Цитадель один - Алексей Гулин Страница 19

— сам будешь определять правила. Кто знает, может через десяток-другой лет ты или кто-нибудь, кто учится рядом с тобой, встанут на мое место. А пока… Знаешь, что меня взбесило тогда? Я несколько часов потратил, чтобы подобрать по генетическим картам наилучшую пару для тебя. И вдруг экзальтированная особа взбрыкивает, да еще и из-за пустяка. А ты тоже начал вести себя так же, ну я и сорвался.

Он показал на бутылки:

— Будешь?

— А что там?

— Хороший ром и хороший портвейн. Как у Ремарка в «Трех товарищах».

Я пожал плечами.

— Почему бы и нет?

Он легко выдернул пробки из бутылок, видимо, он уже вытаскивал их и вновь неглубоко воткнул. Я подставил два бокала, он аккуратно налил в них и того, и другого. Мы сели в кресла и Безымянный сказал:

— Хочу как следует поговорить с тобой, рассказать побольше о нас, о том, что мы делаем. Я как-то все забываю, что ты наполовину еще в лесу.

— В лесу?

— Ну да, в лесу, в своем партизанском отряде. И начну я с разговора о самостоятельном выборе жизненного пути. Слышал такой термин «нилоты»?

— Слышал. Это какие-то африканские народы, по-моему, кочевые.

— Да. Вот уже много столетий, даже тысячелетий они кочуют, вернее кочевали, по саваннам и полупустыням Африки. Не секрет, что пустыня Сахара так же столетиями росла. Это происходило, во многом, по вине нилотов. Сотни тысяч голов скота вытаптывали почву, превращая ее в пыль, козы съедали подчистую всю растительность вместе с корнями. Саванна постепенно превращалась в пустыню. Это было понятно их соседям — охотникам ндоробо, которые не пускали кочевников в немногие оазисы в горах. Ситуация усугублялась безвластием на большей части этих земель. Никому не было дела до кочевников, и они продолжали уничтожать свою землю. Я видел их стада своими глазами…

— Глазами? — мне стало так интересно, что я не выдержал и перебил его, — Это было до того, как Вам сменили глаза?

— Да, но и нынешние глаза я все равно называю глазами. Так вот, эти стада представляли собой самое жалкое зрелище, которое только можно вообразить. Представь себе этих коровенок и коз, тощих от недоедания, от постоянных кровопусканий. Ты ведь знаешь, что нилоты питались кровью скота?

— Знаю.

— Не лучше выглядели и лошади, и верблюды. Их кровь не пили, но с едой и у них все было не в порядке. Для нилотов скот — это капитал. Бессмысленно было предлагать им зарезать излишки скота и питаться мясом, это равнозначно предложению нам обогреваться, сжигая на костре бумажные деньги. А хозяева выглядели не лучше, чем скот. Голод был их обычным спутником, ежегодно сотни людей умирали от болезней, вызванных недоеданием, а рядом с умирающими мычали и блеяли сотни коров и коз. Жизнь людей, подчиненных служению скоту, была невыносимой. Дети-пастухи, забитые, запуганные, изможденные непосильной работой. Женщины, на плечи которых легли все заботы, включая строительство хижин из сушеного навоза. Вообрази только, сколько его нужно для строительства селения. Немногочисленные старейшины, озабоченные только одной проблемой: как бы успеть сделать достаточное количество детей, чтобы племя не вымерло. И молодые воины, не занимающиеся ничем, кроме краж скота у соседей и вооруженных стычек. Так было еще десять лет назад, пока я все не изменил.

— Как?

— Я подключил к этому делу всех жуков, прилетевших к нам. Были задействованы все легкие летательные аппараты. Мы уничтожили все стада, и не просто уничтожили, а начисто их сожгли. Пепел послужил хорошим удобрением для земли. Номадам, оставшимся без скота, мы предложили умереть от голода или делать так, как мы приказываем.

— Узнаю обычную Вашу манеру.

— А ты слушай дальше. Мы не предложили ничего плохого. Наше предложение было таким: мы перевозим всех бывших кочевников в места, благоприятные для земледелия, снабжаем необходимыми орудиями труда и семенами, обеспечиваем учителей и агрономов и кормим всех до первого урожая. Были и те, кто объявили о том, что они готовы умереть, но не подчиниться. Вожди и шаманы, для которых война была источником существования, воины, которым нужно было демонстрировать свою доблесть и самые старые старейшины, которых уже не пугала смерть, лишь бы традиции не нарушались. Почти все они, в конечном итоге, согласились на наше предложение, когда поняли, что иначе они умрут на самом деле. Детей мы отдали в школы, чтобы избавить их от работ. Женщин на все не хватало, и вчерашние воины-бездельники вынуждены были заняться делом. Сейчас эти люди живут намного лучше, чем раньше, а маленьким детям как страшные сказки рассказывают истории «о временах, когда племя кочевало по пустыне». И Сахара начала отступать! Каждый год несколько сотен метров полупустыни превращаются в саванну, а пустыни — в полупустыню. Я считаю это — лучшим делом в своей жизни. Проект Цитаделей я разрабатывал не один, нас было достаточно много, а перевод кочевников к оседлой жизни был целиком моим, от плана до реализации, и я горжусь им больше всего.

— Опять красивая картинка. А как насчет тех, предпочел погибнуть от голода. Их не жалко?

— Жалко. А тебе не жалко раскольников, которые шли на самосожжение, лишь бы им не мешали жить так, как они считали правильным? Мне раскольников жаль не меньше. Но что можно сделать с фанатиками? Подумай сначала о тех, кто вовремя был спасен после перехода к нормальной жизни. Врачи работали не покладая рук, лекарства уходили мешками. Знаешь сколько существует болезней, вызванных нехваткой витаминов и полезных веществ? У них были чуть ли не все из них. Я не позволил этим людям жить так, как привыкли. Я заставил их жить так, как считал нужным, и вот он результат — сотни жизней спасены, и пустыня отступает. Нельзя позволять людям, стоящим на низкой ступени развития, самим выбирать путь развития — они не готовы к этому. Они уже не живут инстинктами, как животные, но еще не живут разумом. Бессмысленные, с точки зрения любого разумного человека, обычаи и традиции держат их в тисках. Самые прочные оковы те, в которые ты заковываешь себя самостоятельно. Чтобы их разбить, нужен кто-то со стороны. Этим-то мы и занимаемся целенаправленно вот уже почти десяток лет.

— И много еще у вас таких свершений? — я старался быть как можно ироничнее, но он не обращал на это внимания.

— Да, много. Просто я после нилотов ничем подобным не занимался. Но если тебе интересно, могу рассказать о том, что сделали другие.

— Мне, действительно, интересно.

— В свое время колонизаторы загнали индейцев и австралоидов на земли, малопригодные для жизни. Австралийцам пришлось