Игорь Вереснев - Аборигены галактики Страница 19

Однако до окончания командировки было все еще далеко, и Валевская продолжила разбирательство. Теперь она наблюдала не за работой лабораторий в целом, а за каждым сотрудником в отдельности. Она слушала разговоры молодых ученых, заглядывала в их глаза. И видела там то, чего быть не должно: скуку и безразличие. Им было неинтересно! Больше того, они считали свою работу ненужной и бесполезной. И означать это могло только одно. Собственно, ответ на первопричину кризиса Марина услышала в свой самый первый день в Кейптауне, просто тогда пропустила его мимо ушей. Теперь вспомнила: «перпетуум мобиле». Хронофизика зашла в системный тупик. Касслер, посвятивший ей всю жизнь, не желал, – да просто не мог! – признать это. Он по-прежнему пытался крутить маховик исследований, не замечая, что машина давно работает на холостом ходу. И ученикам не удавалось переубедить учителя. Отсюда и возникла петиция в Особую Комиссию. Если Касслер уйдет на покой, его преемник быстро и четко докажет, что идея путешествий во времени не имеет практического решения. Теперь Валевская понимала, какое заключение должна написать. И чем это закончится. Три года назад она вот так же собственными руками закрыла сверхглубокую скважину на Огненной Земле. Потому что «…продолжать расходовать колоссальные ресурсы на проходку сквозь мантию нецелесообразно. Теоретическая модель земного ядра полностью соответствует наблюдаемым явлениям. Практическое же подтверждение ее достоверности более эффективно можно получить, изучая обломки землеподобных планет, обнаруженных в Дальнем Космосе». Аминь.

Марина Валевская двадцать три года проработала в Особой Комиссии. Прошла путь от ассистента до старшего эксперта, а потому имела возможность наблюдать, сопоставлять, отмечать тенденции. Они не радовали. С каждым годом все чаще закрывались темы исследований, до того считавшихся перспективными, останавливалась деятельность целых институтов. И самое неприятное – с каждым годом усиливался отток молодых ученых. Они уходили из науки без видимых причин, на взлете карьеры. Вернее, причина была – им становилось неинтересно то, что не сулило немедленной отдачи. Причем отдачи конкретной, ощутимой. Они хотели всего и сейчас. Потому в прикладных науках застоя не было. Трансгенетика, бионика, биохимия, материаловедение, квантовая энергетика чувствовали себя вполне вольготно. А те направления исследований, что помогали делать жизнь человека комфортной и безопасной, и вовсе процветали. Никто пока не пытался дать неприятному явлению официальное объяснение, но Марина его знала.

Юность человечества осталась позади, Адам Касслер и ему подобные – последние реликты той славной и немного наивной эпохи, когда можно было мечтать и стремиться к своей мечте без оглядки. Теперь на смену ей приходит зрелость. А зрелость – это ответственность за каждый поступок, это страх перед последствиями собственных решений, это неуверенность в том, какой путь окажется верным. Потому взрослеть не хочется. Потому всеми силами человечество в целом и каждый индивид в отдельности – пусть не каждый, но многие, слишком многие! – пытается сбежать назад в детство. И как же вовремя подвернулись аборигены Медеи! Разумная человекоподобная раса оказалась наглядной демонстрацией счастливого детства цивилизации, примером для подражания. Да, медеанцы, дикари, едва выбравшиеся из каменного века, и людям никогда уже такими не стать – на счастье! Но поиграть-то «в индейцев» можно! Благо богатый, благоустроенный адамами касслерами мир Земли позволяет такие игры любому. И не нужно тревожиться, бить в колокола: пройдет двадцать, пятьдесят, – да хоть сто лет! – и болезнь переходного возраста останется позади. Человечество научится быть взрослым.

Правда, однажды, когда настроение было совсем уж плохим, пришла другая мысль: а что, если это не взросление, а преждевременное старение? Некая болезнь, вирус, подхваченный земной цивилизацией и не распознанный пресловутым Кей-Кей? А игры в дикарей – первые проявления старческой деменции? «Не пори горячку и не придумывай глупости! – сказала она себе. – Ты же профессионал. Наблюдай, собирай факты. И не спеши делать выводы». Это были правильные слова. Вот только в индейцев заигрался ее собственный сын. И потому оставаться холодным беспристрастным наблюдателем не получалось.

Три недели пролетели как день. И теперь Марина не знала, что должно быть в экспертном заключении. Разумеется, правда. Только чья? Правда Касслера, верящего, что ученые должны работать на будущие поколения, и только потомки смогут понять ценность тех или иных открытий? Правда его учеников, для которых самое важное – «здесь и сейчас», в котором они живут? Или ее, Марины Валевской, правда? Но в чем она? И существует ли вообще абсолютная правда? Как узнать? У кого спросить?

– А ты спроси у тех, кто имеет возможность наблюдать за нами, людьми, со стороны, – посоветовала она себе. – Спроси у индейцев. Спроси, почему люди с таким рвением бросились им подражать. Конечно, дикари ничего не понимают в наших проблемах… Или понимают слишком много?

Идея была неожиданна и оттого интересна. Не придумав ничего лучшего, Марина взяла институтский «Стриж» и отправилась на Столовую гору.

Гора действительно походила на стол, и белое облако, свисавшее с нее словно бахрома, усиливало сходство. А еще больше она походила на крепостную стену, построенную прадревними великанами! Столовая гора поднималась над побережьем, над бухтой, нависала над городом людей. Она казалась излишней и чужеродной здесь и одновременно была неотъемлемой частью этого места. Гора словно лучилась странной силой. И какая же она была огромная, эта Столовая гора!

Первоначально Марина планировала лететь прямиком в стойбище, но не смогла устоять перед природным чудом света. Переключила «Стриж» на ручное управление, взялась за штурвал и развернула машину влево, повела ее вокруг горы. Вблизи крутые склоны оказались вовсе не такими гладкими и неприступными, какими виделись из окон Института физики времени. За миллионы лет потоки воды промыли в песчанике овраги и ущелья, террасы и уступы, «мох» и «трава» обернулись зарослями кустарников и лесом. Марина разглядела развалины нижней станции канатной дороги, некогда существовавшей здесь. А вон то – должно быть, тропинка, ведущая на плоскую «столешницу».

«Стриж» обогнул очередную «ножку стола», и она невольно ахнула. На крошечной террасе лежало бело-голубое блюдечко «Ласточки». Отчаянный пилот зачем-то посадил прогулочный автограв в совсем не приспособленном для этого месте – отвесная скала сверху, отвесная скала снизу. Искал уединения? Марина покосилась на свисающий сверху белый клок облака – тот удлинялся прямо на глазах, норовя добраться до площадки. Интересно, как этот сумасшедший взлетать собирается?

Затем она разглядела и самого пилота. Человечек сидел рядом с машиной, беззаботно свесив ноги над двухсотметровой пропастью. Увидел «Стрижа», вскочил. И энергично замахал руками.

– Что?! Хочешь, чтобы я приземлилась рядом с тобой? – изумленно переспросила Марина человечка на склоне. Вернее, кабину своего «Стрижа». – Ты и впрямь сумасшедший, но я-то нет!

Она тут же упрекнула себя за нелестный эпитет в адрес незнакомца. Возможно, у человека беда, ему нужна помощь. Нужно срочно сообщать чрезвычайщикам…

Она вновь покосилась на облако. Если оно будет двигаться с такой скоростью, то минут через десять накроет площадку. Чрезвычайка за десять минут от Кейптауна не долетит.

Марина сделал вираж, рассматривая склон. Посадить рядом с четырехместной «Ласточкой» еще и двухместный «Стриж» – задача почти нерешаемая. Почти. Но разве она не была лучшим пилотом малотоннажного планетарного транспорта на потоке, а на пятом курсе едва не выиграла континентальный кубок? Правда, с тех пор минуло почти сорок лет. Но навыки не забываются! Она решительно направила машину вниз.

Человечек стоял и смотрел, как она приземляется. Марина даже гаркнула сердито себе под нос: «Да уйди же ты, не мешай!» Только когда оставалось метров пятьдесят, незнакомец посторонился.

Едва лапы-опоры «Стрижа» коснулись каменистой поверхности, Марина откинула колпак кабины, выпрыгнула из машины:

– Что у вас случилось?!

Незнакомец развел руками.

– Оно поломалось.

Марина окинула его недоумевающим взглядом. Довольно высокий, мускулистый, бронзовый от загара, горбоносый, черноволосый, кареглазый. Кожаные штаны с бахромой, кожаная рубаха. Отчего-то босой.

– А чрезвычайку почему не вызвали? Коммуникатор тоже сломался?

Она прошла к «Ласточке», заглянула в кабину. И едва руками не всплеснула.

Конец ознакомительного фрагмента.