Владимир Перемолотов - Страховщики Страница 2

Да что там «собирался» — он, считай, уже падал.

Температура за бортом скачком зашкалила за две тысячи градусов и телеобъективы расплавились. Панорамный экран, только что показывавший стену огня вокруг корабля, на его глазах вспыхнул и почернел. Индикаторы на пультах непрерывно мигали, по тонким, тоньше волоса золотым проводникам метались электроны, сталкиваясь лбами, передавали команды отчаянно боровшегося за жизнь корабля.

Тяжесть, казавшаяся непереносимой, вдруг стала еще больше. Она диким зверем прыгнула на плечи, обрывая привязные ремни, и человек, только что вмятый в кресло, выскользнул из него, словно вишневая косточка из пальцев.

А тем временем, семьюдесятью километрами ниже…

— Хорошо устроились!

Аст Маввей Керрольд, хозяин замка Керрольд, почти без злобы ударил раба носком сапога под ребро. Не ударил даже, а так… Ткнул. Злобы в нем не было. Ну, разве совсем немного. На донышке… Да и чего злиться? Все шло как нужно, и теперь он мог пошутить над проигравшими.

— Рыбка, небось, свежая… Ягоды. Может и молоко у вас тут есть? Корову не держите?

Раб, тот, что лежал под ногами, смолчал, а дальний, распятый на кольях захрипел что-то. Что он там хрипит, Аста не интересовало. По законам Империи сбежавший раб становился злым духом, и добропорядочным поданным Императора надлежало таковых при встрече убивать без разбору, то есть они уже трупы. Рачительные хозяева, конечно, поступали иначе, — пороли до полусмерти, меняли имена и прозвища, но и ритуальные казни Имперским Советом не осуждались.

Керрольд оглядел островок, погладил собаку, ластившуюся к нему, и бросил меч в ножны. Все кончилось… Перья вечернего тумана, что висели в воздухе, перемешались с хвостами дыма от костра и догоравших землянок и звоном железа, еще жившим в воздухе.

Через близкий брод в ряд по двое на островок выезжала малая замковая дружина. Под ногами лошадей мутилась вода, а воины с молчаливыми ухмылками оглядывали поросший темно-зеленой травой берег, несколько трупов уже облепленных речной мушкой и спешивались, готовясь к схватке. Сырая туманная мгла, хоть и не была глубокой — всадник возвышался над ней — заливала остров целиком, заставляла воинов сдерживать торжествующие насмешки — мало ли чего может приключиться в таком тумане? С самострелом может управиться и безногий калека и даже однорукий.

Распятый раб задергался, явно пробуя веревки на прочность. Не дурак — понимал, что после того, что случилось, пощады не будет. Что бы охладить его пыл Хэст Маввей, наследник Керрольда, размахнулся, но отец не оборачиваясь, произнес.

— Хватит. Ему еще умирать сегодня. Прапрадеда вспомни.

Хэст осторожно опустил поднятую ногу и отодвинулся. О прапрадеде ходило две легенды. В первой, что золотыми чернилами вписали в Шафрановую книгу Имперских летописей, рассказывалось о том, что прапрадед Аста во время Изначального Альригийского нашествия, засев у Обожженной Ладони с тремя десятками своих людей почти десять дней сдерживал натиск альригийцев, дав тем самым Феварду Плоскостопому время собрать войско. За это Император выделил ему спорные земли на окраине Империи и позволил устроить на них драконий питомник…

Другую историю рассказывали только в кругу семьи при закрытых дверях. И не мудрено, что так. Выплыви эта история наружу, она наделала бы шуму не меньше, чем настоящий покойник, всплывший в Императорской купальне. По этой легенде оный предок и сам оказался не то беглым рабом, не то разбойником и проделал все это вместе с друзьями — беглыми каторжниками.

Эта легенда Хэсту нравилась больше первой — приятно грело сознание, что в твоих жилах течет кровь человека, у которого хватило сил выбраться из глубины выгребной ямы и забраться так высоко. Почти под самое Императорское седалище и уж если в твоих жилах течет кровь такого человека, то и сам ты вправе ожидать от себя многого.

Раб под ногой захрипел и пустил пену изо рта. Сын, как только что отец носком сапога хозяйственно поправил палку у него во рту.

— Ишь, здоровый какой, — беззлобно сказал старший из Маввеев. — Ничего, ничего… Не рвись. Веревка все равно здоровее.

Слушая отцовский голос, Хэст настороженно посматривал по сторонам. Остров оказался не таким уж и большим, но он уже насчитал на нем семь землянок. Три горели, а из остальных несло сыростью, мокрыми тряпками. В каждой из них могло уместиться человек пять, а это значило, что обитало тут человек тридцать. Троих он видел. Десятка полтора дружинники уже увели с острова. Оставалось только понять, куда подевались остальные.

Отца это не интересовало. Он-то знал, что Однорукий никого не пропустит, всех соберет.

В двух шагах от Маввеев, в яме, весело трепыхалось пламя, над которым истекала каплям жира туша оленя. Старший Маввей не поленился и подошел поближе. Потыкав кинжалом, нашел пропекшееся место, откромсал два добрых куска и поделился с сыном. Хэст впился в мясо зубами, не прекращая прислушиваться к тому, что происходит на острове. Звон железа не стихал и Аст Маввей недовольно бросил.

— Ну что они там? Друг с другом передрались, что ли?

Хэст вытянулся, посмотрел туда, но ничего не увидел. Туман сгустился, как это часто бывает перед заходом солнца, и теперь островок казался большим облаком. Из белого марева с новой силой донеслись крики и звон железа. Хэст дернулся.

— Я сбегаю, посмотрю? — предложил он.

Раб под ногами замычал, обращая на себя внимание. Аст покосился на него.

— Знаешь, что там?

Раб закивал. Кончиком меча Хэст обрезал веревку и раб, брызгая от усердия слюной, зашепелявил:

— Слушай меня, господин! Вчера к нам пришли два приверженца Просветленного Арги. Наверное, это они оказывают неразумное сопротивление.

Аст мгновенно стал серьезным, лоб разделила жесткая морщина. От приверженцев Просветленного ничего хорошего ждать не приходилось. А вот если они еще и… Он наклонился, чтоб видеть глаза раба.

— Уж не…

— Да мой господин! — перебил его раб, довольный, что оказался полезным. — По крайней мере, один из них прошел «Ход двенадцати смертей»! Я видел знаки на теле…

На мгновение раб показался Хэсту большим толстым щенком, что радостно вертит хвостом, понимая, что угодил хозяину. Дурак. Аст помрачнел. Кивнув в туман, из которого все еще неслись крики и железный звон, сказал.

— Пусть их убьют.

— Но, отец, — разочарованно начал Хэст.

— Пусть убьют, — повторил Аст Маввей, — пусть закидают стрелами. Живые они мне слишком дорого обойдутся.

Хэст нехотя кивнул. Иметь среди своих рабов Просветленных, да еще прошедших «Ход двенадцати смертей», а значит обученных сражаться так, как никто тут не умеет хотелось бы, но не всякий камень можно поднять, не всякую воду можно переплыть…

Хотелось бы, что бы все пошло иначе, по-другому, но он понимал правоту отца. Отцовские воины могли многое, но взять живьем просветленных, прошедших Коридор Смерти и уцелеть самим это было бы чудом. Отец все решил верно — их следовало убить.

— Ну, — сказал отец, тронув его за плечо. — Давай!

Но не успел Хэст сделать и десятка шагов как за спиной раздался крик.

— Горе беспечным! Зло идет! Зло идет!

В два прыжка Хэст очутился около отца, прикрывая спину. Аст удивленно озирался, перебрасывая секиру из руки в руку. Телохранители справа и слева ощетинились мечами, а под ногами бился распятый на кольях лицом вверх второй раб, стараясь вырваться. Колья трещали, но держали его крепко. Первый раб, испуганный переменой в Асте, сжался и боязливо сказал.

— Это наш… Их колдун. Он умеет видеть ветер…

Аст не ответил. Дурак — он и есть дурак. А дурака слушать — себя не любить.

Где-то высоко, высоко раздался тонкий свист. Сперва он походил на комариное жужжание, но через несколько мгновений перерос в гул, неприятной дрожью отозвавшийся в костях… Телохранители присели, не видя и не понимая опасности, но ощущая её приближение…. Мгновения бежали одно за другим. Гул ширился, заполняя воздух вокруг.

— Вон он! В небе!

Все задрали головы. Над деревьями, в невообразимой дали в небе, оставляя за собой дымный след толщиной с башню, летел огненный дракон. Гул перерос в грохот, прижимая слабых духом к земле. Люди падали на колени, загораживали лица ладонями, а деревья махали ветками, провожая огненного зверя, с ворчанием пожиравшего кого-то в прозрачном небе. Мечи замерли и опустились остриями к земле, поняв тщетность борьбы человеков с творением Кархи. Грохот прокатился над ними и уплыл в другие земли. Когда он затих, кто-то пробормотал, признавая человеческое бессилие перед огненным драконом:

— Чуден Карха в делах своих!

Аст не стал спорить. Не его дело рассуждать о Божественном. Для этого существовали Братья по Вере, священными плясками охраняющими покой Керрольда да и всей Империи, а им следовало заниматься своим делом.