Сергей Лукьяненко - Застава Страница 19

– Ожидал увидеть большую экзотику? – спросил Старик, посмеиваясь. Поезд уже еле полз вдоль перрона, охранники откатывали в сторону щиты, закрывающие платформу.

– Ага, – огорченно сказал я.

– Насмотришься еще, не переживай… – Старик вдруг дернулся и схватил меня за руку. – Смотри! Ах ты ж паршивец малолетний! Смотри, что творит!

Я поискал глазами в толпе. Вначале я увидел пожилого сухопарого господина, любезничающего с двумя девицами. Судя по одежде – длинный двубортный пиджак из тонкой шерсти (в памяти услужливо всплыло старомодное «сюртук»), – тросточке в руке и горделивой осанке, господин был не из простых. Рядом, спиной к нему, стоял тощий мальчишка. Стоял-то он спиной, но вот рука его аккуратно извлекала из кармана сюртука разговорчивого обывателя что-то поблескивающее, не то портсигар, не то крупные карманные часы. Вот еще одно движение, добыча перекочевала пацану в карман – и он неспешно двинулся прочь.

– Это же Дед! – рявкнул Старик.

– Как он мог нас опередить, он на заставе остался? – не понял я.

– Прыгнул на Землю, потом обратно, выскочил прямо в городе… у него просто талант открывать врата в самой Антарии! Да что ж он творит, это ведь чиновник из магистрата… пошли!

Старик бодро рванулся к краю платформы, выждал секунду, выбирая место, и спрыгнул на перрон. Я поневоле рванулся следом. Но теперь уже платформа ползла вдоль ярко одетой толпы хихикающих девиц старшего подросткового возраста, потом – вдоль группы мрачных мужчин в форме, с длинноствольными винтовками за спиной, затем – ну просто как в комедийном фильме – мимо ряда носильщиков, грузящих на телегу корзины с куриными яйцами, а в завершение всего этого абсурда у края перрона, в опасной близости от поезда, выстроился десяток молодых мамаш с младенцами в хлипких на вид колясках. Они что, сговорились?

Спрыгнул я только после того, как поезд последний раз вздрогнул и с шипением вырывающегося пара остановился. Кинулся вдоль ряда перепугавшихся мамаш, едва не врезался в корзину с яйцами, заслужив вслед громкие ругательства на незнакомом мне языке, обогнул по широкой дуге солдат, пронесся вдоль хохочущих девочек…

Ни обворованного господина, ни его собеседниц, ни Деда, ни Старика на платформе уже не было.

Я остался в Антарии один. Без денег, языка и документов – если здесь вообще в ходу документы.

Хмель, пусть даже его странная тайна оказалась раскрыта, был не лучшим собеседником. Уж не знаю, как он заимел такое мощное заикание и почему оно полностью исчезало, стоило ему запеть, но говорить, даже что-то односложное, вроде «да» и «нет», ему было очень трудно. А пением можно общаться разве что в опере или мюзикле. Так что вскоре мы вернулись к прежнему стилю общения – я говорил, Хмель жестами показывал свое отношение к сказанному или, быстрой и понятной пантомимой, доносил до меня свои мысли.

Идти, впрочем, было недалеко. Часа через три, сделав один короткий привал у железки, мы вышли к холму, на вершине которого стояла застава. Я остановился, поудобнее устраивая на плечах рюкзак перед последним броском. И вдруг Хмель тронул меня за локоть.

– Чего? – спросил я. Хмель неотрывно смотрел на здание.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что привлекло его внимание.

– Флаг спущен, – сказал я. – Вижу.

Насколько я знал, белый флаг с черным кругом и крестом внутри вешать над заставой не требовалось. Но почти на всех заставах флаги висели, только там, где преобладали мусульмане, крест иногда заменяли на полумесяц, без лишних затей подражая обществу Красного Креста и Полумесяца.

У нас флаг тоже висел всегда. Старенький, пыльный настолько, что был уже скорее серым, чем белым, но висел.

Мы, не сговариваясь, взяли оружие в руки и двинулись вверх. Обсуждать было нечего. Если наверху засада, то нас спокойно перестреляют из-за ограды, но и уходить, не выяснив, что произошло на заставе, было немыслимо.

Но когда готовят ловушку, то флаги не снимают…

Нельзя сказать, что мы бежали вверх. Просто поднялись быстрее, чем обычно. Нас никто не окликал, никто не стрелял, и выглядела застава вполне мирно. За исключением спущенного флага и открытых настежь ворот.

– Плохо, – озвучил я вертевшуюся на языке банальность. Флаг, допустим, Ведьма могла снять «на постирать». Она это делала пару раз в год. Но ворота никто открытыми бы не оставил.

Держа автомат наизготовку и чувствуя себя героем боевика (увы, не главным героем, которому смерть не грозит), я заглянул во двор.

И окончательно убедился, что застава разгромлена. Наполовину высунувшись из собачьей будки, мирно положив голову на лапы, лежал наш приблудный пограничный пес, которого Старик почему-то звал «Алым», Дед – «Шариком», а Ведьма – «Заразой». Крошечная лужица крови была почти не видна на темной земле, ее выдавали лишь возбужденно жужжащие мухи. Почему-то это меня потрясло. Пес жил на заставе лет пять, громко лаял на любого гостя, но никогда не пытался никого укусить и по бойцовским качествам был не страшнее болонки. Пристрелили его видимо просто так, на всякий случай.

– Убью, – вдруг четко сказал Хмель. Я вспомнил, что он чаще всех нас кормил несчастную псину, подходил потрепать ей загривок и выгуливал на холме. Наверное, на Земле у Хмеля тоже есть собака? Хотя какая собака у человека, полжизни проводящего в ином мире? Была когда-то, это вероятнее…

Пригибаясь, чтобы меня не было видно из окон, хотя я уже и не ожидал никого здесь встретить, я добежал до дверей здания. Они были аккуратно прикрыты, а вместо замка запечатаны веревочкой с сургучной печатью. Я мельком глянул на оттиск, прежде чем сорвать шпагат, – как я и думал, это была печать Министерства иных миров, похожая на ромашку, как ее рисуют дети.

В доме все было совершенно нормально. Мебель не перевернута, ящики в шкафах не открыты, никаких следов борьбы. Даже дверка в кладовку, гордо именовавшуюся «оружейной», где хранился всякий теоретически стреляющий, но никому не нужный хлам, была заперта на замок. Хмель кинулся наверх, держа наперевес свой «Фал», через минуту вернулся и развел руками.

– Может, никого не было? – предположил я. – Может, наших далеко выкинуло и мы их опередили? Или они побыли на заставе недолго и ушли, а уже потом приперлись местные? Собаку убили, в дом заглянули, опечатали и ушли…

Хмель с сомнением посмотрел на меня.

Да, как-то это не складывалось. Если уж вопреки обещаниям «дать нам неделю» власти Клондала решили нас арестовать и выдать штабу – то почему удовлетворились четырьмя пограничниками? А если никого здесь не застали – с какой стати не организовали засаду, чтобы брать всех приходящих тепленькими?