Герцог - Виталий Сергеевич Останин Страница 19

Но кое-что она вспомнить смогла. Для этого ей пришлось рассказать мне ту сказку, что сама она слышала в детстве. Там как во всяком уважающем себя народном эпосе наличествовал злой богач (чиновник, если быть точным), обиженный им крестьянин и, собственно Кукольник Го, который жил на высокой-высокой горе и к которому крестьянин обратился за помощью. Опуская несущественные вопросы, которые в сказках всегда обходили стороной — где он взял адрес этого Го, откуда вообще про него услышал, — помощью Кукольника он заручился. И тот пошел причинять справедливость злому чиновнику.

Закончилось там все жутким образом. Сперва Кукольник вдоволь поиздевался над чиновником, заставляя его видеть то, чего не было, и наоборот. Потом — вот затейники эти китайцы, в русских сказках до такого бы никогда не додумались! — заставил жрать раскаленные угли, причмокивая от удовольствия. И под конец занял его место и некоторое время правил провинцией, собирая налоги в свой карман и похищая девиц для гарема. После чего уже император, прослышавший о беде, отправил войска под руководством неких охотников, и Кукольника не без труда, но убили. В процессе еще и народу простого положили тысячи — видать, искали мозгокрута очень усердно.

Мораль сказки тоже впечатляла. От добра добра искать не стоит. Думаешь, чиновник у тебя плохой и нерадивый? Коли так — жалуйся императору, тот, пусть не сразу, но разберется обязательно и виновного накажет. А начнешь на стороне помощь искать — оно вон как обернуться может.

Никакого, короче говоря, долго и счастливо. Просто — умерли в один день. Сотни и тысячи. Очень по-китайски.

Но кое-что из ее истории я извлечь сумел. Охотники на них, на Кукольников, существовали. И, вполне возможно, оставили какое-никакое письменное наследие. Должны были оставить, если принимать во внимание любовь китайцев к записыванию всего на всем — от черепашьих панцирей до бумаги. А раз так, то Мытарь мог про это прочитать. И как Секретарь высокого разряда — запомнить навсегда.

Но оказалось, что до падения Хань У Ваньнан с такими сведениями не сталкивался, а потом с каталогизацией в библиотеках империи все стало грустно. Но зато про Кукольников смогла рассказать Матушка И — хранительница ста тысяч и еще одной народной побасенки.

— Надо выяснить, к какому типу он принадлежит, — сказала старушка, когда ее посвятили в историю с менталистом. — Кукольники делились на две группы — чань-ю и пай-ю. У одних, если верить сказкам, сила была в голосе, их еще Певцами называли, а у других — в глазах. И в том, и другом пути он не мог преуспеть. Что ты помнишь, молодой господин? В чем его сила?

Я задумался. В видении, где я с гвардейцами мозгокрута в плен брал — им же, кстати, и показанном, — он вроде голосом заставил телохранителей на меня напасть. Можно этому верить или это деза, которую противник мне специально слил? Вообще, как воспринимать мои глюки — я их сам накручивал, а менталист просто придавал направление, или же он полностью создавал сценарий?

При этом его слуга — которого, опять же, не было — что-то говорил про глаза. Мол, плохой у него взгляд, все тайны видеть способен? Подсказка? Почему эта информация прозвучала в видении?

— Предлагаю считать, что убийца может насылать видения и голосом, и взглядом, — произнесла Юлька. — Допросить его можно так: завязать глаза и рот, а под руку положить лист бумаги. Пусть на вопросы отвечает письмом.

— А я бы убила, — пожала плечами Матушка И. — Что вы на меня так смотрите, молодая госпожа? Он опасен! Что он может такого рассказать, что перевесит риск разговора с ним? Ну, послал его этот Невидимый дракон — что это меняет? А про то, как от Кукольника защититься, он все одно не расскажет!

Логика в словах старушки была, определенно. Но и просто убивать подсыла, не попытавшись даже узнать о планах заказчика, было бы просчетом. Стратегическим. Чем больше известно о противнике, тем больше шансов его победить. Мне же пока о Чжугэ Ляне не было известно ничего. Даже то, что он попаданец, было лишь обоснованным предположением.

— Поступим, как предлагает моя жена, — сообщил я наконец. — Убить мы его всегда успеем.

Все собравшиеся на импровизированное совещание начали вставать и расходится. Молодцы, прям! Было время спорить и высказывать свое мнение, они это делали. Закончилось обсуждение принятым решением — о чем еще говорить?

Сам я в этот раз участие в допросе принимать не собирался. Хотелось, не буду врать. Часть разума просто жаждала этого, мотивируя свое желание тем, что «ну кто еще сможет задать правильные вопросы?» Но риск был слишком велик. Избегая его — глупо ведь лезть на рожон, да? — я составил список обязательных вопросов, передал их дознавателю-палачу и постарался выкинуть из головы мысли о менталисте. До тех пор, по крайней мере, пока мне не принесут его допросный лист.

Сам же решил заняться переправой. Лично оценить, как у нас проходит это дело, и при необходимости ускорить процесс волшебным пенделем хоу.

В чем, как вскоре выяснилось, не было никакой необходимости. Командиры прекрасно управлялись со своими подразделениями, погрузка войск шла по графику, поэтому через пару часов я уже был в своем шатре. Где обнаружил Хули Цзин, пьющую чай в компании молодого китайца.

Лет ему навскидку было восемнадцать-девятнадцать. Юноша с гладким лицом, каноническими чертами, большими (для азиата) глазами и черными волосами, частью собранными заколкой в районе затылка, частью — свисающими на плечи.

Одет он был явно не по-походному. Дорогой ткани халат, белоснежное нижнее платье, пояс, украшенный серебряными заклепками, на котором висел вышитый крохотными блестящими, возможно, драгоценными, камушками.

Руки, выглядывающие из широких рукавов халата, были ухоженными, с тонкими пальцами музыканта и ногтями — вот не вру! — покрытыми тончайшим слоем прозрачного лака.

Все это вкупе давало образ важного придворного, ну, или сына важного придворного, этакого мажорчика, с холеным лицом, на котором застыло выражение снобистского высокомерия и превосходства над всем окружающим миром. Но не давало ровным счетом никакого ответа на вопрос, как этот китайский айдол оказался в южной глуши, посреди военного лагеря, осуществляющего переправу.

Слишком богатый. Слишком ухоженный. Слишком красивый.

У его ног, а сидел он подле низкого столика, на котором кто-то — Лиса? — уже расставил множество крохотных блюд с угощением, а рядом стоял плетеный из бамбука объемный дорожный