Владимир Зырянцев - Вернуться из Готана Страница 21

— Нет, Кэт, это не глупости, совсем не глупости! — горячо возразил я. — Насчет «глотка лунного света» не знаю, а вот «лучи жизни» можно считать гипотезой. Я над ней еще подумаю.

— Ну вот, может, я вам и помогу, — обрадовалась Кэт. — А вы за это возьмете меня с собой в следующий поход. Идет? Покажете мне то место, где голова закружилась…

— Я вообще-то не против, — пожал я плечами, — но это будет открытым нарушением запрета. Похоже на какой-то вызов. А я не люблю вызовов.

— А зачем нарушать открыто? — возразила она. — Давайте уйдем рано утром, еще затемно. Вещи брать не будем — даже если нас увидят, подумают, что мы пошли погулять, как сейчас. А может, и не увидят. А обратно вернемся порознь, вам за меня отвечать не придется. Эндрю, милый, ну пожалуйста!

Она остановилась, ее рука оказалась в моей. Дальнейшее произошло само собой; поцелуй был коротким, но обжигающим. Я счел его дополнительным аргументом, приложенным к просьбе.

— Давай уйдем прямо завтра, а? — предложила она. Я не видел ее лица, только светлый ореол вокруг головы, но и так угадывал молящее выражение.

— Завтра уже наступило, Кэт, — возразил я, — выходить надо через несколько часов, а я, признаться, сильно устал. Давай на самом деле завтра, в среду. Идет?

— Ладно, идет, — кивнула она.

Мы все еще стояли обнявшись, и я все так же не видел ее лица и пробовал угадать, что оно выражает теперь: благодарность? Я поцеловал ее еще раз; этот поцелуй уже не был мимолетным.

— Пошли, — тихо, почти шепотом, сказала она, и мы, все еще держась за руки, двинулись в сторону лагеря. На опушке мы позволили нашим ладоням расстаться.

— Простимся здесь, — сказала Кэт, когда дошли до лаборатории. — И здесь же встретимся — в среду, ровно в пять, идет?

— Не в пять, а… ну скажем, в восемь, — поправил я. — И не здесь, а на тропе — ну там, где мы сейчас стояли.

— В восемь у меня куча дел — подготовка к завтраку, отправка машины в деревню…

— Тогда давай после завтрака. Это еще лучше: терпеть не могу рано вставать! — обрадовался я.

— Так ты сова? Надо же! Странно для человека твоей профессии. Тогда почему не сегодня?

— Не получится, — объяснил я. — Сегодня у меня уже весь день расписан. Надо посидеть перед экраном, записать полученные результаты, наметить… В общем, куча дел. Так что давай завтра. Договорились?

— Договорились! — ответила она и, послав мне на прощание лучшую из своих улыбок, быстро пошла в сторону столовой.

Я некоторое время смотрел, как она уходит — энергично, на ходу помахивая левой рукой, меж тем как правая оставалась неподвижной. Затем побрел к себе.

Никаких особых дел у меня сегодня запланировано не было. Однако мой опыт общения с представительницами противоположного пола (не слишком большой, но уж какой есть) научил меня одной вещи: нельзя во всем уступать, позволять собой командовать. Любовь (что бы ни понималось под этим термином), как и любая другая форма жизненной активности, — это прежде всего борьба. И побеждает в ней, как учил вечно живой Дарвин, сильнейший. Кэт очень милая. Впервые после Зои (а ведь с ней я прожил почти три года) я почувствовал в женщине равного партнера, интересного собеседника. И в ком? В человеке, которого, по нашим понятиям, следовало бы назвать завхозом. Хотя должность — это, конечно, чепуха. Важно то, что ей все интересно, что ее реакции на услышанное свежи, небанальны, неожиданны. Что-то такое она сказала после моего рассказа о больных муравьях… Тогда я не успел это осмыслить, другое заслонило, но в мозгу засело, и теперь прорывалось в сознание. Что-то очень любопытное, что можно использовать в работе. О лунном свете? О своей любви к прогулкам? Нет, все не то. Дойду до домика — надо обязательно вспомнить.

Да, так вот. Кэт очень милая, и, возможно, наше сегодняшнее свидание со временем разовьется в полноценный роман. Однако уступать ей с первого шага нельзя ни в коем случае. Прогуляться по лесу, дойти до водопада (а искупаться в нем? Интересная мысль!) — почему бы нет? Если Уокер потом пристанет с упреками, я найду что ему ответить. Но эта прогулка должна состояться именно в то время и при таких условиях, которые удобны мне. И потом, работа прежде всего. А выход с Кэт — это что угодно, но только не работа. Может, я и пойду сегодня в очередной обход (правда, в этом есть большие сомнения — поздно все-таки), но без нее.

Хотя… Может, именно мое стремление всегда контролировать ситуацию повинно в том, что я до сих пор остаюсь один. Романы, даже самые многообещающие, кончаются, и я вновь остаюсь в обществе Даньки и почтенного Бальтазара. Даня — кот, и не простой, в роду были ангорцы. А Бальтазар — обычный попугай. О характере, привычках, вкусах каждого из них я мог бы рассказывать часами. Помню, Зоя как-то в сердцах заявила, что я люблю животных больше нее. Возможно, она была права. Когда я слишком долго нахожусь в обществе себе подобных и не вижу других живых существ, я начинаю тосковать. Если представить мир, в котором остались бы только представители homo sapiens, да еще десяток видов, приспособившихся к «царю природы», фактических симбионтов, то я могу твердо сказать, что мне в таком мире места нет.

А что касается Кэт — завтра увидим, как далеко нас заведет ее интерес к лесным прогулкам и всему необычному и мое внимание к ее милому лицу. Как говорится, война план покажет.

Глава 11

Зона обморока

Парило; я шел сквозь неподвижный душный воздух, словно сквозь воду покрытого ряской застоявшегося пруда. Где-то на севере клубилась, готовилась к наступлению гроза. Через пару-тройку недель начнется сезон дождей, грозы пойдут непрерывным потоком, и ни о какой работе уже не будет и речи. Времени у нас осталось, прямо скажем, немного. Так что правильно я сделал, что пересилил лень и отправил свое утомленное тело в новый обход. Какое торжество сознания над примитивными инстинктами! Обезьяна бы так не поступила; значит, в чем-то мы все же отличаемся.

Кэт еще не знает; поймет, когда я не появлюсь за обедом. Вечером, видно, предстоит объяснение, и вряд ли оно будет приятным. Придумывать я ничего не собираюсь, так и скажу: работа, милая девушка, прежде всего. Вот представлю Видовичу подробный доклад — тогда можно и прогуляться.

Хотя, может, она и не слишком огорчится. У меня будут два аргумента, призванные ее порадовать. Во-первых, сегодня я принесу ей подробный отчет об интересующей ее таинственной зоне. Я обязательно туда загляну, все подробно осмотрю, проверю, так что будет о чем рассказать. А во-вторых, я ей сообщу, что вчера она ненароком подарила мне рабочую гипотезу. Собственно, ради ее проверки я и отправился в нынешний обход. Главная задача сегодня — провести повторный сбор образцов из муравьиных семейств в пятнадцати-шестнадцати точках.

Ага, вот подходящее место: есть и рыжие земляные, и древесные представители перепончатокрылых, есть и хороший ориентир — вон та скала. Я набрал две пробирки и отметил место сбора на карте. Вчера Кэт сказала о «лучах жизни»: дескать, все, что в них попадает, имеет больше шансов выжить. То есть она высказала гипотезу о связи «лазаретов» с определенной территорией. Я это понял глубокой ночью, уже когда лег спать. Понял и то, что не смогу проверить это предположение на уже собранных образцах: ведь при первом обходе я лишь приблизительно отмечал район, в котором их собирал, а не точное расположение семейства. Сегодня я проведу повторный сбор, точно указав место каждой пробы. Может быть, это что-то даст. А может, и ничего.

…К середине дня, когда я решил дать себе отдых, совместив его с приемом пищи, ответ на этот вопрос уже был готов. Хотя я осмотрел лишь треть намеченной территории, уже можно было сказать, что гипотеза о «лучах жизни» подтверждалась. «Лазареты», то есть муравейники, в которых больные особи имели шанс выжить (а может, и регенерировать? Это тоже надо проверить!), располагались на строго определенной территории; для удобства я окрестил ее «зоной жизни». Все, что находилось за границей этой зоны (впрочем, таких муравейников было немного, всего пять), ничем не отличалось от обычной картины, которую можно было наблюдать в любом уголке Земли.

Я выложил на полиэтилен сандвичи, налил из термоса чай и огляделся. Выбранная мной для привала скалистая площадка немного возвышалась над остальным лесом, и здесь было не так душно. За то и выбирали. А еще за обзор: отсюда просматривался дальнейший путь к моей «зоне обморока». Вот что значит национальные особенности: за что ни возьмись, всюду у меня зоны. При этом, насколько я знаю, у нас в роду никто не сидел. Хотя кто знает? Такие вещи обычно не афишируют.

Выбранный мной сегодня кружной путь был хорош не только тем, что позволил собрать образцы в шестнадцати точках, но и тем, что избавил меня от необходимости карабкаться на хребет в самом труднодоступном месте, где я спускался в прошлый раз. Правда, этот путь был раза в два длиннее, так что к хребту я доберусь только под вечер. Зато, может, лезть по скалам не придется.