Вычислитель (тетралогия) - Александр Николаевич Громов Страница 20

Грабители попятились. Нет, они не отказались от лакомой добычи, но поножовщина их ничуть не привлекала. Два-три удачных удара бичом издали – и делай с жертвой что угодно, она уже не поднимется. А поднимется, так все равно истечет кровью и далеко не уйдет.

Бичами они владели умело. Подобно собаке, чья лапа хрустнула на зубах конкурента в драке за пищу, скуляще взвыл Валентин. Фонарик выпал из руки Эрвина, рвущего ногу из цепкой трясины, и упал в грязь. Вскрикнул Обермайер.

– В кусты-ы-ы! – стонал Эрвин, получивший режущий удар бичом, и сам хлестал в ответ, рискуя задеть своих.

Вопли, стоны, хриплый ор… Свист бичей. Длинный поросячий визг. Выброшенная наугад пика входит в мягкое, ударивший бьет еще раз, не понимая, что орудует уже не пикой, а половинкой шеста, вторая же половинка с примотанным ножом, сбритая ударом бича, осталась неведомо где.

Наступая друг другу на пятки, сослепу ввалились в непролазь зарослей, колыхающихся вместе с зыбуном, но успели, успели продраться, проломиться сквозь самую гущу живым, терзаемым корявыми ветвями тараном и не дали снова замкнуть себя в кольцо.

Словно спина исполинского дышащего животного, ворочалась под двадцатью парами ног переплетенная корнями полутвердь-полухлябь, оторванная приливом от каменного дна. Трещали кусты, хрипели и дрались люди. Кристи вскользь ожгло бичом, и сейчас же кто-то голый, грязный, невыносимо зловонный налетел на нее из темноты, попытался сбить с ног…

Закричав, она оттолкнула его и сама удивилась, когда нападавший, потеряв равновесие, шлепнулся в грязь и очень некстати для себя задергался, зашелся хриплым кашлем. Вскрикнув еще громче и страшнее, Кристи пырнула его острым обломком шеста, стараясь попасть в живот, и попала. Исступленная радость убийства заставила ее ударить еще раз и еще, пока укол чьей-то уцелевшей пики не заставил дергающееся тело скорчиться и замереть. Тогда она увидела, что драться больше не с кем.

Хлестал бичом Эрвин, добивая кого-то визжащего. Юст крушил кусты топором, и в кустах вопили, пытаясь отползти. Сопящий Ян Обермайер с миссионерским усердием втаптывал в грязь чье-то бьющееся, пускающее пузыри тело, и хромота была ему не помеха.

Уцелевшие грабители вовсе не хотели умирать. Они вечно цеплялись за жизнь, называли жизнью собственное гниение на относительно безопасном участке посреди Саргассова болота и тысячу раз были готовы купить такую жизнь ценой чужой жизни. Десятки раз им удавалось обирать новоприбывших до нитки, и это было хорошо, потому что увеличивало шансы прожить подольше, может быть, лишний год или два. Иногда они встречали отпор, и это было плохо, потому что уменьшало шансы на выживание. Тогда лучше было отступить и дождаться более удобного момента. А может быть – такое тоже случалось – признать вожака пришельцев своим новым вожаком.

– Хватит! – рыдающе воскликнула Кристи. – Да хватит же!

В корявых зарослях вскрикнули особенно пронзительно и смолкли. Тяжело дыша, из кустов выдрался Юст.

– Бегом! – выдохнул он. – Кто отстанет – пожалеет!

Когда бежать стало невмоготу, задыхаясь, повалились друг на друга. До восточного края Гнилой мели было еще далеко, но каждый был готов кричать от радости и кричал бы, если бы воздух, со свистом врывающийся в легкие, не причинял такой боли, если бы не плыли перед глазами круги – багровые и зеленые…

И если бы каждый не был уверен: первое нападение не станет последним.

– Все здесь? – скорее простонал, нежели прорычал Юст.

Все были здесь, даже хромой Обермайер. Все, кроме Лейлы. Из оружия удалось сохранить один бич, один топорик, две пики и острый обломок шеста Кристи. Что было совсем удивительно, уцелел даже помятый ящик, влекомый на буксире по кустам и кочкам.

Не было только Лейлы. Когда она исчезла – во время боя или позже, во время бегства – не мог сказать никто.

Глава 8

Шесть плюс один

– А ты, оказывается, герой, – хрипло выдохнула Кристи.

Эрвин тоже не мог отдышаться и поминутно сплевывал.

– Приходится… Я боялся… что Юст попытается… прорваться назад в болото. И попытать счастья в другом месте. Так… ох… так, наверно, другие и делали. Заметила, как Крюк удивился?

– Заметила, как он умер.

– Да, но удивиться он все-таки успел…

– Может быть… Самое главное, что он покойник, а мы прорвались.

Эрвин помотал головой, и от этого движения на лицо Кристи упала капля то ли крови, то ли жидкой грязи.

– Ты думаешь, его некому заменить? И считаешь, что на Гнилой мели только один пахан?

– Она слишком велика для этого?

– Да. Не разговаривай, дыши… Сейчас опять рванем. Чем быстрее проскочим мель, тем живее будем, это даже Юст понимает…

До восхода первой луны успели отмахать километров пять, ориентируясь по звездам. Должно быть, в сухой сезон на Гнилой мели не везде хлюпало под ногами, но большой прилив превратил ее в сплошное месиво грязи. Продирались вслепую, напролом, то и дело застревая в кустах, проваливаясь в неожиданные ямы, хрипя и ругаясь. Не раз и не два Кристи казалось, что кто-то осторожно и ловко движется параллельно, ни на минуту не упуская из виду крохотный отряд и оставаясь невидимым сам. Она не знала, так ли это было на самом деле.

За час до рассвета все почувствовали, что идти стало легче. Прилив пошел на спад, а в небо выползла вторая луна. Кусты здесь росли не так густо, что давало надежду избежать внезапного нападения. И все же люди не останавливались, даже Обермайер не заикался о привале и ковылял из последних сил.

А потом в миазмы Гнилой топи вплелся иной, полузабытый запах, и среди куп кустов мелькнул дрожащий огонек.

– Костер… – сипло выдохнул Валентин и всхлипнул.

Это действительно был костер, и три голых человекоподобных существа сидели вокруг него на корточках. При первом треске ломаемых кустов они вскочили, дико озираясь, и одно из них схватило бич.

– Ловушка, – безнадежно предположила Кристи, ловя запахи и чувствуя, как ее рот неудержимо наполняется слюной. Сейчас ей больше всего на свете хотелось ошибиться. Ну пусть кто-нибудь возразит ей и высмеет ее! Пусть хоть раз случится чудо и болото сжалится над людьми!..

– Они сами боятся, – возразил Эрвин, снимая с плеча бич.

И верно: увидев шестерых, не расположенных шутить, трое не стали испытывать судьбу и, быстро похватав что-то