Владимир Контровский - Саракш: Кольцо ненависти Страница 2

Растревоженный муравейник, думал Максим, наблюдая, как по встрепанным улицам перебегают редкие (большинство людей попрятались по домам, ошеломленные невиданной силы ударом депрессии) прохожие. Пришел большой дядя, ткнул палкой, сломал купол муравейника, и что теперь делать муравьям? Прятаться (а вдруг большой дядя придет снова и на это раз не порушит, а подожжет муравейник?) или дружно восстанавливать свое жилище по старой привычной архитектуре? А в роли большого дяди — я, и чувствую я себя не очень уютно, особенно после того ушата холодной воды, который вылил на меня Странник. Стоит исчезнуть липкой паутине отупляющего излучения, доказывал я, и все они тут же все поймут, воспрянут, сметут застенки, порвут оковы и так далее. И что же мы видим в городе? Ликующих толп, потрясающих воздух криками «Свобода! Свобода!», не наблюдается, и вряд ли можно ожидать появления этих толп. Практика сильно отличается от теории, тем более от теории восторженно-романтической, имеющей с реальностью очень мало общего. Нет, не зря Странник обозвал меня дураком и сопляком — прав он был, ой как прав…

Подобные мысли не способствовали уверенности в себе и в своих силах, и Максим постарался их задавить. Ничего, не боги горшки обжигают, сказал он себе, главное — Центра больше нет, а люди — они еще просто не проснулись, не вышли из дремотного состояния, но они обязательно проснутся, и я им в этом помогу. А сейчас надо как можно быстрее сделать то, ради чего мы едем в город.

Бронированный транспортер с эмблемой Департамента специальных исследований с урчанием прокладывал себе дорогу — зачастую в буквальном смысле слова. Удар депрессионного поля оставил после себя хаос и мусор, в том числе множество брошенных автомобилей. Их приходилось то и дело объезжать, а иногда, поднатужившись, сдвигать с дороги к обочине — во многих случаях водителей разбитых и покалеченных машин и след простыл. Один из перекрестков оказался заблокирован опрокинувшимся автобусом, в который воткнулось еще несколько машин, и эту сюрреалистическую композицию из мятого металла и раскрошенного стекла пришлось объезжать по соседним улицам — для растаскивания такого завала понадобился бы бульдозер или мощный тягач. И, конечно, время, которое у Максима было в обрез.

Вепрь знал, где искать Мака Сима, и воспользовался своим знанием через полчаса после того, как Мак вернулся в институт. Тик Феску позвонил и сказал всего три слова «Нам нужно оружие», пояснив, куда это оружие требуется доставить. Мак сам вызвался взяться за это дело — дело было предельно конкретным, как раз таким, которое ему требовалось, и Сикорски, немного поколебавшись, согласился.

Дело оказалось рискованным. В отличие от гражданских лиц силы безопасности и легионеры не впали в растерянность, а быстро и слаженно взяли под контроль всю столицу. От задержания или от затяжной перестрелки с вполне предсказуемым исходом Максима и его группу спасла маркировка на борту транспортера — эмблему Департамента специальных исследований знали, и знали хорошо. Бронетранспортер, набитый ящиками с оружием и боеприпасами, трижды (и без всякого досмотра) миновал блок-посты, и Максим понял, что «институт» Странника являлся очень серьезной структурой, своего рода государством в государстве, что сотрудник Галактической безопасности Рудольф Сикорски за пять лет очень многое сумел сделать для спасения Саракша и что, не будь Странника, приключения Максима Каммерера на обитаемом острове, вероятнее всего, давно бы закончились.

До указанного места встречи они добрались без помех. Вепрь уже ждал, спокойный и невозмутимый, — как всегда. Такими же спокойными выглядели и его люди — немолодые, с жесткими лицами, и только по холодным взглядам Максим понял, что на самом деле эти люди представляют собой взведенные боевые пружины, готовые сработать в любую секунду.

— Спасибо, — просто и буднично сказал Вепрь, когда последний ящик был принят и унесен куда-то проходными дворами, — вы нам очень помогли, Мак. Сколько, по-вашему, должно еще пройти времени до наступления лучевого похмелья?

— Думаю… — начал Максим и не договорил: его прервало мяуканье коммуникатора.

— Мак, это Странник, — услышал он, нажав кнопку приема. — Где ты сейчас?

Максим объяснил, добавив, что оружие доставлено по назначению.

— Очень хорошо, — подвел итог Сикорски. — Тогда возвращайся, только осторожно.

— А что случилось? — спросил Максим, уловив в голосе Рудольфа что-то необычное.

— У нас тут визит вежливости непрошеных гостей. Департамент атакован. Думаю, мы с ними справимся, но ты постарайся разминуться с нашими визитерами, когда они поедут к себе домой после оказанного им теплого приема. Тут уже наш опознавательный знак тебе не поможет — наоборот, он привлечет к твоей машине нежелательное внимание.

— Я еду к вам, Рудольф! — выкрикнул Мак и отключился, не желая слушать очередные ценные указания, переходящие в нравоучения.

— Вам нужна помощь? — спокойно осведомился Вепрь. — Время у нас еще есть — мы не начнем активных действий, пока солдаты не утратят боеспособность, нас слишком мало. Арифметика — наука точная: десять стволов больше одного. А в нашем с вами случае — ваша группа плюс моя в сумме будут сильнее, чем любая из них поодиночке.

Максим не стал вдаваться в подробности прикладной математики — он молча кивнул.

Черный дым над комплексом института они заметили издалека, а вскоре услышали и треск частой пальбы, прерываемый тяжелыми вздохами взрывов. У стен Департамента (и за ними) шел настоящий бой, не хватало только дальнобойной артиллерии и танков высокой радиационной защиты. Максим передал управление машиной одному из «молодогвардейцев» Странника, а сам перелез в орудийную башенку и приник к визиру прицела спаренной автоматической пушки, ощущая нарастающую бойцовскую злость. И откуда это у меня, подумал он, память воинственных предков? Что по этому поводу говорит наука? Но вскоре ему стало не до отвлеченных рассуждений о природе генной памяти — по броне защелкали первые пули. Перед машиной встала стена ревущего пламени, транспортер дернулся и взвыл ушибленной собакой. Термический заряд, промелькнуло в сознании Мака, вот ведь пакость какая…

Массивные ворота Департамента были выбиты — похоже, направленным взрывом, — у догоравших остатков проходной, на ступеньках, лежал лицом вниз один из защитников, так и не выпустивший из рук автомат; рядом валялись двое в черных комбинезонах легионеров. Такие же черные тела виднелись вдоль всего основания стены, оказавшегося в поле зрения, — непрошеным гостям действительно оказали очень теплый прием.

Максим не знал, что Умник не смог бросить на Департамент всю охранную бригаду — личного авторитета господина бригадира Чачу хватило только на то, чтобы снять две роты с патрулирования улиц и послать их на штурм института. Остальные ротмистры продолжали выполнять никем не отмененный приказ командования, к тому же господам офицерам очень не хотелось связываться со Странником — с личностью загадочной, таинственной и даже, как поговаривали, всемогущей. Возможно, Чачу удалось бы их убедить, но на это требовалось время, которого у господина государственного прокурора уже не было. А двух рот Легиона и личных охранников Умника, как выяснилось уже в ходе атаки, оказалось недостаточно для осуществления авантюрного замысла загнанного в угол Прокурора.

Ничего этого Максим Каммерер не знал, зато он знал, что идет бой, в котором гибнут его товарищи и единомышленники, и что под угрозой дело, ради которого пролито столько крови и ради которого он, Максим, взорвал проклятье страны — Центр. И еще он знал, что в институте — Рада.

Прорваться во двор Департамента специальных исследований на броне не получилось — проем ворот загораживал сгоревший транспортер с едва различимым знаком Департамента юстиции на облизанном огнем борту. Тяжелая машина наполовину утонула в растопленном асфальте, как в трясине, и чем ее так приласкали, Мак не знал — похоже, его знания о саракшианской военной технике были далеко не полными.

Не дожидаясь команды и не спрашивая разрешения Максима, Вепрь с удивительной для однорукого ловкостью выскочил из заднего люка; за ним последовали его люди. И Мак понимал этих людей: они столько лет ждали возможности встретиться с врагами лицом к лицу, на равных, с оружием в руках, а не сидя на скамье подсудимых и не корчась от боли под лучевыми ударами, и теперь наконец-то получили такую возможность. Легионеров вне стен Департамента видно не было, но внутри каменной ограды стреляли, стреляли часто и безостановочно, и Максим махнул своим — вперед.

Бой уже затухал — Странник не ошибся, сказав Маку «думаю, мы с ними справимся». Яростные рукопашные схватки еще вспыхивали тут и там — в проходах между корпусами, на аллеях парка, у гаражей, — однако итог был уже ясен: легионеры проигрывали. Мак старался держать в фокусе всю картину боя, стараясь определить, где его появление будет нужнее всего, и мимоходом отметил, что «молодая гвардия» Странника не уступает по своей боевой подготовке — как стрелковой, так и рукопашной — лучшим солдатам Легиона. Сикорски знал что делал: отобранные им юноши и девушки не только были освобождены от отупляющего пресса государственной пропаганды, но и развивались физически — примерно по тем же комплексным методикам, что и молодежь Земли. Рудольф не планировал решить дело одним ударом — он готовился, и готовился очень тщательно. И его «молодогвардейцам» помощь в бою не требовалась — они справлялись сами.