Александр Бауров - Сумерки Эрафии Страница 19

Стоило ему закрыть глаза, как видения прошлого и будущего разворачивались перед его затуманенным разумом. И если будущее имело разные течения и далеко не все его сны были пророческими, то прошлое всегда представало одним и тем же в своей непоколебимой жестокости.

Судный день, когда к нему обратились послы Авлии с требованием наказать виновников истребления священной для эльфов рощи на границе Авлии и Эрафии. Одутловатые серые лица Высших церковных иерархов, указывавших на то, что наказать виновных, а ими оказались представители ордена и какой-то засечный рыцарь, вассал семьи Рейнхардов, значит предать истинную веру. Шепот купцов при дворе, уже давно надеявшихся силой изменить положение в торговле страны. Их недовольство прикрывало нежелание честно конкурировать с открытой и могучей Торговой федерацией Авлии.

Множеству заинтересованных лиц как по эту, так и по ту сторону границы нужен был лишь повод для начала конфликта. И тогдашний его отказ послужил причиной ужасных событий. Эльфийские послы, оскорбившись, покинули Энроф, заявив, что Совет Правды сам накажет виновных. Подробности первых инцидентов только начинали всплывать. Выяснилось, что рыцари и храмовники каким-то образом убили старого друида, настоятеля священной для эльфов рощи. Как простые монахи, не умеющие силой мысли и спички зажечь, смогли убить старого опытного друида — члена Совета Правды — оставалось загадкой, но времени на расследование уже не было.

Через несколько дней после отъезда послов налет золотых драконов нанес серьезные разрушения рыцарскому замку и монастырю ордена, находившемуся в нескольких милях от Асвиля. Генералы простаивающих в бездействии армий, члены королевского совета, алчные купцы и руководители церкви в один голос требовали одного — объявления войны стране эльфов. В своих силах тогда никто из энрофской знати не сомневался, армия людей по численности в десять раз превосходила эльфийскую. Воззвания к мудрости Арагона не были услышаны вовремя. Когда первый Белый маг наконец посетил Энроф, война уже объяла все северные провинции страны.

Потоки беженцев, охваченные огнем города, рыцари, покончившие с собой от стыда перед королевским советом, — все это стало расплатой за его поспешность в одном решении.

Шесть месяцев сопротивление людей, изощренная арагонская дипломатия и даже угрозы Белых не могли унять пыл разъяренных эльфов.

Он проводил свои дни в молитвах и отчаянии. Однажды к нему в залу пришли двое седобородых старцев и показали видение о капитуляции авлийских войск, находившихся в двадцати милях от столицы Эрафии. А вечером он снял с головы золотую корону с дубовыми листьями и больше ни разу в жизни не надел ее…

В дверь постучали. Видения прошлого, очередной раз до боли сжав сердце, оставили его.

— Это я, архиепископ Лоинс!

Голос, которого долго ждал сосредоточенный, задумчивый монах. Новый стук. Монах утер глаза, будто прогоняя навязчивый морок.

— Нам пора! — еще раз напомнил снаружи гость, и наконец, покончив с нерешительностью, бывший король открыл дверь. Перед ним был узкий коридор, идущий меж келий по направлению к висячему мосту, соединяющему между собой башни внутреннего замка.

Архиепископ вытер пот со лба. Утро только началось, а жара уже стояла порядочная.

— Катберт, ну сколько вас можно ждать? — спросил Лоинс, косо посмотрев на высокородного затворника.

В первые годы затворничества хозяин крепости не мог и думать говорить с Грифонхатом в таком тоне. Но зимы сменяли лета, и со временем настоятельное требование Катберта относиться к себе на равных брало верх. Теперь им предстояла опасная авантюра. Только что вернувшийся из Харлхорста архиепископ хорошо помнил слова вице-канцлера Рууда о доверии бывшему монарху. Катберт молчал и сам рассматривал лицо Лоинса. В нем читались нерешительность и страх. Что ж, так хочет Велес! Старший брат короля Эдрика вздохнул и решительно двинулся по направлению к лестнице.

— Надеюсь, экипаж и охрана готовы?

— Пришлось взять меньше людей, чем ожидалось, но в Энрофе нас должны ждать мощные подкрепления, — ответил Лоинс, уже спеша вниз по лестнице, ведшей во внутренний двор.

«Коляска и восемь всадников, очень хорошо», — подумал Катберт и чуть прикрыл глаза, подставляя лицо ласковым лучам светила. На небе не было ни облачка. Ворота остались позади, и кортеж двинулся на север от монастырских стен. Катберт вытащил из небольшого вещевого мешочка тяжелый манускрипт священного писания с обложкой, кованной золотом и серебром. Лоинс, сидевший напротив, не заметил, как старший брат короля Эдрика проверил крепление под рясой складного кинжала. Они ехали довольно быстро, за окном мелькали поля и все теснее жмущиеся друг к другу домишки. Постепенно они перерастали в дома, а те становились массивными и каменными.

Они миновали крупное предместье Энрофа — город Тарринсом. Спустя полчаса возок со стражниками выехал на широкую южную дорогу, и они понеслись еще быстрей. Тракт был почти свободен от людей. Зато здесь чаще встречались военные разъезды. Еще в Тарринсоме Катберт понял, что все пока идет как надо. Условный знак — большое эрафийское знамя, которое вывешивают только по крупным праздникам, развевалось, ниспадая с балкона городской ратуши чуть не до самой земли. Волнующийся Лоинс не заметил этой бросающейся в глаза несуразности. Наконец из-за поворота показалась широкая синяя лента — тело Прады, крупнейшей реки Эрафии, и сверкающие своей напускной чистотой огромные стены Энрофа.

Три переброшенных через реку моста уходили в ремесленную правобережную часть, уже не огороженную древними и могучими стенами. Большой конный отряд собирался у ворот последнего маленького села, примостившегося на краю дубовой рощи. Заметив всадников, Лоинс обрадованно указал на них Катберту:

— Смотрите, наши люди! — Он высунулся из кареты.

— Скачите вперед, передайте, пусть едут в Энроф, у нас все отлично! — крикнул своим воинам архиепископ.

«Сейчас и начнется», — подумал Катберт, он деловито открыл священное писание и погрузился в древние письмена, исподлобья поглядывая на Лоинса. Двое монахов, ехавших впереди, всадили шпоры и погнали лошадей навстречу конным королевским гвардейцам, столпившимся на обочине дороги.

Приблизившись к окну, Катберт увидел поднимавшихся от реки крестьян. Вдоль берега были выложены большие круглобокие стога, и вся эта пасторальная картина казалась такой шаткой декорацией, что ему стало страшно, кровь прилила к лицу и схлынула. Нет, он сможет.

— Ты чем-то обеспокоен?

— По-моему, здесь что-то не так! Посмотри, вон те крестьяне, что вдоль дороги идут, как их много, похоже, окружают нас! Ты уверен, что Инхам Ростерд не подстроил нам ловушку?

Лоинс глянул в окно, и в этот момент его высочество изо всех сил врезал ему по черепу массивным томом, озаглавленным «Письмо к страждущим с пояснениями». Архиепископ охнул и упал на дно повозки. Катберт скинул тяжелую рясу, под которой был прочный и легкий кожаный панцирь. Он вытащил кинжал и, отворив дверь, на скаку стал кричать на возницу, превозмогая силу налетевшего ветра. Тот сначала не понял, в чем дело, потом заметил, что проехавшие вперед монахи, вместо того чтобы отослать гвардейцев в Энроф, вступили в бой с ними, а часть всадников движется прямо на него.

Видя, что возница не отвечает, Катберт прыгнул и повис на козлах. «Откуда взялся этот мужик?» — поразился монах, не узнавая бывшего монарха. Продолжая нахлестывать лошадей, возница попытался спихнуть нападающего. Катберт перехватил его ногу и резким движением сдернул с козел. «Не так уж я и ослабел на монастырском пайке», — подумал он, когда возница кубарем полетел вперед под колеса кареты. Передние, посланные в разведку всадники погибли, остальные монахи-воины пытались приблизиться к возку, чтобы спасти Лоинса. Катберт заметил это и двинул повозку прямо к реке.

Пролетая мимо высокого стога сена, возок задел его. У кареты оторвало дверку, посыпалось битое стекло… Монахи-воины были уже близко, эрафийская гвардия чуть отставала. Тут из-за двух стогов высыпали полтора десятка стрелков. Быстро перестроившись, они обрушили стальной душ арбалетных болтов на приближающихся воинов ордена. Двое упали в седлах, утыканные, как ежи. Под одним пала лошадь, но трое всадников проскочили и приближались к карете архиепископа. У самой реки берег неожиданно круто пошел вниз и окончился резким обрывом. Лошадей занесло, падая, они начали вываливаться из упряжи. Наконец под яростное ржание, треск ломавшихся осей и колес карета перелетела обрыв и с грохотом рухнула в воду, подняв целую гору брызг.

В последний момент Катберт спрыгнул с козел, но зацепился за угол несущейся на огромной скорости кареты. Всплыв, он отплевывался, фыркал и протирал глаза. Все же такие молодецкие дела были уже не для него. Тело отказывалось слушаться, болело и ныло. Заготовленный кинжал куда-то подевался. Рядом фыркали запутавшиеся в сбруе лошади, наконец одна за одной они вырвались из ловушки спутавшихся ремней и, с яростным храпом, понеслись вдоль берега, ища возможности подняться наверх.