Василий Головачев - Делирий Страница 20

— Бей их, пацаны!

Он взмахнул битой, и Роман вынужден был перейти в иной уровень противостояния, где требовалось не только умение чувствовать эмоции и желания противника, но и упреждать действия на физическом плане.

Тренировки с Вохой не прошли даром. «Интуитивка» включилась сама собой, хотя и с небольшим запозданием (всё-таки он надеялся справиться с отморозками на уровне ФАГа).

Тычок пальцами в горло, удар ребром ладони по бицепсу, выхват биты из ослабевшей руки, удар битой по лбу бросившегося вперёд Санчо.

И тишина после падения обоих на асфальт.

Третий безрукавочный верзила успел сделать только один шаг, а бита уже была направлена ему в нос.

— Не советую, — покачал головой Роман, ощутив поднявшийся внутри гнев. Сейчас он мог бы запросто закрыть сознание парня, сделать в памяти провал, заставить смеяться и плакать, но не стал этого делать. — Убирайся!

Мордоворот вздрогнул, мелко-мелко перебрал ногами на месте, так что ожившая Юна прыснула.

— Помоги им! — приказал Роман гулко. — Живо отсюда!

Оглушённые парни с трудом поднялись на ноги, мотая головами, и приятель повёл их со двора, поддерживая под руки.

Редкие прохожие во дворе с любопытством посмотрели на получивших отпор бандитов, на Романа.

Юна бросилась к нему, схватила за локоть.

— Спасибо!

Варсонофий, прищурясь, окинул его изучающе-ироническим взглядом.

— Не знал, что ты такой мастер рукопашки.

Я тоже не знал, признался сам себе Роман.

— Прошу прощения.

— Благодарим, конечно, однако лучше бы ты не вмешивался. Они тебе впоследствии проходу не Дадут.

— Ничего, переживу. Тот, с битой, был кодир…

— Я понял, — перебил его Варсонофий. — Мы поехали, и ты подумай о переезде. Геннадий разве не учил тебя «щучьему повелеванию»?

— Чему?

— ФАГу.

— Учил.

— Вот и надо было тихонько либо совсем никак. Теперь-то уж что говорить. Пока.

Роман хотел возразить, что ФАГ в отношении парня с битой не сработал именно по причине его закодированное™, но модератор избегал терминологии не зря, его домочадцы едва ли понимали, о чём идёт речь, и Роман промолчал.

Юна, садясь в машину, кинула на него взгляд, в котором лучилась такая отчаянная мольба — остаться, что он едва не махнул призывно рукой. Но стиснул зубы, сдержался, сунул руки в карманы и только проводил машину глазами.

В голове стоял туман сожаления, относящийся не к расставанию, а к его собственной оценке натуры: принимать правильные решения он не умел.

Снова пошёл мелкий дождь.

Роман вернулся домой, чувствуя себя одиноким. Он принял душ, полчаса медитировал, добрался до глубин памяти (перед глазами развернулись картины детства), но тоска не проходила (как говорил Геннадий Евгеньевич: тоска — это неясно сформулированная цель), и тогда он разозлился на себя так, что готов был немедленно позвонить Юне и сказать, что жить без неё не может. Остановила только мысль, что поспешно принятые решения никогда не бывают удачными. Если в её чувствах можно было не сомневаться, то в себе он вовсе не был так уверен.

Даниэла не сказала последнего слова. К тому же ей нужен был надёжный человек, а не комплексующий интеллигент, нуждающийся в непрерывной опеке и поддержке, каким, по сути, был Роман, несмотря на всю его внешнюю уравновешенность. Его устраивала эта жизнь, когда ни за что отвечать не приходилось, да и за ошибки с него никто ничего не спрашивал. Какая женщина это выдержит? Даниэла не выдержала. Да и Юна, скорее всего, терпеть не станет. Значит, пора самому выдёргивать себя за волосы из болота меланхолии?

Он невольно улыбнулся собственной наивности. Размышления о психической несостоятельности если и расстраивали, то не сильно. Гораздо труднее было реализовать эти размышления, добиться необходимой твёрдости духа. Потому что человек не то, что он думает, а то, что он делает.

Снова зазвонил мобильный.

Роман схватил трубку, жадно посмотрел на экранчик, видя перед собой тающее лицо Юны. Не сразу узнал абонента, подумал с досадой: он-то откуда знает новый номер? Потом вспомнил, что перед отъездом из Москвы сам дал его Болеславу.

— Привет, висв! — заговорил в трубке энергичный голос волейболиста. — Знаю, что тебя лучше не тревожить, но тут такое дело: Сёма локоть повредил, мы с «Зенитом» играли, надо бы подлечить. Что, если мы подъедем к тебе сегодня? Он ни во что не верит, но ято знаю, что ты можешь.

Роман открыл рот, собираясь ответить отказом, и с трудом удержался от резких слов.

— Я просил тебя…

— Да помню, — с досадой бросил Болеслав. — Ему операцию предлагают делать, заменить весь сустав, типа, а это значит, с волейболом можно распрощаться. Переживает мужик. А ты мог бы посмотреть. Нет так нет, какие разговоры.

— Хорошо, приезжайте, — сказал Роман после короткой паузы. — Только встретимся не дома, а где-нибудь ещё.

— Как скажешь, — обрадовался Болеслав. — Можем в сауне. Выбирай место, мы приедем — позвоним. Я Псков плохо знаю, но сориентируемся как-нибудь. Часам к двенадцати будем у тебя.

— Звоните.

Размышляя над напористостью приятеля, Роман приготовил кофе, уселся перед компьютером, и в этот момент словно лёгкое кисейное облачко закрыло на мгновение солнце.

Таким было первое впечатление. На улице шёл дождь, и солнца вообще нельзя было увидеть сквозь тучи. Просто психика услышала прикосновение ментального «пальца».

«Алтын?»

«Узнал, висв. К тебе можно?»

«Ты где?»

«В Пскове, получил задание побеседовать с тобой».

«От кого?»

Бывший разведчик предпочёл отмолчаться.

«Так я зайду?»

«Что за вопрос? Я живу на улице Некрасова…»

«Знаю».

Ментальный «палец» перестал щекотать шишковидную железу.

Роман бросился на кухню, поставил чайник, достал сухарики, банку чёрносмородинового варенья, сыр, хлеб.

Ылтыын Юря, прозванный Алтыном ещё бывшими коллегами, заявился аккуратно к столу, когда чай уже настаивался в заварном чайнике. В руке у него был красный полиэтиленовый пакет.

Эскимос был неузнаваем.

Во-первых, он изменил причёску — отрастил длинные волосы и отпустил усики.

Во-вторых, перестал носить скромную «джинсу», и в настоящий момент на нём красовался молодёжный «хайфай»: блестящие серебристые брюки, рубашка навыпуск из немнущейся ткани, украшенная бисером, золотистые летние мокасины, также украшенные бисером, чёрные очки на поллица и новейший лэптоп на запястье, заменяющий мобильный системник и компьютер. Если бы Роман встретил Ылтыына на улицах города, он бы его не узнал.

Они обнялись.

— Ты меня поразил! — признался Роман.

— Знаю, что ты получил «ожог», — сказал бывший майор внешней разведки. — С кем схватился?

— Не знаю, — развёл руками Роман. — Кто-то приглядывал за американской подлодкой, контролировал исполнение коварного замысла, и я напоролся на него как корабль на подводную скалу.

— Почему не позвал меня?

— Не успел. Чай будешь?

— Буду. — Ылтыын оглядел жилище приятеля, спохватился. — Я же торт принёс.

Он вернулся за красным пакетом, достал красивую прозрачную пирамидку.

— Подарочный, с орехами.

— Сладкое в таких количествах вредно.

— Что тут есть? Килограмм всего, не тонна же.

— Ты изменился.

— В каком смысле? Торты начал есть? Я и раньше от них не отказывалсяЛ — Нет, внешне, похож на…

— Отморозка.

Роман улыбнулся.

— Так одеваются совершенно безбашенные торговцы наркотой.

Ылтыын смешно сморщился, что у него означало улыбку.

— Зато никто не рискнёт пристать. — Он стал серьёзным. — Кстати, и тебе советую изменить внешность. Тебя видели безволосым, купи парик, смени костюмы.

— Я не пиарщик модных приговоров.

— Это не только мой совет, это пожелание Харитоныча. Стань другим, не таким заметным. Хочешь того или не хочешь, но ты вышел на тропу войны с нелюдями, а это сродни разведоперации: тебя не должны узнавать ни внешне, ни изнутри, ни свои, ни чужие. В связи с чем Харитоныч очень недоволен твоим сегодняшним подвигом.

Роман перестал помешивать ложечкой чай.

— Откуда он знает? Варсонофий доложил?

— Не Варсонофий, но Харитоныч знает.

Роман опустил голову, сосредоточился на чашке с чаем.

Ылтыын тоже стал пить, очень мелкими глотками.

— Я не мог иначе, — наконец сказал Роман.

— Не знаю, может, и не мог. Как говаривал мой наставник по психологической подготовке: не мог, не мог, да и вовсе занемог. Расскажи, как это было.

Роман допил чай с сухариком, сформулировал ответ.

— Значит, на твой раппорт он не отреагировал?

— ФАГ не сработал.

Ылтыын покачал головой.

— Что-то здесь не так. Что, если таких кодирантов готовят специально? Для нейтрализации альфа-гипноза? Ты послал мыслеволевой приказ, и у него тут же включилась программа перехода на исполнение внушённой команды. На мой взгляд, это очень важная информация. Если кодирантов начнут программировать не на аудиовключение, а на мысленное, бороться с ними будет гораздо сложнее. Харитоныч сказал, что уже подготовлена парадигма глобальной чипизации детей — якобы для улучшения качества контроля успеваемости. Отсюда один шаг до глобального контроля над человечеством. Хотя «пастухи» могут пойти и другим путём.