Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев Страница 20

Дорога выводила в район, где концентрировались всевозможные мелкие предприятия, и до Посещения была одной из Хордовых линий. Далее она уходила за «железку», а уже за рекой превращалась в Юго-Западное шоссе. Так было когда-то. Зона перерезала эту популярную трассу, а КПП, вбитый людьми прямо посреди бывшей магистрали, завершил операцию по отсечению. Теоретически по этой Хорде можно было бы дойти прямо до Сити, но путепровод над железной дорогой давно обрушился. Место обрушения кишело аномалиями, его по возможности избегали, да и прямой путь в Зоне чаще всего ведет в могилу (тоже золотое правило, номер не знаю). Кто-то обходил развалины моста справа, через железнодорожную станцию с незатейливым названием «ТЭС», и потом по территории собственно ТЭС. Мы собирались пересечь «железку» слева – как я проделывал это на тренажере, – а там, из бывшего центра Хармонта, было рукой подать до бизнес-квартала.

– «Лунный свет» – это новая аномалия? – спросил я. – Не читал про нее.

– Старая, – отозвался Эйнштейн, – просто редкая. И не опасная, если идешь не один.

– А если один?

– Тогда лучше не вляпываться. У лунатиков, как рассказывают, жизнь восхитительно счастливая, но слишком уж короткая. Кстати, хорошо, что напомнил, Пэн. Новых аномалий и вправду в последнее время прибавилось, я видел отчеты. Аналитики считают, начался ротационный цикл. Знаешь, что это такое?

– Старые исчезают, появляются новые.

– Не все старые исчезают, есть базовые, вроде как вечные, они остаются. «Комариные плеши», «прожарки», «давилки» и все такое прочее. С ними-то понятно, а вот с новыми, Пэн, – беда. Представь, ты ползешь по Зоне в первые дни после Посещения, не зная еще, какие бывают ловушки, как их учуять… Бр-р! Такие циклы на моей памяти были дважды, сейчас, похоже, третий. Никто не знает, что их вызывает, закономерности не найдены, но все признаки налицо.

– И что нам делать?

– Молиться, – усмехнулся он. – И во все уши слушать, что нам отвечают на молитвы.

Я возразил:

– Гаечки бросать тоже важно. Я где-то читал, что гайки в Зоне – самое ценное изобретение, что именно оно создало сталкеров и сталкерство. Тот, кто бросил перед собой кусочек железа, прежде чем сделать шаг, и был первым сталкером. С этого неизвестного гения и пошло освоение и изучение Зоны. Все остальные, кто ходил сюда до гаечек, были придурками, вешками на будущих картах, а он, этот парень, – штучный образец, элита нации…

– Вот и пуляй, – сказал Эйнштейн. – Направление – на десять часов. Дойди до билборда и стой, элита нации.

Билборд располагался по левую руку. На выветрившемся и выгоревшем рисунке знойная блондинка пожирала с хищным аппетитом гигантский сандвич, от надписи осталось только «Бон аппетит». Плакат, очевидно, намекал путникам, что не худо бы посетить стоящий чуть в глубине куриный ресторанчик «Озорные наггетсы».

Я сошел на обочину, дотопал до врытого в землю щита и послушно встал. Эйнштейн углядел в траве ржавый кусок трубы, подхватил его и, обогнув меня, осторожно приблизился к плакату. Буквально подкрался на полусогнутых.

– Смотри, – сказал он мне. – Что-нибудь замечаешь?

– Тень? – предположил я с сомнением.

Тень от билборда была густая, плотная, она не столько лежала на земле, сколько висела в воздухе. Кусочек черноты в ослепительно ярком мареве.

– Надень капюшон и опусти забрало, – сказал Эйнштейн.

Я исполнил. Сам он сделал то же самое и только после этого сунул трубу в подозрительную тень.

Мерзкий стальной визг сотряс воздух, веером полетели ржавые ошметки. Пространство возле щита бурлило, куски металла сыпались во все стороны – как поражающие элементы. Взбесившийся металлообрабатывающий станок…

– «Тещин язык»! – воскликнул я с восторгом.

Пара секунд – и все стихло. Эйнштейн показал мне жалкий огрызок трубы, словно между двумя промышленными терками побывавший (если такие существуют).

– Представь, что это рука.

Да уж, нагляднее некуда.

– Костюм спасает? – спросил я.

– Нет. Раздерет с той же легкостью, что и кожу.

– Это ведь старая аномалия? Я читал, «тещины языки» начали обнаруживать, начиная примерно с семидесятых.

– Еще раз услышу от тебя «я читал», расквашу нос, – ровным голосом произнес Эйнштейн. – Вот тебе Зона! Смотри, нюхай, слушай. Впитывай, черт возьми, иначе толку не будет. А этот конкретный «язык» – наоборот, что-то новенькое. Раньше они только между двумя или более стенками формировались, а здесь – в открытую, у одной всего поверхности.

– Понял, сэр, есть впитывать, сэр!

– Мальчишка… – покачал он головой. – Хочу тебе доложить, ты по-прежнему не наступаешь на трещины в асфальте. Ни разу, пока шли сюда.

– Я не специально.

– Понимаю. Просто наблюдение.

– А вы все ждете от меня чудес? – почему-то рассердился я. – Симбиоз с врагом, свой среди Чужих, последний суперсталкер… Босс, я пока ничего особого в себе не ощущаю. Извините.

Он вздохнул.

– Ладно, двинулись.

– К перекрестку?

– Лучше срежем – мимо «Наггетсов». Не нравится мне эта пыль на дороге, опять что-то новенькое объявилось. – Странное облегчение почудилось мне в его голосе. – Ведь совсем рядом с Периметром, что ж они не докладывают, засранцы… Меняемся местами, Пэн. Впереди – я, твоя тренировка закончилась.

Я присмотрелся к дороге. Вот так сразу понять, что там Эйнштейну не понравилось, оказалось непросто. А потом – как будто шторки на глазах раздвинулись… Ну и опыт у мужика, ну и нюх! Дались ему мои стыки и трещины, ей-богу… Действительно, перед самым перекрестком, заняв чуть ли не всю проезжую часть, поднимался в воздух едва видимый столб то ли пыли, то ли еще чего – диаметром не менее пяти ярдов. Струились, уходя в небо и теряясь в вышине, эфирные токи, неся в себе мельчайшие частицы какой-то взвеси. Если специально не смотреть, ни за что не заметишь, особенно в пасмурный день. Сейчас, на ярком солнце, свет удачно преломлялся на границах столба, выдавая и масштаб явления, и сам факт его существования. Хотя достаточно чуть сдвинуться – и все, картинка пропала, нет никакого столба. Сдвинулся обратно – вот же он… Вляпались бы мы за милую душу, и конец сказке!

Честно говоря, пробрало меня от этой перспективы. В Зоне плохо иметь воображение. Гробануться в прямой видимости от КПП – вот смеху-то…

Тронулись в направлении ресторанчика. Ступили на гравийную дорожку, удивительно сохранившуюся с прошлых времен.

– У меня тоже есть интересное наблюдение, – сказал я Эйнштейну в спину. – Пока мы шли эти три сотни ярдов, вы постоянно оборачивались и смотрели назад. Кого-то ждете, босс?

– У тебя глаза на затылке?

– Сами же наказали крутить головой и глазами, причем во всех направлениях, вот я и старался.

Он смолчал. Я ждал ответа и не дождался. Миновали стоянку для машин с единственным насквозь сгнившим пикапом, принадлежавшим, возможно, хозяину заведения. Светский разговор буксовал, тогда я заговорил сам:

– Босс, вы не любите перекрестки?

Думал – шучу, оказалось – если бы так.

– В Зоне? Я их боюсь, – легко сознался он. – Иногда приходится с собой бороться, если позарез надо идти. Такая проблема, дружок.

– Ничего себе! Почему?

– А мне вдруг начинает казаться, будто это не перекресток двух улиц, а прицел. Огромный прицел, и я – в центре перекрестия. Вот-вот, думаю, кто-то сверху шмальнет… Это, Питер, обычный сталкерский психоз, фобия. У каждого из нас что-то такое есть, в чем неловко признаваться. Потом мы тащим это с собой на гражданку.

– Ну да, из некоторых фобий и суеверий даже популярные игры вылупляются, – съязвил я. – Например, как всем сталкерам известно, категорически нельзя наступать на стыки, будь то каменная плитка под ногой, дощатый настил, бетонка. Возвращаясь из Зоны, вы не смогли избавиться от этой полезной привычки, так и родился хот-степ. Я вас очень уважаю, босс, но я не встречал в жизни людей суевернее сталкеров…

Меня понесло. Говорил и говорил. Сам понимал, что несет, как дизентерийного, а не остановиться.

Нервы, чтоб их. Я ведь слукавил, когда сказал Эйнштейну, мол, ничего необычного не ощущаю, мол, никаких изменений, вызванных Зоной, в себе не фиксирую. На самом деле история с «тещиным языком» что-то включила во мне. Ох, не зря Эйнштейн придумал эту жутковатую демонстрацию, способную поразить психику любого новичка. А потом этот эфирный столб на шоссе… Меня проняло. Наконец-то я понял – здесь тебе не тренажер, Пэн, здесь гробануться – что два пальца об асфальт… Опасность была везде – слева, справа, спереди, под ногами. Все обострилось, все было предельно. Импульсы страха пробивали реальность.

Я видел. В здании ресторана ждала гостей паутина, большая и голодная, заплела весь столовый зал, а по невидимым нитям ее пульсировала ядовитая кровь… В мотеле, что по соседству… нет, в подвале мотеля – там хозяйничало нечто ужасающе холодное; космический холод, наделенный волей и злостью, дышал в окна мотеля, заставляя тело случайного путника (мое тело) покрываться мурашками… Под землей тянулась труба с кабелями, я видел их все, до каждой медной жилки, большая часть кабелей лежали мертво, но были и такие, по которым почему-то текли токи… Что все это? Самообман, глюки? Тот самый психоз, о котором предупреждал Эйнштейн?