Артем Каменистый - Новые земли Страница 19

И тишина, даже ветер листьями не шелестит, унялся к вечеру. Закат не просматривается, солнце садится в тучи, что, как Рогов уже заметил, почти всегда приводит к ночному дождю. Это, может, и к лучшему, лишь бы за день чуть просохло, не хватало еще завтра здесь в сырости сидеть.

А сидеть придется: мясо нужно добыть обязательно, хотя бы на пару дней усиленного питания. Мнардир в день по пятнадцать раз об этом напоминает, туземцы в таких вещах разбираются.

Еще треск, гораздо тише первого. Отсыревшие ветки падают? Да нет, вряд ли, они обычно во время дождя и незадолго после него этим грешат, а сегодняшний намочил землю с утра, и больше ни капли не падало.

Нет, поблизости определенно кто-то отирается. И не похоже на кабанов, те, даже одиночные, ведут себя куда наглее. Не обязательно крупное животное, может, ежик выбрался на вечерний моцион, шума от этих некрупных созданий столько, что иная лошадь позавидует.

Нет, явно не еж, Рогов наконец различил осторожную поступь животного. И не кабан. Вот уже в переплетении ветвей можно разглядеть движение. Нельзя поворачивать голову, не получится присмотреться, сейчас надо сидеть не дыша – вот-вот, и потенциальная дичь пройдет под охотником, подставившись в освобожденной от зелени галерее, где выпущенному болту ничто не помешает.

Тропа натоптана хорошо, пусть идет по ней не сворачивая – Рогов уже заждался.

Зверь неспешно зашел в поле зрения. Изящное длинноногое тело, ветвистые рога, белое пятно на заду. Да уж, это точно не кабан – вариант куда получше. Не самый крупный, но и не мелкий по местным меркам олень – килограммов сто точно будет, а может, и все полтора центнера. Даже если отбросить шкуру, кости и неаппетитные внутренности, останется столько вкуснейшего мяса, что можно всем отрядом не один день объедаться.

Олень – зверь пугливый и недоверчивый. Хоть и не первый раз на этой тропе, а к воде не торопится, внимательно поглядывает по сторонам, готовый в любой миг сорваться с места.

Только наверх не сморит. И дело не в том, что не ждет опасности с этой стороны. Ее всегда надо ждать, еще как надо: ведь здесь водятся и крупные кошачьи, не попадающиеся на глаза, зато оставляющие когтистые следы. За ними числится неприятная привычка прыгать на спину жертвам с высоких ветвей.

Рогатый не может не знать о том, что наверху его может караулить смерть. Но все равно ни разу не поднял головы.

Что с него взять, он ведь олень.

Рогов вжал в плечо приклад арбалета. Тяжелое и неудобное оружие, но по сравнению с тем, чем охотились до него, – земля и небо. Прицелился будто в тире, потянул за спусковую скобу, успел увидеть, как оснащенный широченным наконечником болт попадает куда надо, – чуть выше основания шеи.

Считается, что ранение в такое место валит копытных на месте. Но Рогов не удивился, когда увидел, что олень, вместо того чтобы рухнуть замертво на берегу, резво рванул через русло, с треском сминая островки тростника. Это не первая охота, уже привык, что звери зачастую демонстрируют фантастическую живучесть.

С наслаждением покинул проклятый насест, добравшись до земли, взвел арбалет, трусцой помчался за добычей, ориентируясь не на треск ветвей, который далеко разносился от бегущего без оглядки рогатого красавца, а на кровавые следы. Хлестало из зверя знатно, что не удивительно при такой ширине наконечника. Раны от него на вид столь серьезные, будто на совесть топором рубанули. Даже если не задел ничего жизненно важного, обычно добыча быстро теряет силы. Главное, не стой, шагай следом не мешкая. Лес только выглядит мертвым – на самом деле здесь много кто обитает, и невидимый телеграф быстро донесет кому надо, что неподалеку лежит гора свежего мяса.

Только стаи волков или матерого медведя Рогову сейчас не хватает.

Олень побежал удачно – почти прямиком в сторону лагеря, не придется далеко тащить. И, не успев толком истечь кровью, рухнул, не промчавшись и половины пути. Все же шея – их слабое место, чудо, что сразу не свалился.

Подойдя к лежащему на боку зверю, Рогов вытащил нож, и, вздохнув, добил добычу. По натуре не садист, глубоко в душе жалко травоядного красавца. Безобидное животное, к тому же чистое с точки зрения наличия самых опасных паразитов: кабану до него далеко. Пусть успокоится, довольно ему страдать.

А теперь сразу выпотрошить – кишки людям не понадобятся. Заодно и остатки крови сойдут на траву. Шкуры снимать не стал, этим можно заняться уже в лагере, не стоит ее здесь бросать, в хозяйстве пригодится.

Вроде все, теперь остается последний этап – добычу надо дотащить до товарищей, а она нелегкая. Сходить в лагерь за подмогой? Туда-сюда – два лишних перехода получится, вот-вот смеркаться начнет, не хочется время терять. Но хоть Рогов и не слабак, но для него такой груз – чересчур.

Однако человек умеет облегчать себе жизнь – вот и он не стал терять времени, вырубил простейшую волокушу. До лагеря недалеко, быстро дотащит. Нелегко, конечно, но терпимо.

До прихода Рогова народ в лагере страдал от невыносимой скуки. Палач ушел охотиться на свое место, все оставшиеся на ногах сидели под навесом, занимаясь чисткой подсушенных орехов. Их потом растирали и варили с корнями, получая жесткую и не очень-то лакомую кашу. Но голод утоляет хорошо, и хоть какое-то разнообразие на фоне нескончаемого рыбного засилья.

Приход Рогова все резко изменил. Олень не из крупных, но все равно работы на разделке хватает. К тому же кому-то надо до темноты успеть сбегать в лес, нарвать крапивы и лопухов для сохранения мяса. Надолго это его не спасет, но большая часть отправится в ручей: в холодной проточной воде его, бывало, хранили не одну неделю. Белеет, правда, все соки теряя, но зато не гниет.

Затрещал кухонный костер, вот-вот начнет булькать варево из свежего мяса, корней и зелени уже староватой черемши. Все это сдабривается толчеными пахучими травами и солью, результат получается такой, что пока брюхо не раздуется, ложки не опустишь.

Рогов на правах командира и удачливого добытчика от всеобщего аврала уклонился. Заглянул в большой шалаш, где располагались мужчины, убедился, что Мнардир и Грач спят. Это нормально: восстанавливавшиеся проводили во сне бо́льшую часть суток.

Теперь в малый шалаш одним глазком. Тут все нормально – Кэт тоже спит. Даже в сгущающихся сумерках снаружи и мраке ее обиталища не скрыть, что лицо у нее осунулось, заострилось, нездорово побледнело. Закутана во что только можно, и все равно ее морозит. А лоб холодный, будто лед. Но Мнардир, приходя в себя, уверяет, что все хорошо, так и надо, иначе и быть не может.

Наверное, он прав – ведь не так просто избавляться от такого серьезного недуга. Теперь Рогов не верил в оптимизм Кири: у девушки и правда не все ладно со здоровьем, раз так страдает. Ей определенно есть от чего избавляться.