Юрий Корчевский - Спецназ всегда Спецназ. Прорыв диверсанта Страница 2

– Из Москвы.

– Из самой столицы? И Сталина видели?

– Нет, только на фотографиях.

– Да что же мы в дверях стоим, вы же, наверное, есть хотите? Проходите в избу!

Александр прошел в комнату. Обстановка бедноватая: кровать с панцирной сеткой и никелированными шишечками, домашний коврик на полу, и уж совсем древний круглый репродуктор в углу.

Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба.

– Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет – чем богата…

Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба.

Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться – еще неизвестно, когда придется поесть в следующий раз.

Молоко оказалось очень вкусным: густым, с толстым слоем сливок вверху, да и хлеб отличный – с хрустящей корочкой.

Александр выпил всю крынку, умял половину каравая; смахнув крошки со стола в ладонь, закинул в рот.

– А что сейчас в мире творится, где фронт?

– Отступают наши, по всем фронтам отступают. Говорят – немцы Борисов взяли и Бобруйск.

– Это далеко отсюда?

– Двести километров в сторону Москвы. Мы в немецком тылу уже.

– Немцы здесь были?

– Чего им тут, в болотах, делать? Они по дорогам прут. Я их не видела даже.

– Даст бог – и не увидишь.

– Я комсомолка и в Бога не верю.

– А зря! Только в него и можно верить, остальные врут.

Девушка обиженно поджала губы.

– Ну а власть у вас в районе какая-нибудь есть?

– Не знаю. Отца в армию неделю назад забрали, про Пинск не слышала ничего.

Александр сидел в полной растерянности. Ладно бы контузия была, а то ведь – сорок первый год! А может, девушка ненормальная, а он ей поверил…

– Радио работает?

– Нет, конечно, – вздохнула девушка.

Надо зайти к соседям, у них узнать.

Александр встал, поблагодарил девушку за угощение.

– Как тебя звать, красавица?

Щеки девушки вспыхнули румянцем – так в деревне ее никто не называл.

– Олеся.

– В деревне живет еще кто-нибудь?

– Одни старики и старухи остались. Из молодежи до войны одна я была. А мужиков в армию призвали. Вы-то почему не в армии? Или больной?

– Ага, больной, – отшутился Саша.

– А с виду – так и не скажешь, – покачала головой Олеся.

– Подскажи-ка, Олеся, в какую сторону шоссе?

– А вам какое? Если на север, то будет Минское, до него часа три пешком. Если на юг, так Пинское будет, до него поближе – часа два идти. И железная дорога там же.

Александр снова уселся и задумался. Если все услышанное от девушки – правда, то надо обдумать ситуацию. Идти к своим, прорываясь через линию фронта? Далековато, а главное – если и выйдет, так документов нет, назвать адрес и место работы не может. Ведь НКВД проверять будет, а в отделе кадров метрополитена гражданин Дементьев Александр, тридцати шести лет, москвич, не судимый, беспартийный – не значится. Стало быть – шпион! И по законам военного времени его – к стенке! Александр передернул плечами, представив такую перспективу.

Еще вариант – отсидеться здесь, в этой Богдановке. Но рано или поздно сюда заявятся немцы. Кто такой? Почему здорового мужика в армию не взяли? А может – партизанить оставили? Перспектива незавидная.

А впрочем… Его в мирное время готовили к разведывательно-диверсионной деятельности во вражеских тылах – на случай войны. Сейчас война, и тыл самый что ни на есть вражеский. Он хоть и не призван, но, попав в непредвиденную ситуацию, должен действовать по совести, по велению души и в соответствии с его представлением о воинской чести. Враг топчет его землю, убивает его соотечественников, значит – и поступать ему надо соответственно.

Правда, спецназ действует по заданию разведупра. Рейды короткие: выброска в тыл врага, проведение акций и возвращение к своим. Сейчас же у него рации нет, начальства и задания нет – даже оружия нет. Но это еще не повод сидеть сложа руки. И Богдановка эта как база хороша. Местность глухая, лесистая, с болотами, по обеим сторонам в отдалении – шоссейная и железная дороги. Тяжелая техника здесь не пройдет, а самому спрятаться можно запросто. Вот только загвоздка остается – как легализоваться. Он сейчас не в рейде, сколько времени пробудет – неизвестно, надо же где-то есть, мыться, в конце концов, чтобы не отличаться от людей.

Александр посмотрел на Олесю, спокойно занимавшуюся домашними делами.

– Вот что, Олеся. Можно я у тебя какое-то время поквартирую? Только вот платить мне нечем, могу лишь натуральной оплатой: забор там поправить, травы для коровы накосить, дров наколоть. Мужик-то в хозяйстве всегда надобен.

На некоторое время повисла тишина. Было видно, что девушка удивлена. Она думала – беженец, да еще без памяти, контуженый, а он пожить просится. На бандита вроде не похож, хотя сама она их никогда не видела. Места в избе хватает, но… деревенским только повод дай для пересудов.

– Ну хорошо, – неуверенно ответила Олеся. – Однако спать вы будете не в избе, а на сеновале, на заднем дворе. И чур только – не курить.

– Я вообще не курю.

– Тогда договорились. Подождите, я сейчас вас отведу.

Девушка вытащила из сундука дерюжину, подушку, тонкое одеяльце и все это вручила Саше.

– Идите за мной.

Они вышли из избы, повернули на задний двор, миновали коровник. На отшибе стояли баня и сарай.

Девушка шла первой, Саша – сзади и невольно любовался фигурой Олеси.

Хозяйка распахнула широкую дверь. Одна половина сарая была пуста, в другой находилось сено.

– Здесь и располагайтесь.

– Спасибо, – Саша разостлал на сене дерюжку, бросил на нее подушку и одеяльце.

В сарае одуряющее пахло разнотравьем.

– Как вас звать-то?

– Ой, извините – забыл представиться. Александр, тридцать шесть лет, москвич.

– У-у-у! Старый уже! – рассмеялась девушка.

Александр чуть не поперхнулся. Это он-то в свои тридцать шесть – старый?! А с другой стороны – он ведь ее в два раза старше. И вообще – все относительно. Перед самым призывом в армию ему тридцатилетние казались почти дедами.

– Отдыхайте сегодня, Александр, завтра за дровами пойдем.

– Слушаюсь, хозяйка! – Александр шутливо поклонился.

Олеся ушла. Саня же улегся на дерюжку и закинул руки за голову – так легче думалось. Во-первых, надо придумать легенду – кто он и как сюда попал. Во-вторых, что Олесе сказать соседям, если они поинтересуются ее постояльцем?

Если беженец и идет из Бреста, от родни – то почему бы ему не вернуться к ним? Не пойдет. Тогда – версия о разбомбленном поезде. Правдоподобно, по крайней мере – для Олеси. Она пока вопросов не задавала, но спросит обязательно, женщины – народ любопытный.

А вот соседи? Чужой человек в деревне заметен сразу, это не Москва или Питер, где жильцы подъезда не всегда знают соседей. Если сказать, что родственник, то почему живет на сеновале, а не в избе?

Александр перебирал один вариант за другим, пока не остановился на дезертире… Уклонился, мол, от призыва в Красную армию, не хочет служить ни Сталину, ни Гитлеру. Вот и подался к дальней родне в глухомань, от любых властей подальше. Учитывая, что в Западной Белоруссии, не так давно присоединенной к СССР после известного договора Молотова – Риббентропа, жители еще не очень верили Советам, это могло пройти.

До самого вечера Александр обдумывал свою легенду, поведение и будущую деятельность. Не такой он представлял себе войну – в отрыве от своих, без боевого задания, и самое паршивое – без поддержки и сроков возвращения.

Но и преимущество у него в отличие от пехотинца или танкиста было. Его этому учили! Для рядового любой армии попасть в окружение – стресс, ситуация нештатная, из которой нужно выбираться. А для диверсанта – норма.

Одно уязвимое место, правда, в его плане есть – Богдановка. Спецназ ГРУ – это разведка тактическая, армейская. Забраться в ближний тыл, километров за сто-триста, навредить посильнее и уносить ноги.

Это первое управление КГБ, переросшее затем во Внешнюю разведку, занимавшееся разведкой стратегической с агентами под прикрытием – теми же дипломатами, журналистами, торговыми представителями. И агенты-нелегалы тоже у них – вроде небезызвестной Анны Чапман. Скрупулезная работа, подготовка годами ведется, и работать нелегалу приходится в чужой стране десятилетия, а то и всю жизнь. Изучать страну внедрения надо тщательно, знать все мелочи, на которые в обыденной жизни внимания не обращают, а внимательный взгляд меж тем сразу заметит: ботинки не так зашнурованы, сигарету не так затушил, швейцару чаевых много дал, машину припарковал не как, скажем, француз.

В каждой стране свои особенности. Если итальянец, то почему пасту не любишь? А парень, может, и слово-то это впервые услышал в разведшколе – вырос на картошке. Откуда ему знать, что паста бывает с сыром разных сортов и с прочими приправами? Нет, стратегическая разведка – иной уровень, своего рода высший пилотаж при максимальном самоотречении и самопожертвовании. И построена она фактически на патриотизме, поскольку оплачивается не по результату. Кто припомнит хоть одного разведчика, ставшего олигархом? И славы там не заработаешь. Только единицы из них становятся известными, да и то после громких провалов. Спецназ же – другое: своего рода боевики, кулак, бьющий в уязвимое место врага. Ударил – отошел. В положении же Александра отходить некуда. Родни нет, документов нет. Для немцев он однозначно враг, для своих – неизвестно кто, человек ниоткуда. Ни одну серьезную проверку среди своих в НКВД он не выдержит. Такого лучше в лагерь определить или расстрелять.