Лицеист - Василий Горъ Страница 20

их с Даудом воодушевляющим касанием, кажется, начала боготворить. Но головы не потеряла: сияла, как летнее солнышко, только до того, как я сообщил, что мне, увы, пора выезжать во дворец, натянула маску равнодушия. Тут я внезапно обратил внимание на кажущийся беспорядок в ее прическе, другой макияж и кожаную куртку со смелым вырезом, которую до знакомства с нами целительница не надела бы даже под страхом смерти, удивился, насколько сильно эта женщина изменилась за это время, но озвучивать свои мысли не стал, ибо торопился.

Прощание не затягивали: эта парочка пожелала нам всего хорошего и умотала к себе, Янка осталась на хозяйстве, а мы с Варей спустились в гараж, загрузились в «Потапыча» и выехали в ночной город. Вечерние пробки давно рассосались, ехать по сухому асфальту при девяти градусах тепла было более чем комфортно, так что до Императорского дворца долетели с ветерком. На удивление быстро прошли и проверку на КПП, так что от него до Флигеля Мятущихся Душ я рулил, улыбаясь. А после того, как припарковал машину на законном месте, отпустил Лапину отдыхать, а сам поднялся на третий этаж. До медблока дошел быстрым шагом, вломился в приемный покой, ускорился еще немного, сдвинул в сторону чуть приоткрытую дверь операционной и остановился, как вкопанный. Почему? Да потому, что увидел новое лицо матушки — здоровое, румяное, породистое, молодое, красивое и… абсолютно чужое! Слава богу, взгляд остался тем же, поэтому я «оттолкнулся» от него и радостно заулыбался чуть раньше, чем у самой любимой женщины во всей Вселенной оборвалось сердце:

— Ух-ты, а ты у меня снова становишься редкой красоткой!

— Угу: красоткой с ежиком на голове… — сварливо проворчала она, но в глазах появилось счастье, и я, быстренько поздоровавшись с «прабабкой» и Незаменимой, судя по внешнему виду, только-только закончившей очередной сеанс исцеления, продолжил вышибать дурь из ее головы:

— Ежик — это временно. Кстати, судя по его масти, ты решила воплотить в жизнь позапрошлогоднюю мечту, верно?

— Ага: Валентина Алексеевна сказала, что к внешности, которую она создает, подойдут рыжие волосы, и я… заинтересовалась.

— В смысле, изнываешь от предвкушения?

— Не вредничай! — фыркнула она и… почему-то потемнела взглядом. Обе Вали — старшая и младшая — тоже заметно напряглись, затем заявили, что им надо сходить ополоснуться, и быстренько свалили. Причем не забыв включить «глушилку» и захлопнуть дверь!

Я подобрался, более-менее спокойно подкатил освободившееся кресло к границе стерильной зоны, сел, уставился в глаза родительнице и потребовал, чтобы она рассказывала.

Она ненадолго ушла в себя, потом снова поймала мой взгляд и спросила, знаю ли я, что Мирослава Михайловна является очень сильным эмпатом.

Я утвердительно кивнул:

— Да. От нее же. Кстати, намекал и тебе. Два раза — вчера и позавчера. А что?

— Приходила разобраться в моем отношении к тебе, выжала, как лимон, и хорошенечко поводила мордой по столу… — с какой-то странной горечью в голосе призналась матушка. А когда почувствовала, что меня аж затрясло от бешенства, грустно улыбнулась: — Не злись: как ни обидно это признавать, но все ее претензии были заслуженными.

Это утверждение, если и успокоило, то несильно:

— А чуть подробнее можно?

— Ну-у-у… я до сих пор вижу в тебе ребенка, поэтому подсознательно уверена, что имею полное право навязывать свою точку зрения, вмешиваться в жизнь, переигрывать решения, определять, с кем дружить или спать, кому что позволять, на что тратить деньги и так далее. А еще, оказывается, жажду запрещать. Чтобы побыстрее вернуть тебя, уже расправившего крылья, под каблук, восстановить привычное статус-кво и снова ощутить себя значимой! Да, какая-то часть моего разума помнит, что ты как-то выживал эти полгода, но считает… вернее, считала это несущественным. До беседы с государыней. А эта женщина аргументированно доказала, что ты — на редкость толковый, рассудительный и самодостаточный парень, уже определившийся с будущим, целенаправленно добивающийся поставленных целей и выполняющий взятые на себя обязательства…

— Обязательств действительно хватает… — вздохнул я, но продолжить мысль не успел — она попросила не перебивать, дождалась согласного кивка и криво усмехнулась:

— После того, как я начала что-то понимать, Мирослава Михайловна дала возможность представить наиболее вероятные последствия сразу нескольких вариантов моего бездумного вмешательства в твою жизнь…

— Вмешивайся себе на радость! — не выдержал я. — Я тебя люблю больше всего на свете, готов измениться так, как тебе заблаго— …

— Лют, ты влез в Большую Политику, поэтому не имеешь права идти на попятную! — как-то уж очень эмоционально воскликнула она, почувствовала, что я напрягся еще сильнее, и заставила себя успокоиться: — Сынок, ты уже подружился с будущим Халифом, а сегодня целый день строил отношения с правнучкой Императора Японии и внучкой главы Империи Солнца! Да, ты можешь послушаться моего «совета» и послать куда подальше и Дауда Аль Сауда, и Сумэраги Наоки, и Эиру Этэ-Инти, но это будет даже не идиотизмом, а предательством! В общем, лучшее, что я могу сделать для нас с тобой — это перевоплотиться в «родную тетку», вышедшую в отставку, чтобы за тобой присмотреть, поддерживать во всех начинаниях, прикрывать спину и… найти общий язык со всеми, кто протянул руку помощи, помог встать на ноги и уже стал частью твоей жизни. Кстати, государыня настоятельно рекомендовала задавить материнскую ревность и сойтись с Раисой Александровной Зыбиной как можно ближе. А для того, чтобы я не взбрыкнула, показала видеозапись, на которых Суккуба прессовала Деда Мороза и Душекрада!

— Было такое… — вздохнул я, вспомнив не только лица этих магов, но и последующий откат Суккубы. А потом постарался подвести ее к «крамольной мысли»: — Раиса Александровна защищала меня не один, а несколько раз. К примеру, на одной из дуэлей мой противник, с треском проиграв, после боя ударил меня в пах из-за спины судьи. Валя, находившаяся рядом, отправила меня в целительский сон, чтобы избавить от боли, а Суккуба изобразила дорожный каток. Сначала поломала и этого урода, и его целительницу, и телохранителей, пытавшихся спасти своего господина. Потом выбила челюсть судье, назвавшему ее психованной дурой, а после того, как подавила все сопротивление, связалась с главой рода моего обидчика и заявила, что дает ему сутки на принятие решений, которые устроят и ее, и меня. Тот то ли ничего не понял, то ли сделал соответствующий вид, и Зыбина, врубив камеру комма, устроила тому парню форменный допрос, совмещенный с пытками!

— Сильно…

— Сильно… — согласился я и,