Василий Сахаров - Граф Мечников Страница 2

– Кто говорил?

– Да так, дамочка одна высказывалась.

– Наверное, Маринка Алексеева с радиостанции «Голос столицы»?

– Она самая. Месяц назад у меня интервью брала, и про тебя разговор был.

– Стерва рыжая. Ко мне тоже приезжала, поговорить хотела, а я её послал… Так и говорю, иди-ка ты, милочка, в госбезопасность, в Серый Дом, найди генерал-майора Ерёменко и ему мозги вкручивай, а мне не надо, я подписку давал, что ни с кем попусту болтать не стану.

– Понятно.

Старик встал и кивнул на старый бетонный мол:

– Пойдём, рыбёшку половим.

– Я не против. Всё равно до ужина в дом возвращаться не стоит, пусть наши женщины наговорятся.

По узкой тропинке мы стали спускаться вниз, и Кара, искоса посмотрев на меня, предложил:

– Саня, а помчали со мной в Дебальцево. Сатанистов погоняем и за прошлое с ними посчитаемся. Ты как, готов к подвигу?

– Всегда готов. – Я усмехнулся, двумя пальцами правой руки похлопал по чёрному гэбэшному погону на левом плече и вздохнул: – Да только мне в другую сторону дорога ложится.

– Опять Средиземка?

– Она самая.

– Значит, Симаков всерьёз решил Гибралтар перекрыть?

– Меня Гибралтар особо касаться не будет, там и без моего отряда имеется кому проливы прикрыть.

– А как через территорию Альянса пройдёшь?

– Нормально, там сейчас замятня начинается, в которой генералы с адмиралами на Игнасио Каннингема зубы точат. И пока у средиземноморцев такие дела, наши суда, что на Гибралтар идут, никто особо не проверяет. Командующему Черноморской оперативной группой адмиралу Чейни с нами надо дружить, и он не наглеет, так что проскочу. Поначалу была мысль семьи и припасы по морю отправить, а мне с небольшой группой Босфор и Дарданеллы по земле обойти. Но пока отряд отдыхал и в дорогу собирался, ситуация изменилась, и мои начальники решили, что не надо множить сложности, если и без них можно обойтись. Так что через месяц я срываюсь, гружусь на транспортные суда и убываю в западном направлении.

– Ясно. Жён и детей с собой потянешь?

Помедлив, я подтвердил:

– Да, хотя не хотелось. Думал наши семьи в столице оставить, но расклад такой, что мы надолго уходим, может так сложиться, что на три-четыре года.

– А они-то сами знают, что ты их с места срываешь?

– Лида знает, а Марьяна наверняка догадывается.

Кара тяжко вздохнул.

– С одной стороны, правильно, что в Средиземное море идёшь, для тебя это хорошо, будешь сам по себе. А лично для меня и Ирины со Светланой конечно же плохо, внуков теперь долго не увидим.

– Не вижу проблемы, дядя Коля. Надоест сектантов по лесам гонять, добро пожаловать ко мне в гости.

– Посмотрим.

За разговором вышли на мол. Здесь Кара замолчал и, ловко подхватив своей единственной рукой спиннинг, приступил к рыбной ловле. Я последовал его примеру и с первого броска сразу же вытащил довольно крупную рыбёшку. Сантиметров сорок в длину, барабулю. Серебристое тело рыбины забилось на бетоне, и я закинул ее в ведро и подумал о том, как странно мы с Карой сейчас выглядим. На совершенно пустынном побережье, на молу стоят два человека. Один – седой инвалид в армейской горке. Другой – высокий плечистый блондин в новеньком тёмно-зелёном камуфляже с чёрными погонами майора госбезопасности. Наёмник, который ушёл на покой и снова желает вернуться на войну, и офицер ГБ, полунезависимый вольный командир на службе государства, а с недавнего времени ещё и аристократ. Кара и Мечник. Тесть и зять. Мы такие разные, и в то же время имеем немало общего, в первую очередь то, что вся наша жизнь так или иначе завязана на военные аспекты жизнедеятельности человека. И хотя Буров всю свою жизнь посвятил наёмничеству, я от него недалеко ушёл. Тем же самым, что и Кара, занимаюсь, лишь к государству поближе прислонился, а так-то суть одна и та же, только вид сбоку, и в моих действиях жестокости немного меньше.

Взмах спиннинга. Катушка быстро разматывается, и тяжёлое свинцовое грузило, увлекая за собой леску с крючками, уходит в воду. Руки действуют сами по себе, а мысли перескакивают в прошлое, на то время, когда ровно восемь месяцев назад мой отряд вернулся в столицу из своего очередного дальнего похода. В тот день я имел беседу с диктатором ККФ Николаем Симаковым. И после этого моя жизнь в очередной раз серьёзно изменилась.

Ну кем я был раньше? Простым гвардейцем из Четвёртой бригады. Затем стал купцом и разведчиком Отдела Дальней Разведки при ГБ. Далее – средиземноморским корсаром на службе государства и командиром вольного отряда, идущего от берегов Балтийского моря к берегам моря Чёрного. А после возвращения на родину и проявленного ко мне со стороны верховной власти ККФ внимания начинался очередной этап моей жизни.

Везде я был желанный гость, и многие из тех, кто ещё три года назад не подал бы купцу и лейтенанту ГБ Александру Мечникову руку, теперь набивались ко мне в друзья. Мои плечи украсили майорские звёзды. На грудь просыпался дождь из орденов и медалей. А дела моей торговой компании были хороши как никогда. В общем, живи и радуйся, и в праздниках, отдыхе и возне с детьми прошла осень. За ней своим чередом наступила зима, а перед самым Новым годом вместе с ещё девяносто девятью самыми преданными диктатору и популярными в Конфедерации людьми по принятому Государственной думой закону в замке Симаковых я стал дворянином.

Сама церемония прошла без пафоса, салютов и широкого освещения в СМИ. Правитель ККФ решил провести мероприятие тихо, хотя в обществе про это событие конечно же знали и много о нём говорили. В большом зале, который был обставлен под старину, собралось около полусотни гостей, а в центре несколькими рядами выстроились будущие дворяне. Сначала, как и ожидалось, перед нами выступил диктатор, который двинул десятиминутную речь. Говорил он про смутное время, в которое наше общество должно быть усилено не только армией, флотом и спецслужбами, но и кастой людей, готовых честно служить обществу и государству невзирая ни на что, то есть нами, аристократами Кубанской Конфедерации.

Диктатора поддержали аплодисментами, а затем он стал вызывать нас к себе. Мы выходили один за другим. Стоящий рядом с Симаковым-старшим герольд кратко рассказывал о заслугах каждого новоиспечённого аристократа перед государством. Диктатор жал нам руки, вручал бумаги на пожизненное дворянство и титул, а затем вешал на шею серебряный диск с цветной гравировкой герба, который у каждого был свой. На моём гербе, кстати, был изображён чёрный щит, а на нём алое сердце в языках красного пламени, крестообразно пронзённое чёрным мечом и стрелами. По ободу шёл затейливый узор из букв девиза: «Не тлеть, а пылать. Не существовать, а жить».