Дмитрий Силлов - Кровь охотника Страница 19

Рефлекторно я сомкнул пальцы на фигурной ножке сосуда.

— Пей, а то сдохнешь прямо здесь! Регенерация не пойдет, руку отрезать придется, а у меня здесь не реанимация…

Что именно «не пойдет» и что кому придется отрезать, я уже не соображал. Да и вряд ли я самостоятельно поднес край вазы к губам — самому мне такой подвиг в моем теперешнем состоянии было не осилить. Наверно, это полудевушка-полуволчица из моего бреда запрокинула мне голову и влила в глотку густую солоноватую жидкость со специфическим запахом, который ни с чем не спутаешь…

Мне показалось, что я глотнул спирта. Или нет — расплавленного олова. Очень вкусного олова, мгновенно заполнившего мой желудок, артерии, вены, самые мельчайшие сосуды, проникнувшего в кости, в ногти, в волосы, в мозг…

Словно со стороны, я видел, как колотится на кресле мое тело, будто мне в затылок воткнули силовой кабель. И как девчонка, поставив на пол пустую вазу с черно-вишневыми потеками на стенках, подходит к стене, снимает с нее шкуросъемный нож с крюком на обухе, возвращается ко мне и ловким движением вспарывает вдоль от плеча до кисти левый рукав моей куртки… вместе с кожей. Словно невидимую «молнию» ножом расстегнула. Материя и плоть распались одновременно, открыв сильно пожеванное подрагивающее мясо с обрывками сухожилий.

Я хотел заорать, но проглоченная жидкость не давала мне вдохнуть, перекрыв легкие. Я хрипел, пытался извиваться — но невидимый электрик уже выдернул кабель из моей головы и сейчас когда-то принадлежавшее мне израненное тело безвольно валялось в старинном кресле, словно манекен в грязном и разорванном камуфляже, раскуроченный вандалами и зачем-то брошенный на нереально дорогую мебель.

А тем временем девчонка, ловко орудуя пальчиками в ране, просто соединяла между собой белые сухожилия и красные мышечные волокна — и те срастались прямо на глазах, шевелясь при этом, словно живые фрагменты чужеродного тела, не имеющего ничего общего с человеческим.

Эту картину я наблюдал в знакомом состоянии, словно вися в воздухе под шикарной бронзовой люстрой. Даже мысль пришла — не задеть бы многочисленные хрустальные висюльки, которыми был в изобилии украшен потемневший от времени осветительный прибор. Но отвлекаться на люстру не хотелось. Гораздо интереснее было смотреть, как девушка, закончив возиться с моей рукой, вдруг быстро скинула с себя одежду. Но наслаждаться обворожительной наготой молодого тела моему призраку, болтающемуся под потолком, было суждено недолго.

На этот раз трансформация заняла меньше минуты. То ли, превращаясь в чудовище, Мангуст специально тормозил процесс, стремясь произвести на меня максимальное впечатление, то ли просто полученные от меня травмы сказались, но сейчас секундная стрелка на каминных часах не успела обежать полный круг до того, как на месте девушки появилась грациозная белая волчица.

Я еще во время боя с Мангустом обратил внимание на странное и пугающее сочетание в действиях оборотня динамики человеческих движений и стремительной звериной пластики. Вот и сейчас девушка- волчица одним движением поднялась на задние лапы и стремительно переместилась к лежащему на диване телу Мангуста. Наверно, только вот так — грациозно, быстро, странно и страшно мог двигаться человек, умеющий превращать свое тело в волчье.

Не иначе благодаря виденным мной ранее поглаживаниям и заговорам девчонки, раны моего недавнего врага перестали кровоточить, но еще оставались разверстыми дырами в плече, груди и шее. Которые девушка-оборотень, склонившись, принялась осторожно зализывать по-волчьи длинным розовым языком.

А мне стало завидно. Я тоже хотел, чтобы мои раны обрабатывала таким вот зверячьим способом белая волчица из моего вчерашнего сна. И еще я хотел бегать с ней рядом ночью, выть на полную луну и гонять в лесу дичь, о наличии которой предупреждали дорожные знаки на подъезде к коттеджному поселку. И вправду — на кой нужны заповедники на территории Москвы и области, если нормальный оборотень не имеет права в них поохотиться?

Раны Мангуста затягивались на глазах, и одновременно на его пергаментных щеках проступил легкий румянец. И тогда волчица резким движением пасти коснулась своей лапы, после чего положила ее на подлокотник дивана у головы раненого.

Вот это уже ни шло ни в какие ворота. Из надорванной вены девушки-оборотня на лицо Мангуста капала кровь. А она двумя длинными когтями другой лапы осторожно раздвигала ему губы — чтоб, значит, в него влезло побольше.

От этой картины мне стало совсем худо. Не бывает, чтобы вот так, одновременно с человечьей и животной нежностью ухаживали за раненым, который абсолютно девушке безразличен. Хотя чему удивляться, если они в одном доме живут и оба оборотни?

Но еще хуже стало мне, когда она, закончив поить Мангуста своей кровью, подошла к моему телу и встала над ним, недобро глядя на распростертый перед ней полутруп несвойственными животному синими глазищами. С кончика ее языка, чуть высунутого меж передних зубов, сорвалось несколько капель прозрачной слюны и упало на мою распоротую руку. Мне показалось, что сейчас она вонзит эти белые зубы в мою беспомощную плоть.

Лучше бы вонзила… По крайней мере тогда мне так хотелось. Потому как, согласитесь, обидно, когда понравившаяся тебе девушка вдруг одним движением руки, то есть лапы растирает по тебе свою слюну. Словно плевок размазала.

Тем не менее надо отдать должное — ее слюна была целебной. Просто фантастически целебной! Оказалось достаточно одного синхронного движения обеих лап — и невидимая «молния» на моей распоротой руке сошлась, соединив два куска распавшейся плоти и выдавив наружу уродливый розовый шрам. А потом она плюнула на мою раненую ногу…

Все это я наблюдал словно в видоискатель стремительно наезжающей камеры… Где-то я читал, что человек, умирая, видит свое тело как бы со стороны, даже кино какое-то было голливудское на эту тему, с полетами под потолком и прохождением сквозь стены. По собственному опыту я знал, что то же самое иногда случается в настоящем, реальном бою, когда твоё «я» покидает тело, бьющееся с врагом на рефлексах и на пределе человеческих сил. Такое уже было со мной не далее как вчера. И длилось мгновение-два, не более. Не то что сейчас… Но, видимо, если тебе повезло и ты не сдох от кровопотери, то тренированной душе-путешественнице ничто не мешает вернуться обратно…

Я открыл глаза — и, ничего не видя перед собой, кроме кровавой пелены перед глазами, застонал от жуткой боли во всем теле. Особенно — в изуродованных конечностях.

Еще немного — и я бы, возможно, снова потерял сознание, отправившись на обжитое место под люстрой.

Но отключиться мне не дали.

Щеку ожгла пощечина. Потом удар пришелся по другой щеке. Ну прям библейская ситуация. Но я далеко не святой и не люблю, когда меня хлещут по морде. И эта нелюбовь к неуважению меня любимого пересилила настойчивое желание организма еще немного полетать под потолком. Я дернулся вперед, прорываясь сквозь черно-багровую пелену, висящую перед глазами… но новая волна боли, заполнившей все тело, скрючила меня на кресле.

— Не так быстро, хомо.

Холодный, равнодушный голос, прозвучавший над моей головой, помог мне вернуться в реальность. Будто холодным душем сверху окатило.

«Это она! А я тут корячусь как дух, схвативший под дых от дембеля!»

Да, вот именно такие мысли порой помогают нашему брату пересилить даже самую запредельную боль. Опять-таки, основной инстинкт, переть против которого все равно, что воевать деревянным ножом Папы Джумбо с танком Т-90. Бесполезно, одним словом.

Ну что ж, если «не так быстро», стало быть, будем приходить в себя медленно и печально.

Злость, кстати, тоже хороший фактор для того, чтобы быстро прийти в себя. Я расслабился в кресле и мысленно отключил боль, представив ее некой полужидкой субстанцией, вытекающей из меня по венам через стопы и впитывающейся в ковер на полу. Если хорошо все это представить, помогает реально. Можно, конечно, еще хорошо, до крови куснуть себя за нижнюю губу, замещая глобальную боль более свежей. Плюс вкус крови помогает прийти в себя.

В общем, совместил я оба метода. Помогло.

Когда я вновь открыл глаза, красная пелена перед глазами пропала и боль во всем теле стала тупой и тяжеловесной, будто мне в артерии закачали несколько литров расплавленного свинца. Тяжко, погано, но в общем-то терпимо.

Она стояла рядом и смотрела на меня… с интересом. Да-да, именно так, как смотрит девушка на мужчину, который вызвал в ней вполне определенные желания. Высокая грудь вздымается в такт дыханию, в глазах плещется тот самый основной инстинкт, пальчики нервно теребят золотую цепочку кулона, удобно устроившегося в восхитительной ложбинке на груди…

Естественно, я приободрился. Когда такая девчонка смотрит на тебя таким взглядом, о каких недомоганиях может идти речь? Но здравый смысл, невзирая на стремительное повышение гормонального фона, настойчиво скребся где-то внутри моей головы о черепную коробку. Неужели мне все это привиделось в бреду? Волчица, полеты под потолком, кровь из вазы? Да и потом, если объективно, не настолько уж я Ален Делон со своей покоцанной рожей, чтобы вот так возбуждаться при взгляде на мою персону, развалившуюся в кресле. Даже если ей нравятся побитые фейсы с надкусанными губами…