Воплощённый. Проклятье рода (СИ) - "АлеХа" Страница 2

Я нахмурился, пытаясь понять, о чём говорит этот пацан. Язык, вроде русский. Слова, вроде, понятные. Но общая суть монолога ускользала от понимания. Какая банда? Какой долг? Какая школа? Какое, к чертям, вторжение?

Видя мои сомнения, Стержень подался вперёд и зачастил шёпотом:

— Мы не знаем, кто ты и откуда, но Крыло сказал, что ты гробанулся сверху. Мы как раз шарились по развалинам, искали ништяки всякие, и тут крики, и ты такой! Херакс! Мы с Нудным решили, что ты точно трупяшник! Там ещё грифон орал, как будто его рвали на части! А грифон — это Апраксины, а ты гробанулся сверху! Сечёшь? Если узнают, что ты с этим связан, тебя заберут! А ты был исполосован когтями грифона! А значит — тебя грифон убить хотел! Но не убил! А грифон — это Апраксины! Их слово тут — закон! Если хотели убить, но ты выжил и скажешь — тебя добьют! Понял?

Ответить я не успел, но основную мысль в речи парня услышал и вроде бы понял.

С тихим скрипом плохо смазанных петель открылась дверь и в палату вошли двое. Явно врач, высокий мужчина немного за тридцать, в накинутом на плечи белом халате, болезненно худой с высоким лбом и острыми чертами лица и медсестра, совсем молодая симпатичная светловолосая девушка, уткнувшаяся в планшетку с документами.

Стержень сразу вжал голову в плечи и аккуратно присел на стул, на котором сидел до того, как я проснулся. А также аккуратно убрал нож, который так до сих пор и держал обратных хватом, в ножны на поясе и подобрал два других клинка, лежащих на полу у стула. Аккуратно положил их себе на колени и в ожидании замер, глядя в пол.

— Давно наш пострадавший пришёл в себя? — с лёгкой улыбкой спросил у парня врач.

— Совсем нет! — резко мотнул головой Стержень, — вот только-только глаза открыл!

— Только-только, значит, — врач улыбнулся ещё шире, перевёл взгляд на меня и уточнил, — как ощущения у пострадавшего?

— Нормально, — дёрнул я плечом, замотанным не очень сильно и имеющим возможность двигаться, — ничего не болит.

— Это хорошо, — кивнул врач, — но я должен убедиться. Не против?

Задав этот совершенно странный, но прозвучавший абсолютно естественно, вопрос, врач с каким-то нездоровым интересом следил за моей реакцией. И ждал.

Я молчал, нахмурившись, рассматривая врача. Вернее, не врача, а бейджик, висящий на его груди. Ещё вернее не сам бейджик. Я, нахмурившись, силился прочитать написанное на бейдже. Врач терпеливо ждал ответа на свой вопрос.

— Вы не против, если я применю магию и проверю состояние вашего организма? — когда пауза слишком затянулась, врач первым нарушил неловкое молчание, переформулировав свой вопрос, — клянусь, никакого вреда я не замышляю!

Млять, что? Магию?

Я моргнул, осознавая, что надпись на бейджике врача я прочитал всё-таки верно.

«Госпиталь Воплощённого Порядка, Школа № 7 подготовки боевого резерва, Вермайер А.П., Маг-травматолог второй категории»

Маг-травматолог. Твою же!

— Не против, — мотнул я головой, всё ещё находясь в лёгкой прострации.

Это что, дурка? Меня окружают психи?

Маг-травматолог шагнул вперёд, поднял руки ладонями к себе, что-то пробормотал и резким движением направил левую руку в мою сторону. Яркий белый луч вырвался из пальцев доктора, развернулся в плоскость, которая за секунду прошла сквозь моё тело. Ощущения лёгкой щекотки сказали мне, что это нифига не галлюцинация.

Челюсть от падения на пол удержали бинты, плотно обхватывающие мою голову, но вот единственный глаз, я чувствую, вытаращился довольно серьёзно.

Хорошо, что никто этого не заметил. Доктор отсутствующим взглядом изучал что-то видимое лишь ему, медсестра делала записи в планшете, Стержень же не поднимал глаз с момента, как доктор зашёл в палату.

Твою же маму!

Что там просил пацан? Выдать себя за беспамятного, а то меня могут добить? С удовольствием! Не хочу рисковать и проверять, как местные отреагируют ещё и на то, что я из другого мира.

А врач уже как бы между делом задавал осторожные вопросы.

Как меня зовут? Служу ли я какому-нибудь роду? Как оказался на развалинах? С кем я сцепился и от кого получил столь обширные повреждения?

Услышав, что я ничего о себе не помню: ни кто такой и откуда, ни каким образом получил свои раны, доктор резко отбросил всякие «вы» и прекратил спрашивать меня разрешения на какие-либо действия, сразу став похожим на нормального врача. Вот только заклинания, одно за другим вылетающие из-под его рук, раз за разом рвали мой шаблон.

Всё-таки ничего мне не привиделось! Всё-таки грифон был! И старик с появившейся на руке перчаткой тоже был!

Значит, я действительно попал!

Вот же свинство!

Кабинет директора школы номер семь, подготовки боевого резерва, мага-конструктора шестого класса в отставке, Кожевникова Гаврилы Карповича, был небольшим. Спартанская обстановка не добавляла ему уюта, но, судя по всему, хозяину кабинета хватало и этого. Широкий, Т-образный стол, за которым нормально могли разместиться всего человек восемь, пара огромных шкафов из тёмного дерева для хранения личных дел воспитанников, небольшой угловой диван да кресло для неформальной беседы пары-тройки человек. Небогато для директора такого заведения, как и для мага шестого класса.

Самого директора, крепкого ширококостного мужчину, выглядящего лет на сорок, с крупными грубыми чертами лица и толстыми губами, удобно раскинувшегося в данный момент в глубоком кожаном кресле, такая обстановка устраивала. Привык ещё со службы. Гостя директора обстановка вообще волновала в последнюю очередь. Вермайеру Августу Пантелеевичу, магу-реаниматологу второй категории вообще было наплевать на обстановку помещений, отличных от его операционной и его личного жилья, было бы куда присесть. Мягкий диван в кабинете директора его устраивал целиком и полностью.

Медицинская служба школы-интерната работала как часы и по вопросам, касающимся медицинских проблем, Август Пантелеевич редко бывал в кабинете своего непосредственного начальства. А вот найдёныши, притаскиваемые воспитанниками с развалин, отданных на растерзание созданиям иного плана — это была большая редкость.

Обычно, из районов, целенаправленно отданных на полное растерзание вторжению, эвакуировали всё гражданское население и завозили специальные бригады смертников, позволяя монстрам сбрасывать безумный угар на приговорённых к казни преступниках или диких. Но, изредка накладки случались и, либо кто-то пропускал предупреждения об эвакуации мимо ушей, либо пытался скрыть какие-нибудь тёмные делишки и попадал на зуб монстрам.

Бывали и другие варианты, о которых доходили слухи, но на личном опыте Гаврила Карпович был знаком только с этими двумя. И вот, похоже, попалось ему что-то новенькое.

— Итак, в чём, собственно, дело, Август Пантелеевич. Не тяните, рассказывайте, что вы выяснили, обследуя этого юношу? — дав медику сделать пару глотков из огромной кружки, курящейся густым ароматным кофейным духом, директор развернул беседу в нужную ему сторону.

— Однозначно не родовитый, Гаврила Карпович, — аккуратно поставив пузатую кружку великолепного кофе на столик, озвучил самое важное врач, — никаких изменений в тканях, характерных для длительного воздействия маны. Естественные реакции просты и прямолинейны. С этикетом магической знати не знаком. Амнезию, конечно, симулирует, но чего-то опасного для школы и рода Апраксиных там быть не может, скорее всего, простое бытовое скопидомство и, совершенно точно судебному преследованию не подвергался, тело не несёт соответствующей метки.

— А если подсыл?

— Исключено! Найдёныш выжил только потому, что в нём на грани смерти пробудился дар, а это, сами понимаете, совершенно неконтролируемый процесс.

Директор задумчиво покивал головой. Вот, значит, как. Дар смертного шага, значит. Ещё тридцать лет назад совсем не редкость, сегодня такой способ пробуждения дара почти не использовали. Слишком непредсказуемо. Слишком жестоко. Никаких гарантий. Никакого алгоритма. Всё зависит от удачи и судьбы. Суждено испытуемому выжить — дар пробудится. Не суждено — не пробудится. И нет власти эту самую судьбу предвидеть и предсказать. Для подсыла, действительно невозможный способ внедрения.