присоединился. Из нас получился вполне неплохой дуэт. Прямо «Чай вдвоем», какой-то. Пели мы слаженно и красиво, но слова скоро закончились и Абрахам, разом осушив полную почти большую кружку рома, устало вздохнул.

— Э-эх! Хорошо. Жаль, только закуски не осталось, а так очень даже неплохо сидим, — капитан скорей всего разговаривал сам с собой, потому что уже давно понял, что его никто не слушает. Или не хотят слушать. Поэтому он тихо стал дожевывать остатки своего салата, поняв, что ничего более съедобного уже не осталось. Внезапно, он заметил мою скромную персону. — О! Дэв! А ты откуда свалился?

— С гусеницы — съязвил я. Уж больно мне надо вести разговор с человеком, который лыка не вяжет и двух слов связать не может. Насчет вязания не знаю, но трепать языком, Абрахам мастер. А уж если выпьет, то его вообще не остановишь. Ни слова не даст вставить.

— Да, ладно, тебе дуться, — капитан подсел поближе и запах перегара усилился. Хоть нос затыкай. Он протянул свою руку. — Мир?

— Мир, — мы обменялись недолгим рукопожатием. Затем была длинная пауза. Пришлось, прервать ее первым.

— Э-э-э… капитан. Вы не могли бы ответить на несколько вопросов.

— Конечно… Э-э-э… Дэв! Разумеется, могу. Задавай!

— Вопрос номер раз, — демонстративно зажал указательный палец. — Куда мы плывем?

— А кто его знает! Куда идем туда и идем! Какая разница, а? — махнул рукой старый пират и положил ноги на стол. — В этом закутке только мы плаваем. Больше не кому. Это гиблое место, — страшным шепотом закончил он.

— Почему? — таким же шепотом поинтересовался я.

— Потому что, мы здесь плаваем, — капитан хлопнул меня по плечу и заржал над своей же шуткой. Пришлось пару раз хихикнуть для приличия. Хотя ничего, очень уж смешного, он не сказал. Обыкновенный плоский юмор. Сейчас этим никого не удивишь. Пиратский юмор бывает всего лишь двух разновидностей: очень черный или же плоский как блин. На большее у них просто не хватает воображения.

— Вопрос номер два, — был зажат второй палец. — Почему никто кроме нас и вас с Томасом ничего не пил?

— А пес их знает. Может, не хотели, а может, брезговали.

— Понятно. Следующий вопрос, — зажал я очередной палец. — Зачем нас посадили в трюм?

— Когда? — нахмурился Абрахам.

— Ну, когда мы представились вам родственниками Томаса Тингера.

— Какого Томаса?

По-моему он просто устал, поэтому начинает туго соображать (немного туже, чем обычно). Ну, что ж. Попробуем ставить вопросы, чтобы даже последнему дураку все стало понятно.

— У вас на корабле боцман, ест? Карлик кивнул.

— Его зовут, Томас? Абрахам замотал головой.

— А как? Тот призадумался.

— Хорошо, — я закрыл глаза и помассировал вески. — Другой вопрос. Зачем нас посадили в трюм?

Абрахам призадумался еще сильнее. Ладно. Все. Хватит. Надоело. Завтра поговорим, когда проспится. Сейчас с ним вообще невозможно разговаривать. Молча, встав из-за стола, я побрел в свободную каюту отсыпаться. Обернувшись у входа еще, раз осмотрев всю оставшуюся пиратскую компанию, я лишь удрученно покачал головой, и спустился вниз к спальным помещениям. На воздухе удалось слегка протрезветь, но недостаточно, для того чтобы не совершить какой-нибудь ошибки. Дойдя до крайней каюты в конце коридора, толкнул дверь, снял брюки и, завернувшись в теплую медвежью шкуру, мгновенно уснул.

Боже! Как же мутит. Все. Никогда в жизни больше не возьму в руку рюмку. Казалось, что прошло всего несколько секунд, как на сознание нашел спасительный сон. Послышался дикий визг, затем с меня скинули одеяло и сбросили с кровати на пол. Вот это уже зря. Никому не понравиться, пробуждение вот, таким образом. Тем более, если Вам еще что-то кинули прямо в нос. Больно же! Так ведь и сломать можно.

По очереди раскрыв оба глаза, я заметил причину всей этой «катастрофы». На кровати, полностью закутавшись в медвежью шкуру, на коленях сидела Наташа. Зеленые глаза загорели недобрым огнем, щеки полыхали, как если бы ее попросили позировать для статуи Венеры Милосской, а рыжие волосы теперь скорей всего напоминали воронье гнездо.

— Ты чего? — буркнул я, потирая нос.

— Как ты мог, — загробным голосом прошептала она.

— Что именно я смог? Можно поподробней?

— Ты воспользовался моим состоянием, чтобы овладеть мной.

— Так. — Голова снова начала раскалываться. — Что ты говоришь, я хотел с тобой сделать?

— Ну, воспользоваться тем, что я в отключке и наброситься на меня, как какой-то дикарь.

Кхм… ничего не понимаю. Если она уверенна в том, что у нас ночью, что-то было, тогда почему я ничего не помню? Конечно, алкоголь сильно ударил в голову (она и сейчас болит), но что бы вот так в безпаметсве… в постели… с девушкой… Быть не может. Не верю. Пусть сама попробует доказать, что у нас что-то было, а уж потом может и кулаки распускать. Разумеется, она все слышала и не смогла сдержать возмущения.

— Тебе нужны доказательства, пожалуйста. Во-первых — этот приятный полумрак в помещении. Я конечно, не против романтического ужина при свечах, но ничего больше. Чтобы зайти дальше, мне необходимо досконально знать об этом человеке все.

— А ты как будто бы еще чего-то обо мне не знаешь? — мысленно буркнул я. Наташа нахмурилась и продолжила.

— Во-вторых, почему на тебе нет брюк?

— Это вопрос или утверждение?

— Это констатация факта.

— Ну, видишь ли, — замялся я. — Не удобно мне спать в одежде. Жарко. Вот и снимаю их перед сном.

— В третьих, каким образом ты оказался рядом со мной в одной постели?

— Наверное, перепутал вчера по пьяни. Ну, кто из нас не ошибался. А что в четвертых?

Зеленоглазка тяжело вздохнула, покачала головой и сбросила одеяло. Ох, ё… не, ну ничего себе. На ней же совершенно ничего нет. Все объемы, конечно впечатляли. Стройные ножки, грудь превосходной формы. Шея, плечи, руки. Их хотелось целовать каждый миллиметр, ощущая восхитительный аромат ее неповторимых духов. В ней все безупречно. Не девушка, а мечта (столь же не досягаема, столь же желанна). Да, уж. На такую, как она, трудно не наброситься, даже при ношении венца безбрачия. Мой обалдевший взгляд и идиотское выражение лица окончательно смутили ее (конечно! Не каждый же день я вижу ее без ничего. Если признаться — это первый раз). Она сердито зарычала и вновь закуталась в одеяло. Теперь уже по самые уши.

— Наташа, — я пытался попросить у нее прощенья, сел на кровать. В начале хотелось просто погладить ее, но под толстой шкурой это будет ей трудно прочувствовать.

— Уходи, — из-под одеяла послышались всхлипывания. — Я никого не хочу сейчас видеть.

— Почему?

— Я чучело. Некрасивая, неряшливая и растрепанная, как последняя оборванка.

— Да бог с тобой. Выброси это из головы. Для меня ты самая прекрасная девушка на всем белом свете. Почему ты вбила себе в голову, что ты некрасивая? Кто тебе такое сказал?

— Ты!

— Я?! — я просто был готов язык проглотить, услышав такие слова.

— Да ты! Уж мысли человек, от меня скрыть не может. Не понимаю? Если, я тебе не нравлюсь, тогда зачем нужны были все эти взгляды, ахи, вздохи и тому подобная дребедень, которую ты раньше говорил. Как дура, верила тебе. Думала, хоть что-то для тебя значу, а ты…

— Значишь, — из-под одеяла появилось заплаканное личико девушки.