Алексей Оверчук - Блуждающие огни Страница 2

Но я уже ступил на эскалатор и не ответил. Только покрепче прижал платок к лицу.

А вообще капитан ошибался. Бандиты не простили мне своего пленения.

Глава 2

К одному моему приятелю Судьба всегда приходит по утрам в облике соседа по лестничной площадке: в драных трениках с отвислыми коленками, в сандалиях на босу ногу и с полной авоськой пива.

Приятель встречал Судьбу героически. Он уничтожал принесенное пиво вместе с соседом и потом с ним же отмечал свою победу над Судьбой распитием водки. Жутким утренним похмельем приятель клялся себе, что больше воевать с Судьбой не станет и устроится на работу. Но всякий раз Судьба бросала ему новый вызов. Вздыхая, мой приятель снова кидался в бой.

Вообще Судьба принимает множество всяких обличий. Кому как, а мне она предпочитает звонить по телефону. Причем, как правило, голосом начальника.

В тот же вечер душного до тошноты московского июля я лежал на диване в своей квартире и размышлял: чем бы таким полезным заполнить остаток субботы?

Высокодуховное желание написать какой-нибудь потрясающий рассказ (да такой, чтобы у всех зубы ломило от зависти) боролось во мне с низменным желанием холодного пива (да такого, чтобы зубы ломило от холода).

Я перевернулся на бок. Борьба желаний вспыхнула с новой силой. В таком положении надо быстро решать, куда вставать: к двери — за пивом или к столу — за ручкой и бумагой.

Щекотливая и теплая капля пота сползла с виска на нос.

Холодное пиво безжалостно побороло тягу к искусству, и я рванул на улицу.

Через полчаса я снова лежал на диване. Причем одной рукой прижимал холодную бутылку к разбитому лицу, а другой рукой давал себе прихлебывать из второй, уже открытой бутылки. Где-то в глубине души жалобно попискивала забытая идея рассказа.

Летний сумрак уже крался на мягких лапках по улице 1-я Дубровская, где я живу. Угомонились за стеной горластые соседки, и слышно было, как за окном издох последний автомобиль. Москва уехала на дачу играть в бадминтон, шлепать по траве во «вьетнамках» и стучать костями домино в летнем саду.

Один я, как дурак, лежу тут на своем диване и слушаю горячее дыхание асфальта.

И тут позвонила Судьба.

— Алё? — сказал я ей томным голосом.

— Ты где шляешься? — резанула Судьба грубым голосом моего редактора Ивана Тимофеевича Павлова.

— Хожу тут неподалеку, — признался я.

— Ходит он! Я тебе полчаса уже названиваю!

— Примерно столько я и гулял.

— Тюремные у тебя привычки какие-то, по полчаса на прогулку…

Я раскрыл было рот, чтобы оправдать свои привычки, и даже успел сказать нечто вроде: «уэ-э», но редактор меня прервал:

— Слышал, ты уже провалил мою гениальную идею с предпринимательством?

— Бандиты, Иван Тимофеевич. Это они во всем виноваты.

— Знаешь, иногда мне кажется, что если бы я послал тебя на экватор понаблюдать за восходом солнца, ты нашел бы тысячи причин, объясняя мне, почему солнце там не встало. Понимаешь, о чем я?

Мне оставалось только вздохнуть в трубку.

— Ты знаешь, что в Таджикистане начисто раздолбали нашу погранзаставу? — спросил строго Иван Тимофеевич.

— А вот этого я точно не делал, — сказал я на всякий случай.

— Собирайся и дуй в редакцию, — веско приказал Павлов. — Летишь в Таджикистан, на эту заставу. Летишь сегодня. Мне нужен репортаж.

Он даже не стал ждать, когда я с ним вежливо попрощаюсь, и бросил трубку.

Хотя чего прощаться? Через сорок минут опять здоровкаться.

Я вздохнул, засунул пиво в холодильник и поплелся к метро.

Редактора отдела политики Ивана Тимофеевича Павлова многие называют стреляным воробьем, которого на мякине не проведешь. Я с этим мнением не согласен. В Павлова никогда не стреляли. Вместо себя он предпочитал посылать под пули кого-нибудь из подчиненных. Да и то исключительно тех, кого, по его мнению, не жалко. С «мякиной» и того проще. Иван Тимофеевич питается исключительно деликатесами.

— Вот деньги, — редактор протянул мне через стол бумажный пакет. — Самолет через четыре часа. Билеты заказаны. К сожалению, кроме тебя, больше никого не могу туда послать.

— Спасибо за доверие, — промямлил я.

— Все корреспонденты разъехались, — игнорируя мое «спасибо», продолжил Павлов и заглянул в график. — Смирнов улетел в Канны на фестиваль, Турбин в Париже на открытии выставки Дали, Алексашенко навещает русскоязычную диаспору в Калифорнии… М-да.

— Вам действительно приходится делать чертовски трудный выбор, — заметил я. — А может быть, сможет поехать…

— Не сможет, — оборвал редактор и уставился в монитор своего компьютера.

Чего он там разглядывает? Голых баб, что ли?

— Статью пишу, — неожиданно пояснил Павлов.

Я посмотрел удивленно.

— Леша, у тебя все твои мысли на роже написаны красным фломастером. Кстати, кто разрисовал твою рожу синяками?

— Это все из-за вашего задания. Сказал же уже, бандиты отделали.

— Совсем не удивлен. Ты никогда не умел разговаривать с людьми… Кстати, в Таджикистан полетишь вместе с Колчиным. Вы ведь вроде друзья?

Словно ожидая за дверью, пока назовут его фамилию, в кабинет просочился Сашка. На всякий случай мы с ним сдержанно поздоровались, как незнакомые люди. Колчин уставился на мое лицо, но промолчал.

— У меня просьба к обоим, — Павлов оглядел нас, точно святая инквизиция чертей. — Не нажираться, баб не щупать, драки не устраивать. Все-таки за границу едете.

Мы неопределенно хмыкнули.

Редактор меленько вздохнул и уставился в монитор, словно диктор в суфлер, ожидая увидеть там новую порцию наставлений для корреспондентов.

Через минуту Павлов оторвался от экрана:

— Вы еще здесь? А я-то думаю, кто это так тяжело сопит в кабинете?

Мы кивнули на прощание и вышли.

Получать зарплату — всегда приятно. Получать командировочные приятно вдвойне. Сразу начинаешь прикидывать, что бы такого купить себе в личное пользование на память о командировке. Некоторые тратятся на новый компьютер, другие — на золотые часы или модную одежду. Бывают и такие, что дарят женам драгоценности в качестве компенсации за свое отсутствие.

Но нам с Колчиным пришлось изрядно помучиться. Тратить деньги на приятную чепуху не хотелось. Они могут понадобиться на войне. Тут же появилась другая проблема: а какие вещи жизненно необходимы в зоне боев? Фонарик, фляга, пара запасных штанов и рубах — это понятно. Но что еще? Все-таки наша первая командировка на войну, и мы даже отдаленно не можем себе представить, с чем придется столкнуться.

На гражданке я усвоил одно железное правило — следить за тремя вещами: деньги, ключи, документы. Все остальное — по необходимости. В книжках читал, что на войне приоритеты меняются. Три главные вещи там — это оружие, патроны и вода. Почему вода? Потому что боец может обходиться без пищи неделями. Без воды — всего пару-тройку суток. Про патроны и говорить нечего. Нет патронов — рой себе могилку.

Погранцы как-то рассказывали, что суточный рацион моджахедов в горах состоит из фляги воды и лепешки хлеба. А если им дать еще и крохотную шоколадку, то они могут умереть от счастья. Поэтому моджахедов никто не балует и шоколадок не дает. Чтоб не умерли.

В общем, человек может воевать в драных лаптях и телогрейке. Жрать траву и обгладывать кору с деревьев. Но он не может воевать без оружия, патронов и воды. Но все эти советы хороши для военных. А что делать гражданским?

Сколько ни морщили мы репу, ничего путного в голову не приходило.

* * *

Мы идем с Колчиным по улице 1905 года, и ночь, одетая в гирлянды придорожных фонарей, машет нам прощально разлапистыми ветками из темного сквера. Горожане, россияне и незаконные мигранты всех возрастов и размеров облепили вестибюль метро, памятник революционерам, просто кучкуются на площади и тянут прохладное пиво. Даже не верится, что где-то есть люди, которые собираются вместе только для того, чтобы незлобно пострелять друг в друга. Потыкать ножичком в жаркой рукопашной. И никому из них даже в голову не приходит, что пить пиво — это намного приятнее. Бедняжки.

— Предлагаю взять водки, — сказал Сашка.

Я расхохотался.

— Ты чего?

— Сань, представь себе: военные собираются на войну, и один из них говорит: «Предлагаю взять с собой оружие и патроны». Это же самоочевидные вещи!

— Да ладно тебе! — отмахнулся Колчин.

Повинуясь его жесту, рядом затормозил голодный до денег таксомотор.

— Вот и карета! — сказал я, усаживаясь на переднее сиденье.

— Куда едем? — спросил таксист.

— На войну, — махнул я рукой вперед.

Брови таксиста выросли домиком.

— В смысле в аэропорт Домодедово, — уточнил Сашка.

Машина мягко взяла с места.

— Что, правда на войну едете? — поинтересовался шофер после минутного молчания.

— Да, а что?