Андрей Уланов - Автоматная баллада. Страница 2

— Ну, вижу.

— К его холке накинь полметра.

Колян накинул. Присвистнул, сдвинув на лоб каску, почесал затылок, еще раз взглянул на скалящийся череп…

— Крепко ж тебе, паря, подфартило.

Мотоциклист промолчал, и на лице его вроде бы не дрогнул даже волосок щетины, однако старшой словно бы почувствовал короткий холодный всплеск. Презрительный. И мысленно пообещал учинить Коляну нахлобучку, чтоб в следующий раз мозгой думал, прежде чем пасть разинуть. Потом, когда этот ковбой чертов скроется с глаз долой.

— Прическу, я гляжу, ты себе отрастил… — постовой осекся, мучительно пытаясь выудить из глубин памяти нужное слово. Когда–то, еще ДО, парней с длинным волосами — не конкретно с таким вот конским хвостом до плеч, а вообще «поповской прической» — именовали стилягами. Это он помнил и еще помнил, что нужное ему слово было как–то связано с этими стилягами. Как же… стиляжную? Стижную?

— Мне так удобно, — спокойно произнес мотоциклист. — А что, у вас въездная пошлина в зависимости от длины волос начисляется?

Стой перед ним кто угодно иной, и старшой первым бы расхохотался от удачной шутки. Но сейчас он не был уверен, что незнакомец шутит.

— Пошлину мы считаем, как законом велено, — ответил постовой. — Сами не выдумываем, не в пример кой–кому.

Он медленно обошел мотоцикл и, оказавшись прямо за спиной у незнакомца, нарочито громко закашлялся.

Мотоциклист даже ухом не повел, продолжая стоять прежней позе.

«Сектор огня держит, — подумал старшой, — вот же … Гошку и пулемет перед собой держит. А меня, выходит, в расчет не берет».

— Откель следуете?

— Из Весеннего.

— С какой целью?

— По торговым делам.

— По тор–говым… — повторил постовой. — И сам, конечно же, купец честной. А чем торг ведешь, а, купчина?

— По–разному, — отозвался мотоциклист. — В основном цветными металлами.

— Чем–чем?

— Свинцом и цинком.

— Пулями, что ль?

— Пулями, — подтвердил «ковбой». — Вразвес.

— Мелкой розницей, выходит, — хмыкнул старшой. — И как идет торговлишка–то?

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да. У меня очень выгодные условия.

Пожалуй, больше всего постовому не нравилось, что тон речи незнакомца все время оставался один и тот же: спокойно–равнодушный. Так обычно говорят, когда не интересен ни сам разговор, ни его, разговора, результат.

Он завершил обход мотоцикла и остановился напротив незнакомца.

— Короче… багажу, я погляжу, у тебя немного… так что три «семерки» за въезд, и добро пожаловать в Половинку.

Мотоциклист кивнул и, по–прежнему не оглядываясь, левой рукой выдернул из кармашка багажной сумки картечную «двадцатку».

— Вот.

Старшой привычным движением катнул патрон по ладони, подкинул, оценивая вес. Вес был правильный… ну да ковбой и не был похож на любителя отсыпать картечину–другую или заменить порох песком. Такие, как он, по мелочам не выгадывают.

— Сдачу «семерками» али «пятерками»? — спросил он.

— Сдачи не надо.

Жест был не из дешевых. Подобную щедрость и впрямь мог проявить купчик средней руки, владелец двух–трех телег или грузовичка с набитым кузовом. Однако взгляд, которым старшой постовой сопроводил въезжающий в поселок чоппер, вряд ли кто–либо решился б назвать дружелюбным.

Смотрел старшой долго, даже не пытаясь заслониться ладонью от палящего послеполуденного солнца, и лишь когда черный мотоцикл исчез за поселковыми воротами, очнулся и торопливо нырнул под спасительную сень тента.

— Не нравится мне этот ковбой, — промолвил он, тяжело облокачиваясь на стол. — Ох, не по нраву. Звякну–ка я в участок.

— Мне он тож не глянулся, — сообщил пулеметчик. — Скользкий… чисто рыба. А учинит чего, так сразу кипеж пойдет: кто, мол, пропустил. Ну а попробуй такого не пропусти! — перегнувшись, Колян зло сплюнул. — Повезло, неча сказать!

— Повезло, — без тени шутки подтвердил третий постовой. — Знаешь почему? Дырками лишними никто не обзавелся. Митрофаныч, ты че, в самом деле не допер, кто это был?

И он назвал прозвище, от которого уже поднятая было Митрофанычем трубка с жалобным «бдзин–нь» упала обратно на рычаг.

— Епыть! — ошарашенно выдохнул Колян. — А я–то думал, брешут западники. Мол, слухи все… как это… миф!

— Ща, — старшой постовой тоскливо уставился на отпечаток мотоциклетной покрышки. — Скажи еще — легенда! Мы, млин, сами только шо в эту легенду чуть не угодили!

Предмет их беседы тем временем неторопливо проехал вдоль «проспекта имени председателя Варфоломеева», как гласила криво приколоченная к телеграфному столбу в начале улицы фанерная табличка, и остановился возле приземистого серого здания. Самой примечательной деталью здания была, вне всякого сомнения, надпись «Трактиръ «СЕЛЬПО», однако мотоциклиста куда больше заинтересовали девять лошадей у коновязи. Особенно вторая справа — стройная караковая кобыла. «Ковбой» подошел почти вплотную к ней, чтобы без помех разглядеть украшенный чепрак, и только потом направился к крыльцу трактира.

Внутри было темно — потолочная «лампа Ильича» под жестяным колпаком, похоже, давно служила исключительно деталью интерьера, а не осветительным прибором, — душно, а из ароматов с заметным отрывом первенствовали махорочный дым, запах жареного лука и вонь давно не мытых человеческих тел.

Источников последнего в трактире имелось двадцать один с половиной — за половину «ковбой» зачел высившуюся над прилавком бабищу в линялом от бесчисленных стирок ситцевом платье.

Большая часть этих «источников» — судя по виду, поселковых и приехавших на ярмарку торговцев — предпочла разместиться в правой от двери половине зала. Слева же из трех столов был занят — да и то не полностью — лишь средний. Впрочем, сидевшие за ним шестеро по издаваемому шуму, равно как и по количеству содержащегося в этом шуме сквернословия, вполне могли дать фору остальным пятнадцати.

Обращение одного из этой шестерки — высокого смуглого бородача — к вновь вошедшему исключением не стало: из восьми выкрикнутых слов какую–то смысловую нагрузку несли, по мнению «ковбоя», только два.

— Дверь закрой!

Дверь закрывалась медленно. Ржавая пружина, надсадно поскрипывая, затратила на данный процесс примерно минуту, в течение которой «ковбой» успел дойти до стола слева у окна, расстегнуть и положить на лавку оружейный пояс, сесть рядом, извлечь из кармана плаща книжку в полиэтиленовой обертке — и лишь затем грохнуло. В тишине грохнуло — все разговоры в зале прервались еще на первом шаге незнакомца.

— Тэ–эк…

Сидевший рядом с бородачом парень, оскалившись, медленно потянулся к лежащему перед ним «шпагину». Лязгнул затвором, начал поднимать…

— Погодь! — коротко скомандовал бородач, вставая из–за стола.

«Ковбой» с легким удивлением отметил, что сапоги бородача, судя по звуку, подбиты двумя подковами каждый — в каблуке и носке. С подобным изыском сапожной моды он пока не встречался… что называется: дурь на выдумки хитра.

Цоканье прекратилось. Полтора метра, слишком близко — в медвежьей безрукавке бородача наверняка разгуливал не один блошиный табун, а блох «ковбой» не любил. Как, впрочем, и почти всех насекомых… и не только насекомых.

«Возможно, — подумал он, — лучше было бы начать прямо у двери. Хотя нет — это могло вызвать недоразумения. Именно так — не–до–разумения. А их следует избегать, по возможности, разумеется. Раз ум имеется. Если — имеется».

— Эта… ты че?

— Читаю.

«Ковбой» был абсолютно искренен в этот миг — он действительно читал, хотя и знал текст едва ли не наизусть.

— Ась?! Повтори!

— Читаю книгу, — спокойно повторил «ковбой». — А именно: роман Стивена Кинга «Стрелок». Ты б и сам мог это прочесть на обложке… если бы читать умел.

«И если бы я держал книгу под более подходящим углом, — мысленно добавил он, — и если бы ты умел читать по–английски».

— Умный, да? — ощерился бородач. — А знаешь… здеся умных не любят.

— Взаимно.

Бородач озадаченно моргнул.

— Че?

— Взаимно, говорю, — все тем же скучающим тоном пояснил его собеседник. — Я и не собираюсь «здеся» задерживаться на сколь–нибудь продолжительное время… потому что не люблю дураков.

— Ну ща я…

— Сидеть! — рявкнул бородач.

— Атаман, да я…

— Будешь молчать, — не поворачиваясь, процедил бородач. — И сидеть.

«Ковбой» дочитал страницу и сейчас, чуть откинувшись, с любопытством наблюдал, как суетливо бегают вправо–влево зрачки в прищуренных глазах бородача. Вправо–влево, на книгу — и на лавку, к двум кобурам. Торчащие из этих кобур пистолетные рукояти притягивали к себе взгляд куда лучше смазливой девичьей мордашки, ибо мордашек вокруг много, а вот накладок белой кости с золотой гравировкой…

Вправо–влево, вправо–влево. Нехитрая мыслительная работа — пистолеты наглого фраера в полуметре, да руки у него книжонкой заняты, пока еще дотянется, а мой–то наган тут, слева от пряжки.