Владимир Васильев - Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) Страница 2

— По краешку ходите, — то ли одобрил, то ли предостерёг он.

Комплимент (если это, конечно, был комплимент) я легкомысленно пропустил мимо ушей. А зря.

— Где-то я читал, будто сны вообще сочиняются нами наяву, — добавил я. — Проснёмся — и давай подсознательно выстраивать всю эту белиберду во что-то понятное, связное…

— Вы согласны с таким утверждением?

— Да нет, пожалуй… Если я, пробудившись, придумал половину сновидения, то что мне мешает придумать и всё остальное? Заполнить пробелы, например…

— Пробелы?

— Ну да… Те части сна, которые я забыл при пробуждении…

— А другие версии есть? Я имею в виду — ваши собственные.

— Ну а как же! Вот, скажем… Что, если сновидение — авральное складирование впечатлений? Так сказать, попытка навести порядок на чердаке в течение одной ночи?

— Погодите, — приостановившись, попросил мой спутник. — Дайте подумать…

Подумал.

— Ага… — удовлетворённо молвил он наконец. — Ну, если так… Живите себе спокойно… Приятно было побеседовать!

И протянул мне руку.

— Пришли уже? — с сожалением догадался я.

Он рассмеялся.

— Хотите, провожу? — в свою очередь предложил он. — Любезность за любезность…

И я согласился, дурак набитый!

Причина заключалась вот ещё в чём: меня, признаться, слегка задевало спокойствие, с которым он воспринимал мои дерзкие, чтобы не сказать, еретические выкладки. Выслушивал внимательно, с уважением, однако, повторяю: так обычно ведёт себя психотерапевт в беседе с пациентом. Или, скажем, контрразведчик, интеллигентно провоцирующий вражеского агента.

Проспект тем временем переместился влево, откуда нас и овевало теперь на перекрёстках полушумом и полусветом.

— Возможно, наяву человек просто занимается не тем, чем надо, а сновидение пытается это исправить…

— Необычная мысль… — вежливо откликнулся он. — Причём уже которая по счёту! Вы, наверное, часто об этом думаете?

— Да частенько… — покаялся я со вздохом.

— А какую свою версию вы считаете наиболее необычной?

Что бы ему такое отлить в бронзе? Что сон — единственная наша возможность снова встретиться с ушедшими? Что пребывание в толпе — сон наяву? Что сон Менделеева рождает периодические таблицы?

— Почему бы не предположить, — по наитию начал я, — что явь и сон равноправны? Что это всего-навсего две смежные области бытия? Одна охватывает примерно треть нашей жизни, другая — две трети. Здесь мы заснули — там проснулись. И наоборот!

Внезапно он перестал улыбаться, и я почувствовал: попал! Наконец-то попал в точку. Впечатлил.

— Существует граница, — вдохновенно продолжал я. — Когда мы засыпаем или пробуждаемся, мы пересекаем её! И в момент пересечения то, что было с нами во сне (или наяву!), — рассыпается, становится абсурдным, обрывочным…

Он остановился, хотя до моего дома оставалось ещё полквартала. Остановился и я, заворожённый собственной выдумкой. Граница… граница… А где граница — там пограничники, там таможенный шмон… Нет, вы посмотрите, как всё сразу выстраивается! Вот, скажем, просыпаюсь я от ужаса и восторга — привиделось, будто совершил великое открытие… А где оно? А нету! На границе конфисковали и уничтожили… Разбили вдребезги!

А сновидица наша, обратите внимание, запоминает свои грёзы преподробнейше… Почему? Да потому что нечего изымать! У неё же ни единой запрещённой к провозу мысли…

А что каждый раз изымают у меня? Уж не эту ли мою догадку?

Очнулся. Мы по-прежнему стояли лицом к лицу посреди гулкой пустой улицы. Чернели оконные проёмы. Граждане дрыхли без задних ног. Впрочем, пара-тройка окон ещё полыхала вовсю. Кое-кто, надо полагать, без задних ног бодрствовал.

— Стоим тут разговариваем… — пробормотал я, чувствуя, как губы сами слагаются в ошалелую улыбку, — а там, наверное, спим себе спокойно в своих постелях…

— Ишь ты!.. — хрипловато выговорил он. — Допёр-таки…

Я вздрогнул, взглянул ему в глаза — и чуть не попятился. Немигающие были глаза, беспощадные.

— Ничего, это мы исправим… — пообещал страшный ночной попутчик, подаваясь навстречу. — Сейчас я досчитаю до трёх — и ты проснёшься… Раз!.. Два!..

Владимир Васильев. «Иж-Планета-Спорт»

Как Тигрис и ожидал, дом по адресу Вологодская, 88, оказался древней бревенчатой избенкой. А вокруг, на минуточку, высились вполне приличные даже для ближнего Подмосковья двух-трехэтажные кирпичные коттеджи.

— Привалило наследство, — проворчал Тигрис и мрачно поглядел на соседний дом под номером 90, тоже бревенчатый, маленький и неказистый. Только эти два дома в поле зрения казались ветхими пришельцами даже не из прошлого, а из позапрошлого века.

Но, с другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят — потому Тигрис и рванул в Ижевск, едва только узнал о наследстве.

По какой неясной причине дед Степан, на самом деле родственник Тигрису очень дальний, отписал на него дом, осталось загадкой. Вроде тут, в Ижевске, у деда Степана семья какая-то имелась. Тигрис заранее приготовился к теркам с дальними родственниками и еще до того, как увидел злополучную избушку, внутренне приготовился уступать. Удастся хоть сколько-нибудь получить от родственничков наличкой — и отлично, а домом пусть сами владеют. В конце концов, Тигрис был не лишен элементарного чувства справедливости и вполне отдавал себе отчет, что каприз престарелого родственника — еще не повод лишать наследства его собственных детей и внуков. А с дедом Тигриса Степан и родней был весьма дальней — даже не троюродной, дальше. И дружбы особой не водил, скорее наоборот: Степан и дед Тигриса друг друга недолюбливали, хотя и уважали. Всю жизнь они соблюдали между собой вооруженный нейтралитет, но, как рассказала Тигрису мать, никогда не опускались до каких-либо низостей или недружественных действий. Вероятно, не хотели начинать упомянутые действия первыми, так и просидев всю жизнь в бесплодной засаде. Тем не менее сожительница Степана, плохо известная Тигрису и его родне баба Нюра, отзвонилась в Королев и без особых эмоций сообщила, что дед по завещанию отписал младшему мужчине в роду, Тигрису то бишь, недвижимость в Ижевске. Тигрис, которому жизнь с матерью и двумя младшими сестрами в одной двушке-хрущебе давно надоела хуже горькой редьки, моментально собрал вещички и купил билет до Ижевска. И вот имеет счастье лицезреть «дом». Нет, дом не выглядел совсем уж безнадежной развалюхой, просто вдрызг устарел. Особенно если взглянуть на остальные коттеджи по улице Вологодской — в любую сторону.

Тигрис вздохнул, вынул из кармана врученную бабой Нюрой связку ключей и пошел отпирать ржавый амбарный замок на калитке.

Осмотр гипотетических владений много времени не занял, тем более что кто-то из родственничков вовремя озаботился и вывез почти всю мебель, кроме той, которая была ровесницей самому дому. Как Тигрис и опасался, ничего похожего на удобства в доме не оказалось — только дощатый сортир на задах. Водопровода тоже не было, и в холода пришлось бы использовать допотопную печь. Горожанин в третьем поколении Тигрис понятия не имел, как это делается. Да и перспектива бегать в сортир через весь двор, мягко говоря, не грела. Осматривать сараи Тигрис отправился в довольно-таки унылом настроении.

В сараях помимо хлама нашлась только одна достойная внимания вещь — мотоцикл «Иж-Планета-Спорт». При ближайшем рассмотрении оказалось, что этот реликт советского машиностроения прекрасно сохранился: ни малейших следов ржавчины под пылью, да и пробег, если цифры на спидометре соответствовали истине, лишь немного превышал двести километров. Не похоже, чтобы он все годы с момента выпуска провел в сарае — кто-то однозначно хранил его в теплом гараже и не ленился следить-смазывать, но почему-то не ездил. Резина выглядела почти новой, так что, вполне возможно, спидометр и не врал.

Минутой позже Тигрис сообразил, отчего связка ключей была такой увесистой, хотя висячих замков ему пришлось отпереть всего три: на калитке, на доме и на сарае. А ключей в кармане брякало куда больше — целых девять. И три из них совершенно точно были от мотоцикла: на черных пластиковых головках красовался узнаваемый буквенный логотип «ИЖ».

— Иж ты! — пробормотал Тигрис, нарочито выделяя букву «ж», хотя это и было неправильно.

Осмотр Тигрис вскоре завершил, все запер и отправился в загодя снятый гостиничный номер. По дороге очень кстати позвонила баба Нюра, с которой удалось достаточно внятно переговорить. Из разговора Тигрис вынес главное: родственнички дома на Вологодской, 88, побаивались. И теперь не скрывали радости, что все это счастье досталось не им. Конечно, это было странно, но наверняка имело какое-нибудь рациональное (или не очень рациональное) объяснение. Допустим, престарелая баба Нюра могла опасаться неких мифических сглазов или привидений. Но народ помоложе? М-да…