Андрей Гребенщиков - Квартира № 41 Страница 2

Маленький ключ легко и привычно юркнул в отверстие замка. Сердце остановилось. Поворот, глухой щелчок. Дверь протяжно скрипнула и неспеша, очень-очень осторожно открылась.

Я был дома.

Небольшой бонус: в качестве эксперимента предлагаю на ваш суд альтернативный рассказ — сюжетная вилка с «Квартирой № 41» — повествование расходится в момент «разговора» главного героя с автоматом.

…скоро мутанты закончат разделку весьма мясистых трупов своих «сотоварищей» (как же неаппетитно они чавкают!) и займутся подъездной дверью, мало обращая внимание на мои неумелые, сбивчивые молитвы…

Я провел рукой по грубой, шершавой поверхности родного, всегда верного АК. «Ты ни в чем не виноват. Мы бились до последнего патрона».

Обессиленный, пустой автомат подрагивал, остывая. Я прислонил его к стене, отдал честь и коротко, по-дружески кивнул «Спасибо за всё».

Надо уходить. Куда, зачем? У западни есть только вход… Поднимаясь на второй этаж, я боком зацепил почтовые ящики, те протестующе заскрипели, а сверху на крышке что-то коротко лязгнуло — металлом об металл.

Я было навел туда фонарик, как снизу — очень-очень близко — раздался нечеловеческий, жуткий вопль. Ноги сами внесли меня на второй этаж — сердце бешено колотилось, захлебываясь в невозможном ритме. Одна из квартир зияла открытым проемом двери. Сюда! Еще можно попробовать выбраться через окно!

Со всех сторон взвыли, зашлись в сумасшедшем лае десятки прожорливых, вечно голодных тварей. Поздно… Третий этаж, четвертый, пятый… Дыхание сбилось, я без сил упал на лестницу. Мышеловка захлопнулась — они окружили дом.

«Они окружили дом» — знакомая фраза, много раз слышанная… В голове зазвучала музыка и губы сами, опережая сознание, прошептали:

Когда они окружили домИ в каждой руке был ствол…

Я засмеялся — «Наутилус», любимый «Наутилус»! Как называется эта песня? Никогда мне особенно не нравилась — всё портил дурацкий припев, но именно она всплыла в памяти.

Он вышел в окно с красной розой в руке…

Внезапно паника схлынула, я встал, сбросил больше не нужный вещмешок и медленно, невероятно медленно, боясь спугнуть что-то важное, начал подниматься по ступеням.

И по воздуху плавно пошел…

Вверх, вверх! У этой западни есть выход!

И хотя его руки были в крови,Они светились как два крыла…

Я больше не шептал — кричал, заглушая беснующихся тварей.

И порох в стволах превратился в песок,Увидев такие дела.

Я поднимался этаж за этажом, пролет за пролетом и как заведенный повторял:

Когда они окружили дом,И в каждой руке был ствол,Он вышел в окно с красной розой в руке

(Господи, как умирать то не хочется)

И по воздуху плавно пошел.

Глаза разъедала соленая, терпкая вода. А я думал, что иссушен до дна…

И хотя его руки были в крови,Они сияли как два крыла…

Когда до крыши оставался один пролет, снизу послышался грохот разносимой в клочья двери. Но страха больше не было.

Бонус последний, слегка хулиганский:) Рассказ продолжается с того места, где заканчивается «Воздух».

…когда до крыши оставался один пролет, снизу послышался грохот разносимой в клочья двери.

Я опрометью бросился наверх и уже через мгновение оказался под тяжелым, грязно-бурым небом. На ходу стаскивая комбинезон, я что есть мочи несся к краю крыши. Не останавливаясь, одним резким движением сорвал китель и рубашку. Майка под напором трепещущих кожистых перепонок разлетелась сама. Еще шаг и падение, нет — парение и полет!

Внизу десяток глоток в раз завизжал от удивления, через секунду удивление сменилось смертельным ужасом. Стая тут же бросилась врассыпную, надеясь укрыться в ближайших развалинах. Но было уже поздно. Царь зверей — мстительный, голодный, безжалостный — возвращался в свои некогда покинутые угодья. И небеса содрогались от его победного крика.

P.S.: вот такая получилась мутация — на одной сюжетной завязке «расплодилось» три самостоятельных истории. Получилось это непреднамеренно, но мне — как автору — подобная «тройственность» показалась забавной.

УБЕЖИЩЕ ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА

Хуже всего — когда приходит Она. Ничего не говоря — только тихий, осуждающий взгляд пустых глазниц. Стоит и смотрит. Ни упрека, ни обвинения, ничего. Пустота двух провалов на месте некогда красивых карих глаз, да запекшийся водопад крови под ними… Спроси меня, задай главный вопрос, дай мне оправдаться. Но Она молчит. Всегда. Нужно только дотронутся рукой и морок растает, рассеется иллюзорным туманом, уплывет невесомой дымкой. Но я не могу — скован ледяной коркой вины и страха.

Экран онемевшего сотового телефона разрезает темноту неровным, пульсирующим светом. Включен секундомер, отсчитывающий каждый миг нового мира — без людей и их глупых игр в цивилизацию и культуру. 23 дня, 8 часов и 44 минуты с момента начала и окончания последней войны…

Нажимаю паузу — время, натолкнувшись на незримый барьер, замирает, секунды останавливают бессмысленный бег.

Я знаю, телефон врет. С тех пор, как закрылся тяжелый, трехсоткилограммовый люк на воющем, натужном сервоприводе, прошло несколько месяцев, лет или веков… я не мог свихнуться за три недели, не мог! Пусть меня называли параноиком — за огромный бункер под коттеджем, за многолетние запасы еды и питья, за многокубовую бочку с солярой для генератора… Я и был параноиком — хорошо информированным, жизнелюбивым параноиком, способным с комфортом пережить конец света. Но не истеричным психопатом, не полным шизофреником…

Как бы кощунственно ни звучало, но Армагеддон начинался для меня не самым худшим образом. Сбылась долгожданная мечта об уединенном, уютном отдыхе, с молчащим телефоном и пустым почтовым ящиком. Без надоевших проблем, охочих до чужих денег фискалов, неповоротливых контрагентов, капризных, вечно недовольных клиентов и тупых, беспомощных подчиненных. С той стороны стены у меня никого не было — некого оплакивать, не о ком жалеть. Все близкие давно умерли, друзья отдалились и потерялись, любимые… одноразовые любимые уже наверняка сгорели вместе со своими рогатыми муженьками. Не стоит лить слезы о пепле, тем более — похотливом и блудливом. Буду скучать по вам, мои длинноногие, беспринципные красавицы, но жалеть — никогда.

Я пересматривал любимые фильмы, читал книги, по которым успел порядком соскучиться, заглатывал пачками радиоспектакли и даже играл в компьютерные игры — ту роскошь, которую не мог позволить себе многие годы — с окончания института. И еще одно любимое, запретное увлечение — теперь можно было пить каждый день, не боясь важной утренней встречи, не сохраняя постоянную концентрацию и опостылевшую трезвость мысли. Внешний мир летел в тартарары, а я увлеченно компенсировал пролетевшие в трудах и заботах годы, всё глубже и глубже погружаясь в релакс…

Праздник закончился быстрее, чем я ожидал. Эйфория сошла на нет при первом же тоскливом взгляде на раздражающе молчаливую мобилу… Фильмы очень скоро надоели, книги не радовали, а игры не цепляли. Я понял, что разучился жить — без работы и круговорота вселенских проблем! Часами — в тайне от самого себя — молил сотовый зазвонить — услышать как всегда взволнованный голос помощника: «Саша, Сан Саныч, приезжай, без тебя никак, таможня (налоговая, ОБЭП, лысый черт и волосатый хрен) опять голову насилует». Привычно обозвать его бесполезным тунеядцем (безрогим оленем, безруким онанистом), мгновенно сорваться с места и погрузиться в свою надоевшую-вожделенную среду обитания… Захлебываться адреналином, терять миллионы нервных клеток, усыхать килограмм за килограммом — но дышать, жить…

Я ругал себя, злился, бесился от собственной дурости, но телефон молчал… Он не мог позвонить, связь отрубилась с первыми ракетными ударами, ощущавшимися даже глубоко под землей, за трехметровыми армированными стенами. Однако мечты редко прислушиваются к логике, и я ждал — до рези в глазах всматриваясь в блеклый экран, заставляя бедный аппарат без устали искать сеть…

Бункер — оазис спокойствия посреди выжженной радиоактивной пустыни. Центр изменившейся вселенной, чья ось неудержимо сдвинулась и теперь проходит через мое рукотворное убежище. Оплот исчезнувшего человечества, пуп земли… От кого я жду звонка? От кого и на кой черт?! Откуда эта тупая маета? Ты получил ключи от рая, нет, не получил — заработал, своим трудом выковал, создал ковчег. И не нужно мне никаких парных тварей — я сам венец и царь себе! Один, потому что достойный, потому что сам, всё сам — спаситель, творец, избавитель… Но откуда взялась маета?!