Бен Бова - Колония Страница 2

— Что это? — спросила она, дыхание ее почти вернулось к норме.

Приятное лицо Дэвида на мгновение наморщилось.

— Гм-м… — Он щелкнул языком, уставясь на цветы.

Ничего себе сошник, подумала Эвелин. Берет меня на королевскую экскурсию и даже не знает…

— Это мутированная разновидность обычной гортензии, — ответил Дэвид странно склонив голову на бок, словно слушая что-то, когда говорил. — Макрофила мэрфиенсис. У одного из самых первых генетиков колонии было хобби садоводство, и он попытался вывести новый вид декоративных цветов, которые бы не только давали эффектные новые краски, но и были бы также самоопыляющимися. Он добился чересчур больших успехов, и более трех лет его модифицированные кусты гортензий угрожали захватить много обрабатываемой земли колонии. С помощью специальной бригады биохимиков и молекулярных биологов мутированный кустарник загнали в пределы высотных земель в противоположных концах главного цилиндра колонии.

Зачитывает словно чертов робот, подумала Эвелин.

Дэвид улыбнулся ей и добавил более нормальным тоном.

— Садовода-любителя звали, кстати, не Мэрфи. Он отказался допустить отождествления новой разновидности со своей фамилией, и поэтому д-р Кобб назвал растение в честь закона Мэрфи.

— Закона Мэрфи?

— Разве вам никто не объяснял закона Мэрфи? «Если что-нибудь может выйти наперекосяк, то обязательно так и выйдет». Таков закон Мэрфи. — И добавил более серьезным тоном. — Здесь это первое и самое важное правило жизни. Если вы собираетесь здесь обосноваться, помните закон Мэрфи. Он может спасти вам жизнь.

— Если я собираюсь здесь обосноваться? — повторила словно эхо Эвелин. — Разве на этот счет имеются какие-то сомнения? Я хочу сказать, меня ведь приняли для постоянного проживания не так ли?

— Разумеется, — ответил Дэвид, выглядя невинно удивленным. — Это просто форма речи.

Но Эвелин гадала. Как много он на самом деле знает?

Они пошли дальше, а эффектно расцвеченные цветы огораживали тропу со всех сторон. Цветы не испускали сильных запахов, но Эвелин обеспокоило что-то еще… Что-то недостающее.

— Нет никаких насекомых!

— Что? — переспросил Дэвид.

— Тут не жужжит никаких насекомых.

— Здесь, наверху, — согласился Дэвид, — их не очень много. На сельскохозяйственных угодьях у нас конечно есть пчелы и тому подобные. Но мы очень старались не допустить в колонию никаких паразитов. Мух, москитов… разносчиков болезней. В земле, по которой мы ходим, конечно же есть земляные черви, жуки и все прочее, что нужно для того, чтоб почва оставалась живой. Это в начале было одной из самых больших проблем колонии. Чтобы сделать почву плодородной, требуется уйма живых существ. Нельзя просто зачерпнуть грязи с Луны и раскидать ее по колонии. Она бесплодна, стерильна.

— Сколько вы здесь жили? — спросила Эвелин.

— Всю жизнь, — ответил Дэвид.

— В самом деле? Вы здесь родились?

— Я жил здесь всю жизнь, — повторил он.

По спине Эвелин пробежала дрожь. Он тот самый!

— И вас поставили работать в штате О.О.?

— О.О.? Что это такое?

Она недоуменно моргнула.

— Отношения с общественностью. Неужели вы даже не знаете…

— Ах, это! — усмехнулся он. — Я не состою в штате отдела отношений с общественностью. У нас даже нет такого отдела, если не считать самого доктора Кобба.

— Значит, вы просто все время служите гидом для новоприбывших?

— Нет. Я прогнозист… или пытаюсь им быть.

— Прогнозист? А что такое, во имя всего святого…

Но ее вопрос унесло ветром, когда они вышли из-за последнего поворота и она увидела расстилающуюся панораму. Они стояли недалеко от края высокого холма. На такой высоте полагалось бы дуть ветерку, но если он и задувал, то Эвелин его не чувствовала. Ограждавшие их тропу кусты остались теперь позади, и она смогла увидеть перед собой всю колонию.

«Остров номер 1».

С гребня холма Эвелин видела протянувшуюся перед ней плодородную зеленую страну, длинные полосы поросших лесом холмов, плотно петляющие ручьи, травянистые прогалины, небольшие лесочки, разбросанные здания, сверкающие на солнце голубые озера. Она испытывала такое чувство, словно падает, увлекаемая вниз широкой открытой панорамой зелени, уходящей все дальше, пока самая дальняя даль не терялась в мареве.

Она видела скопление шпилей деревни и белые паруса лодок, скользящих по глади одного из озер побольше. Здесь через реку изящно пролегал мост, там набор прозрачных «крыльев» легко планировал в прозрачном чистом воздухе. В окутанной голубым маревом дали виднелись аккуратные ряды обрабатываемых сельскохозяйственных угодий.

Она знала, что «Остров номер 1» был огромным цилиндром, висящим в космосе. Она знала, что стоит внутри длинной, широкой, сделанной человеком трубы. В голове у нее проносились цифры из наставлений по части основных сведений. Длина колонии двадцать километров, ширина четыре, она совершала один оборот каждые несколько минут для поддержания внутри цилиндра искусственной гравитации и придания всему ощущения землеподобности. Но цифры ничего не значили. Она была все-таки слишком большой, слишком открытой, слишком просторной. Это был мир, и богатый. Зеленая страна красоты и покоя, отрицавшая все попытки измерить и определить ее.

Целый мир! Зеленый, открытый, чистый — сияющий надеждой и простором для прогулок, для дыхания, для игры и смеха. Такой, каким были Корнуолл и Девоншир до того, как серые щупальца мегаполиса поглотили все зеленые холмы.

Эвелин почувствовала что дрожит. Тут нет никакого горизонта! Земля загибалась вверх. Она тянулась ввысь, головокружительно уносясь все выше и выше. Эвелин подняла голову и увидела сквозь голубоватое, испещренное облаками небо, что над ней, прямо у нее над головой, находится другая земля. Внутренний мир. Она зашаталась.

По открытой зеленой стране протянулись длинные сверкающие полосы яркого света. Солнечные окна тянулись по всей длине цилиндра колонии, укрепленные сталью стекла, пропускавшие солнечный свет отраженный огромными зеркалами снаружи гигантского трубчатого корпуса колонии.

Все это было слишком громадным для восприятия. Холмы, леса, фермы, деревни выгибались у нее над головой, затерянные в голубом мареве неба, кружились высоко над ней, описывая полный круг, зеленая земля, сияющее окно, снова зеленая земля…

Она почувствовала, как рука Дэвида обняла ее за плечи.

— У вас кружится голова. Я подумал, что вы можете упасть.

Эвелин слабо благодарно улыбнулась.

— Это… это довольно потрясающе, не правда ли?

Он кивнул и улыбнулся ей, и она вдруг снова рассердилась. Не для тебя! Тебя это не потрясает! Ты видишь это каждый день жизни своей. Тебе никогда не приходилось пробивать себе дорогу сквозь городскую очередь или надевать противогаз просто для того, чтобы пройти улицу живым…

— Что и говорить, зрелище это захватывающее, — говорил между тем Дэвид с таким же спокойствием, с каким диктор читает сводку погоды. — Никакие фотографии не могут подготовить к этому.

Она услышала свой смешок.

— Колумб! Колумба это свело бы с ума! Ему было достаточно трудно заставить людей поверить что земля круглая. Но если бы он увидел этот — этот мир — он вывернут наизнанку!

Дэвид со знанием дела подтвердил.

— У меня дома есть телескоп, если вы хотите действительно увидеть людей, стоящих вверх ногами, направив головы к вам.

— Нет, — быстро отказалась Эвелин. — Для этого я, думается, не готова.

Они стояли на краю крутого обрыва. Вокруг была сверхъестественная тишина. Не верещали птицы, не громыхали по ближайшему шоссе грузовики. Эвелин заставила себя опять посмотреть вверх и увидеть у себя над головой изогнутую землю, заставила себя принять тот факт, что стоит внутри сделанного человеком цилиндра больше двадцати миль длиной, в гигантской трубе, висящей в космосе в четверти миллиона миль от Земли, в ландшафтном, заполненном воздухом, скроенном раю, где проживала элита из немногих очень богатых людей — в то время как миллиарды жили, прозябая, на усталой, перенаселенной старой Земле.

— Хотите узнать еще какую-нибудь статистику о колонии? — спросил Дэвид. — Длина у нее всего-навсего такая же, как у острова Манхэттен, но поскольку мы можем использовать почти всю внутреннюю поверхность цилиндра, площадь у нас в действительности в четверо больше, чем у Манхэттена…

— И сотая доля его населения!

Если Дэвида и уязвила ее колкость, то он едва ли показал это.

— Одно из преимуществ жизни здесь — это низкая плотность населения в колонии, — ответил он ровным тоном. — Мы не хотим очутиться в том же удушающем положении, в котором оказались города Земли.

— А что вы знаете о городах Земли? — вызывающе спросила она.

— Полагаю, немногое, — пожал плечами он.