Уильям Форстчен - Солдаты Страница 20

— Калин, есть только один путь, — вставил Ганс.

— Ты, старый друг, являешься солдатом, и именно так ты должен смотреть на победу — ответил Калин, его голос наполнился бесконечной усталостью. — Я, как президент, вынужден рассмотреть иные средства. Они могут не нравиться мне, я могу даже не верить им, но я обязан рассмотреть их, тем более, когда Бугарин сплотил вокруг себя большинство сенаторов.

Эндрю посмотрел на Винсента, который кивнул. Эта часть новостей была шокирующей. Если большинство за Бугарина, то в Сенате при голосовании в любое время могут возникнуть проблемы.

— Калин, мы не можем сдаться. И не можем позволить Республике расколоться. Очевидно, что Джурак превосходит нас по уровню производства. Любое соглашение, даже временное перемирие, будет играть ему на руку.

— Я слушаю это от тебя, Эндрю. От Бугарина я слышу угрозы о развале Республики на части, если это будет необходимо для прекращения войны. От представителей Рима я слышу жалобы о наших воображаемых подозрениях относительно них. От Вебстера я слышу, что экономика угрожает падением в пропасть. Сегодня вечером, когда поступят списки пострадавших, я буду сидеть и писать письма до рассвета, посылая мои сожаления старым друзьям, тем, кто потерял любимых.

Его голос, казалось, был близок к срыву. Он склонил голову, надел на нее цилиндр, и медленно вышел из комнаты, двигаясь так, как будто вся тяжесть этого мира давила на него. Эндрю, Ганс и Винсент уважительно стояли, пока он не вышел. Эндрю вздохнул, облокотившись о свой стул, и посмотрел на Винсента, который слабо улыбался.

— Готорн, что, черт побери, здесь происходит? — спросил Ганс, обойдя стол вокруг, подойдя к боковому столику, и взяв кувшин с чаем из которого Касмир наливал ранее, снова наполнил свою кружку.

Взяв фрукт, расплывчато напоминающий яблоко, но ближе по размеру к грейпфруту, он обосновался на стуле, который занимал Калин, вытащил кривой нож из своего рюкзака, и начал снимать толстую кожуру с плода.

— Здесь творится безумие, — начал Винсент. — Калин теряет контроль над Конгрессом, который дробится между представителями Руси и Рима. Римский блок утверждает, что усилия направленные на ведение военных действий не достаточны, чтобы ожидать изгнания захватчиков с их земли. Кроме того есть некоторые, кто утверждает, что это является преднамеренным, чтобы сократить население и таким образом установить равный баланс в палате представителей.

— Это безумие, — вздохнул Эндрю. — Проклятье, какого черта можно даже думать об этом?

— А что русская сторона? — спросил Ганс.

— Ну, ты слышал это прямо от Бугарина. Рим не может сражаться, и вся тяжесть ложится на плечи старой русской армии. Мы потеряли десятки тысяч, таскающих за них каштаны из огня прошлой зимой и теперь, в этом последнем сражении, они снова впали в панику.

— Никогда не должен был называть их Девятым и Одиннадцатым Корпусом, — сказал Ганс. — Они были несчастливыми для Армии Потомака, и тоже самое здесь.

— Забавно, даже та легенда перекочевала сюда, — сказал Винсент, — некоторые римляне утверждают, что это проклятие было специально наслано на них.

Эндрю мог только качать головой.

— Какой практический результат? — спросил Эндрю.

— Известно, что Сенат будет сегодня голосовать за резолюцию о снятии вас с командования.

Произошел быстрый обмен взглядами между Эндрю и Гансом, когда сержант отрезал кусочек очищенного фрукта и передал его Эндрю.

— Это не произойдет, конечно. Вы останетесь, и будет инсценированное выступление в вашу поддержку, но сам факт того, что это произошло, ослабит ваше положение.

— Значит показуха, но какова тогда настоящая игра?

— Намного хуже. Со смертью Граки, и соответственно отсутствием вице президента, представители Рима сильно нервничают. Спикер Флавий, следующий в линии, но вспомните, он не из старой римской аристократии. Когда-то он был слугой в доме Марка, который пошел служить в армию, стал инвалидом после Испании, и оказался в Конгрессе.

Эндрю кивнул. Он очень сильно восхищался Флавием. Истинный и настоящий солдат. Если бы он не был так тяжело ранен, то он, несомненно, поднялся бы до командования дивизией, или даже корпусом. Его выбор в качестве Спикера, был неким сюрпризом, но тогда в палате представителей преобладали старые ветераны из низших классов, как Руси, так и Рима. Но у него не было слепой поддержки и мгновенного повиновения, которыми мог воспользоваться Марк. Марк мог едва шевельнуть пальцами, и все его слушали. Флавию этого недоставало, и хотя теперь он находился на расстоянии всего одного удара сердца от президентства, Эндрю знал, что Спикер не мог остановить растущие разногласия между двумя штатами Республики.

— Бугарин будет вести слушание о битве у Капуа. Он заявит, что война проиграна, и будет толкать к перемирию.

Соглашение с бантагами? — спросил Ганс. — Будь оно проклято, я говорил тебе, Эндрю, мы должны были расстрелять этих посланников чинов, которых они продолжают посылать.

— Я не могу. Конгресс специально приказал, что бы мы принимали их и пропускали.

— А они являются ничем иным, как проклятыми шпионами.

— Ты думаешь, я не знаю этого? — горячо рявкнул Эндрю.

Ганс откинулся на стуле с выражением упрека и расстройства и ничего не ответил.

— Они проголосуют за перемирие? — спросил Эндрю.

— Нет, пока нет, но настоящая цель, это разрушение Республики. Восстановление независимого государства Русь, отсоединение Рима, и вывод армии.

— А потом, после того, как бантаги сокрушат Рим, они будут у наших ворот.

— Вы знали это, я знал это, — ответил Готорн, — но для большинства здесь, любое предложение мира, даже хотя бы на шесть месяцев или год, с возвращением парней обратно домой, и ослаблением изнурительной работы на фабриках… вот это кажется правильным им. Бугарин, уже носится вокруг плана построить укрепленную линию в Кеве, утверждая, что, даже если бантаги действительно предадут соглашение, не имея необходимости волноваться о Риме или удерживать Тир, у нас было бы более чем достаточно сил, чтобы остановить их.

— Они дураки, — вскричал Ганс, он готов был взорваться от гнева, так он впился взглядом в Винсента.

— Да, но помните, что я застрял здесь с прошлого года, будучи вашей связью, так что не обвиняйте меня в дурных вестях.

Эндрю видел, что быть вырванным из боевых действий все еще раздражало Винсента, но с другой стороны его погружение во всю административную работу в качестве начальника штаба закалила Готорна, обучила его, и наступит день, когда, если они выживут, он примет мантию руководителя.

— Вам нужно побывать на фабриках, — сказал Винсент. — Я там бываю теперь почти каждый чертов день, пытаясь поддержать увеличение производства. Эти старики, женщины и дети, которым всего восемь, работающие двенадцатичасовую смену, шесть дней в неделю, просто создания ада. Эмил негодует по поводу таких условий. Туберкулез свирепствует, и много женщин, работающих на фабрике, производящей капсюли, приобрели эту странную болезнь; Эмил говорит, что это имеет какое-то отношение к ртути — то же самое, как и со старателями. Во всем ощущается нехватка, тем более, что мы кормим почти миллион беженцев римлян, которые потеряли свою землю. Многие люди перебиваются на каше, и жидком супе с привкусом мяса, которое разок окунули в него. Процветание, которое мы видели здесь два года назад, полностью прекратилось. Несколько человек, главным образом старых бояр и торговцев, добывают грязное богатство на военной промышленности, но положение обычных рабочих ухудшается.

— Так приведи Вебстера, сделай, чтобы им начислили какой-нибудь новый вид налога. Проклятье, он же финансовый волшебник, который понимает это лучше всех, — сказал Эндрю, всегда теряясь, когда дело касалось финансовой стороны идущей войны.

— Он пытается, Эндрю, но это те же самые люди, у которых есть большинство Конгресса и они блокируют любые изменения в налогах. Мы вместе вымостили военно-промышленное общество. Соединенные штаты смогли принять их там дома; у нас было два поколения, живших в измененных условиях, чтобы привыкнуть к этому. Конфедерация не сделала, и помните, как она развалилась. И здесь тоже самое. Мы производим товары, но едва держимся, соскальзывая с рельсов. Восстановление железных дорог после последней зимней кампании, и подготовка к последнему наступлению означают, что слишком много других вещей не делалось. Вебстер сказал, что это походит на заливку всего топлива, которое есть у нас, но только половине машин. Ну, а другая половина, инженерное оборудование, боевой дух, политическая поддержка, все они заклинивают и разваливаются.

Эндрю не знал, как реагировать. В течение ранней весны, после его восстановления от ранения, он просто попытался понять, каким сложным это все стало, посещая совещания с Вебстером, которые продолжались по полночи. Он требовал больше броневиков, локомотивов, большего количества оружия, заряжающегося с казенника, воздушных судов, и снаряжения, всегда больше снаряжения, а Вебстер повторял без конца, что это означало урезывание в чем-то еще настолько же важном, если они будут вынуждены продолжать поддерживать военную машину.