Максим Хорсун - Избранник Газового космоса Страница 2

Незнакомец в зеркале был высок и некогда могуч. Насколько я знаю, людей с таким телосложением выбраковывали из участников лунной миссии на первых же этапах отбора. Модули тесны, люки – узки, во временных полевых базах жилого пространства и того меньше. Все мы – герои космоса и, как оказалось, смертники – были невысокого роста, жилисты и худы. Этот, в отражении, попросту не влез бы ни в один из наших скафандров.

Я задрал подол сорочки и, затаив дыхание, принялся изучать свое тело. Мало того, что я вытянулся, расширился в кости, изменился лицом и прилично состарился, я еще изрядно оброс жиром. Некогда литые мускулы прятались под рыхлой массой, покрытой седой шерстью.

Левое бедро с внешней стороны было изрыто беспорядочными шрамами. Меня что, кусала акула? Характерный след; я – спортсмен, заядлый серфер, мне доводилось видеть такие отметины на нашем брате. Внизу живота отыскалась лунка от давнего огнестрельного ранения. Еще интереснее… Значит, когда-то в моих кишках прогрызла тоннель пуля.

Похоже, после гибели на Старшей Сестре я времени не терял.

Ладно, жив, и на том спасибо. Неплохо для начала. Что будет дальше – поглядим. Постепенно я распутаю этот клубок.

После событий на Старшей Сестре меня трудно чем-то испугать.

Я схватился одной рукой за поручень, другой – за ручку двери, потянул вбок. Где-то звякнул колокольчик. Толкнув себя вперед, я оказался в сумрачном коридоре.

Перемещаться вдоль поручней было удобно. Я плыл вперед, задрав ноги, и прислушивался. Надо сказать, размер этого космического корабля или станции меня просто поразил. Столько свободного места. И никаких приборов. Только обшитые деревом стены, паркет на полу, поверх паркета – та же красная ковровая дорожка. На металлическом потолке – искусная гравировка. Светят под круглыми матовыми плафонами лампы… Наверняка экипаж где-то рядом.

В какой-то миг мне показалось, что помимо гула принудительной вентиляции я слышу далекие завывания ветра и даже треск грозовых разрядов. Но невесомость значит – корабль в космосе. Никаких звуков снаружи быть не может.

Ладно, запишем в памяти и оставим на потом.

Я отодвинул в сторону первую попавшуюся дверь. Снова отозвался колокольчик, из отсека пахнуло потом. Извернувшись, насколько позволяло мое укрупнившееся тело, я проплыл под притолокой.

Возле дальней стены в ряд стояли кровати. На них лежали пятеро: тут были мальчишка и длинноволосый юноша, двое мужчин средних лет и похожий на египетскую мумию старик. Каждый укрыт одеялом по подбородок и привязан к кровати знакомыми мне широкими ремнями. Все мирно и крепко спали. Один из мужчин громко шамкал губами и постоянно дергал плечами. Кошмар какой-то, видимо, снился.

Кожа у мужчин и старика была серовато-сизой: вроде не темной, но и отнюдь не светлой. Тонкие, заостренные черты лица, четко очерченные носы и скулы, черные брови…

Мальчишка и юноша, наоборот, были блондинами. Что они забыли в космосе? Молоко ведь на губах не обсохло…

То ли от звона колокольчика, то ли почувствовав мое присутствие, старик начал просыпаться. Завозился, забормотал какую-то околесицу. Не открывая глаз, вытянул из-под одеяла тощую руку и принялся шарить в воздухе. Я ощутил сиюминутную брезгливость, когда увидел, что на руке у старика не хватает двух пальцев. Без мизинца и безымянного пальца его сухопарая кисть походила на серую клешню.

Я решил, что продолжать пялиться неприлично, и выплыл в коридор.

Оказавшись перед следующей дверью, я не удержался и отодвинул ее в сторону.

Ого! Женский отсек!

Снова кровати в ряд и умиротворенные лица. Мерное дыхание, ремни поверх одеял…

Белые ягодицы, гибкая спина и длинная коса, что живет своей жизнью в невесомости.

Девушка одевалась, зацепившись босой ногой за ремень своей кровати. На вытянутых к потолку руках – пестрая майка; раз-два, и майка скользнула вниз, прикрыв острые лопатки и пушок на пояснице. Рядом плавала перекрученная ночная сорочка, которую девушка только что сняла, и прочая одежда, которую, очевидно, намеревалась надеть.

Девушка обернулась. Коса, живущая сама по себе, сплелась кольцами, как кобра. Девушка опешила, я тоже растерялся. За две секунды, которые мы потратили, разглядывая друг друга, я успел оценить ее восточную красоту. Незнакомка была под стать этому кораблю с его паркетом, ковровыми дорожками, деревянной обшивкой и медными инкрустациями: такая же удивительная и неожиданная.

– О, боги… Простите! – пробормотал я, опомнившись.

Схватился за дверь и буквально вышвырнул себя в коридор. Полетел дальше, потряхивая головой, пытаясь избавиться от обескураженности. Одинаковые двери попадались справа и слева, но я больше не пытался узнать, что находится за ними. Наверняка – такие же отсеки, и в них спят спеленатые, совсем не похожие на космонавтов люди.

Кстати, почему они все спят? Ну, кроме старика, который уже, наверное, проснулся, и девицы. Сонное царство какое-то. Где дежурная вахта? В рубке управления? Где же она? И вообще, какого размера корабль?

Коридор привел в просторный отсек. Места в нем оказалось так много, что у меня закружилась голова. Я отпустил поручень и поплыл вверх и вперед, между треугольными шпангоутами в два ряда, под потолком, туго-натуго обтянутым скрипучей тканью, напоминающей брезент. Не было больше ни дерева, ни ковровых дорожек. Вороненая сталь, тусклый свет ламп и ребристый пол неширокой лентой, – отсек внизу сужался.

Добравшись до противоположной стены, я зацепился ногами за шпангоут, повис, как летучая мышь. Дальше была развилка. Если рвануть вверх, окажешься на служебном уровне, а туда пассажирам подниматься запрещено, – это я прочитал на двери. Надпись была сделана не буквами, а какими-то корявыми кружочками с разновеликими запятыми, но я почему-то сразу понял смысл. Прямо за дверью – что-то вроде багажного отделения, его до конца полета держат под замком. Это тоже было написано кружочками и запятыми. Закрыто – так закрыто. Что я забыл в багажном отделении?

Третий люк вел на уровень ниже. Из прямоугольного проема лился свет. Виднелись скобы, по которым можно было легко спуститься и подняться обратно.

Я отцепился от шпангоута и поплыл к люку головой вниз. Перед носом промелькнули скобы, и вот, оттолкнувшись одной рукой от пола нижнего уровня, я снова переориентировался в пространстве.

Это был еще один «уютный» отсек. Овальный ковер – пестрый, насыщенный теплыми цветами, – привинчен к полу. Вдоль одетых в дерево стен – начищенные поручни и светильники, похожие на витые свечи. Светильники мерцали в полнакала. Свет лился из широкого иллюминатора, выпуклое стекло которого было заключено в толстенный обод из красноватой меди.

Я завис перед иллюминатором. Обзор был отменным.

В голове сразу все встало на свои места. Догадки и предположения, причины и следствия.

И мой изменившийся до неузнаваемости облик, и удивительный корабль вместе с его пассажирами… И оранжевая планета, сплошь затянутая облаками, на которую был направлен широкий нос корабля; и массивы озаренных грозами туч, что громоздились вопреки законам природы прямо в космосе, и похожее на циклон туманное завихрение, находящееся позади оранжевой планеты и раз в десять превышающее ее в размерах…

Все это – предсмертный бред. Сейчас я лежу, скрючившись, в криокапсуле. Мой мозг отмирает слоями, превращаясь в подмороженную капусту, бред с каждой минутой будет становиться вычурнее. В конце концов дело дойдет до духов-покровителей и демонов-вредителей, а потом все рухнет в Обитель мертвых, сойдется в одну белую точку на фоне абсолютной черноты.

Беспокойство из-за того, что не мог толково объяснить произошедшее со мной и с окружающим миром, улетучилось.

Нет смысла искать логику в своем последнем сновидении. Придется довериться его течению, потому что из этих цепких объятий уже не освободиться. А раз так – будь что будет.

…К слову, звезды я не увидел ни одной. Мглистое нечто заполняло пространство, кое-где уплотняясь, кое-где вихрясь, кое-где отражая, надо думать, свет местного солнца. Такой себе осязаемый мировой эфир, существование которого ученые опровергли в начале прошлого столетия.

Я невольно вздрогнул, когда что-то сжало мою пятку. Едва-едва не стукнулся лбом об иллюминатор – вовремя подставил руки, затем плавно потянул ногу вверх и перевернулся вверх тормашками.

Возле меня висел, по-жабьи дрыгая ногами, тот самый старик, чье пробуждение я не досмотрел до конца. Старик был гол, если не считать набедренной повязки из белой льняной ткани, завязанной впереди на узел. Пот собирался на рельефно выпирающих ребрах и срывался мутными капельками в свободный полет. В стариковских глазах цвета мочи читалось немое восклицание. Как будто именно меня он меньше всего ожидал увидеть, как будто я в этом мире был чем-то неправильным, несвоевременным, аномальным и даже зазорным. Я, а не космический корабль, внутренним убранством похожий на постоялый двор. Я, а не грозовые тучи, плывущие по космосу.