Сергей Самаров - Отчуждение Страница 2

– Кто это? – непонятно кого спросил Рахметьев. В его голосе слышалась мистическая дрожь и испуг. А ведь он парень не из робких.

– Что это? – тем же тоном спросил Пашинцев.

Спрашивали явно меня. А что я мог ответить? Одно я мог сказать точно, что это не схватка боевых самолетов России и НАТО. Я хорошо знал конфигурацию всех наших боевых самолетов, и самолетов потенциального противника. Это вообще были не самолеты. Я не знал, что это такое. Я мог сказать только одно. И я сказал, стараясь говорить предельно спокойно, хотя затрудняюсь утверждать, что у меня это получилось:

– Воздушный бой, как я его понимаю.

И демонстративно сплюнул изо рта остатки дыма от гранатомета. Небрежно сплюнул, демонстрируя свои ненастоящие спокойствие и невозмутимость.

Но тут же сообразил, и торопливо вытащил из большого нагрудного кармана свой командирский «планшетник», включил режим видеосъемки, и начал снимать воздушный бой или что там такое происходило, затрудняюсь ответить.

– И кто с кем? – спросил по связи кто-то из солдат.

– Один против другого, – здраво рассудил я, продолжая съемку. – А ни хреновая у второго реакция… Ловко он эти плевки отбивает…

– Вокруг него какое-то тонкое облако. Он облаком отбивает, – сказал со знанием дела командир первого отделения младший сержант Вася Красников. – Своего рода, динамическая защита. Как у танка, только не совсем. И полупрозрачная.

Присмотревшись, я увидел, что и корпус, и крылья второго, в самом деле, покрыты слоем легкого тумана, через который огненные плевки первого не проникают. Это, несомненно, была какая-то особая защита. Но долго так продолжаться не могло. Никто из противников не мог победить другого. И тогда снова раздался свист, как в первый момент. Тот самый свист, что заставил меня поднять голову. И обе машины исчезли из поля зрения. Однако, одновременно со свистом откуда-то со стороны пришел и рев самолетного двигателя. Самолет приближался. Даже не один, а целых три самолета, как все мы увидели скоро. Это были российские истребители СУ-30CМ. Видимо, радары засекли что-то непонятное самим радарам, как и нам непонятное, и самолеты вылетели на перехват, думали слегка пострелять ракетами класса «воздух – воздух». Но перехватывать уже было некого, как не в кого было уже и стрелять.

Теперь я снимал только самолеты.

Только в этот момент я вспомнил, что являюсь командиром взвода спецназа ГРУ, и мы вышли на банду эмира Арсамакова, прижали ее к скалам с намерением уничтожить. Однако непонятное явление в небе заставило нас забыть про бой с реальным противником. И лишь появление в небе российских самолетов вернуло нас к действительности.

Однако, оказалось, что продолжать бой нам уже не с кем. Остатки банды вместе с самим эмиром просто улетучились, исчезли среди расщелин, и в какую стоило забираться, чтобы искать их – было непонятно. Да и рискованно было лезть в расщелины. Бандиты, наверняка, заминировали свои пути отхода, как всегда делают. Расщелины узкие, темные. Любой взрыв может обрушить стены на того, кто окажется внутри. Кроме того, мы уже заранее знали, что проходы здесь представляют собой лабиринт, через который, если не знаешь пути, сможешь пройти только после нескольких дней блужданий. Таких лабиринтов в горах Северного Кавказа несколько, и почти все известны. Но только отдельные местные жители знают, как через них проходить. И бандиты часто знают. Мы изначально старались отсечь банду от этого лабиринта, даже не имея информации о том, пользовался когда-то Арсамаков лабиринтом или нет. Тем не менее, страхуясь, пропускать банду туда не хотели. Но, когда сами отвлеклись на непонятное явление, бандиты проскочили, куда раньше проскочил их эмир и отдельные члены банды.

Изначально банда эмира Арсамакова была большая – больше двадцати человек. Восьмерых мы успели уничтожить. Еще несколько человек наверняка были уничтожены в расщелине, в которую выстрелил наш гранатометчик младший сержант Рахметьев. Наверное, стоило считать, что бандитов осталось около десятка. Но теперь придется по горам лазить, и искать их. Десять человек – это тоже не самая маленькая банда и солидная по местным масштабам сила. Опасная сила, которую необходимо обезвредить, пока они, озлобленные и униженные, не натворили бед. И найти их, чтобы обезвредить, легче всего по горячим следам. Значит, следует немедленно начать поиск обходного пути. В лабиринте мы только время потеряем, и дадим возможность Арсамакову и его банде нас не дождаться, и уйти далеко.

Сейчас бы нам «беспилотник». В прошлую командировку больше года назад мой взвод работал с «беспилотником», который выручал нас. Но как-то так получается у нас в армии, что новой техникой нас постоянно дразнят, показывая и присылая на испытания, но неизвестно, когда эта новая техника на постоянной основе войдет в наш штат. Много лет так же тянулось с теми же гранатометами РДГ-29 «Вампир». Гранатометы продавались за границу, засветились в Ливане во время войны с Израилем, в Мексике на военном параде солдаты несли эти гранатометы, появлялись они во время боев в Сирии и Ираке, причем, с той и с другой стороны. Но в российскую армию, хотя официально были приняты на вооружение, не поступали после этого больше десятка лет. И только-только начали поступать.

Самолеты в небе ревели двигателями. От мыслей о беспилотнике я невольно посмотрел на них. Потом выше посмотрел. Где-то в недосягаемой вышине что-то поблескивало над легкими облачками. И наши «Сушки», сделав круг над участками леса, которые все еще горели от огненных плевков, устремились ввысь, круто набирая высоту. А потом вдруг случилось непредвиденное. Сверху, из ничего, то есть, из полной пустоты, вдруг вылетел сначала один луч, коснулся крыла истребителя, и крыло загорелось. А через несколько секунд еще два луча, один белый, как первый, второй фиолетовый, подожгли два оставшихся самолета. Мы видели, как в небе раскрылись купола парашютов. Летчики катапультировались. Сам момент катапультирования, наверное, происходит очень быстро. Настолько быстро, что глаз не успевает на него среагировать. Но купола шести парашютов в небе видно было хорошо.

Три сбитых российских самолета – это уже серьезное дело. Бывает, страны несут потери в авиационном парке во время войн. Но даже в условиях боевых действий одновременная потеря трех самолетов – это нонсенс, это – чрезвычайная ситуация, которая никогда не остается без ответа. Хотя говорить об ответе, когда даже неизвестно, кто эти самолеты сбил, просто смешно. Тем не менее, они загорелись не сами по себе. Я видел, в каком состоянии иногда возвращаются из боя штурмовики. Их металлическое тело бывает просто истерзано пулеметными очередями. Висят куски обшивки, чудом не оторвавшиеся в полете. Но эти самолеты, показывая свои скелеты, все же не горели. А здесь я отчетливо видел, что самолеты от соприкосновения с лучом вспыхивали. У двух загорелись крылья, одно, кажется, правое, второе – левое. У третьего полыхнул ярким пламенем стабилизатор. Конечно, мне издали трудно было рассмотреть и увидеть все. Но мне показалось, что при горении самолетов летели в стороны огненные брызги. Это бывает, когда горит магний, алюминий или алюминиевые сплавы. Видимо, лучи давали чрезвычайно высокую температуру. Хотя для плавления алюминия высокая температура и не нужна. Кажется, что-то около шестидесяти градусов. Там, главное, прожечь тонкую поверхностную окисную пленку. Но горели самолеты ярко. При этом у меня создалось впечатление, что убийственный луч был абсолютно прицельным. Он попадал в то же крыло в своей крайней, окончательной точке, и не пролетал ниже самого крыла. Это говорило, одновременно, и о том, что существу, которое лучами управляло, ничего не стоило попасть в кабину пилотов, чтобы их уничтожить. Но к кабинам луч даже не приближался. Ни белый, слегка серебрящийся, ни фиолетовый. Всем шестерым летчикам, трем командирам и трем штурманам, была предоставлена возможность катапультироваться, и спастись. Хотя слово «спастись» здесь не вполне уместно. До спасения летчиков еще далеко. Их следует найти и вывести. Иначе они могут и просто пропасть в горах – они же не спецназовцы, и не имеют нашей подготовки. Они могут нарваться на банду.

Об этом обо всем требовалось доложить командованию. Если раньше, когда дрались между собой два непонятных металлических существа, я сразу подумал, как воспримут мой доклад у нас в штабе сводного отряда, где обязательно поинтересуются, пил я или же какие-то таблетки глотал, поскольку знают, что я не курящий. То теперь мой доклад должны воспринять всерьез.

Я положил руку на коммуникатор «Стрелец»[1], отключил внутреннюю связь, и послал вызов начальнику штаба сводного отряда спецназа ГРУ.

– Слушаю, дежурный по узлу связи подполковник Овчинников, – ответили мне почти сразу.