Сергей Волков - Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи Страница 21

Поджигая строения, воины Чингисхана двигались от дома к дому, убивая все живое — и женщин, и стариков, и детей, и собак, и домашний скот. Яростное пламя, раздуваемое ветром, пожирало жилища тангутов, а вместе с ними и мертвые тела.

К полудню все было кончено. Город Уйрак перестал существовать. На том месте, где еще утром высились башни и торчали изящные шатры пагод, чадило множеством дымов гигантское кострище.

— Воля Вечного Синего неба свершилась! — Чингисхан принял из рук слуги чашу с кумысом, обмакнул туда кончики пальцев и брызнул в небо. — Джелме, Субудей! Соберите воинов, посчитайте потери и готовьтесь к выступлению.

— Повелитель, — рассудительный Мухали подъехал к Чингисхану, кивнул на тлеющие руины. — Уйрак был очень маленьким городом.

— И что с того? — набычился сын Есугея.

— На нашем пути будут встречаться города намного больше. Как мы сумеем овладеть ими?

— На все воля Вечного Синего неба, — проворчал Чингисхан. — Что ты предлагаешь?

— Слышал я от купцов, что в иных землях имеются искусные мастера, которые делают удивительные станки, способные метать громадные камни и бревна. Ими ломают стены крепостей, разрушают башни, прошибают ворота…

Чингисхан нахмурился.

— Ты думаешь, что мои непобедимые воины без этих станков не сумеют одолеть врага, засевшего за стенами?

— Не желаю вызвать гнев повелителя… Не сумеют, господин! — твердо ответил Мухали.

Посопев, Чингисхан прищелкнул пальцами.

— Хорошо. Приказываю везде, где только возможно, изыскивать таких мастеров, а так же умелых кузнецов и оружейников, сохранять им жизнь и пусть они служат нашему справедливому делу! Да будет так!

Развернув коня, Чингисхан поскакал к своей походной юрте.

Он не успел закончить трапезу, как Боорчу, доспехи которого покрывали грязь и кровь, вошел в юрту, скинул шлем и упал на одно колено, приветствуя Чингисхана.

— Ты задержался, — заметил сын Есугея.

— Было одно дельце, — измазанное копотью лицо первого нукера озарилось белозубой улыбкой. Он достал из-за пазухи и бросил под ноги Чингисхану, на узорчатый персидский ковер, какой-то небольшой предмет, завернутый в пропитанный кровью шелковый платок.

— Что это?

— Язык того нечестивца, что так дерзко говорил со мной и оскорбил тебя. Сам он еще жив. Я не решился окончить его судьбу, не узнав твоей воли.

Чингисхан досадливо дернул плечом.

— Моя воля для дерзких всегда одна!

И он чиркнул большим пальцем по горлу. Боорчу поклонился и вышел.

— Харуул[11]! — крикнул Чингисхан и, когда в юрте появился невозмутимый турхауд, носком мягкого сапога брезгливо отпихнул кровавый сверток. — Отдай это собакам!

Прихожу в себя от того, что мне очень плохо. Голова раскалывается, во рту тошнотворный сладковатый привкус. С трудом разлепляю веки. Перед глазами все плывет.

Где я? Вижу столик, на нем стаканы в железнодорожных подстаканниках, которые ни с чем не спутать. Звякают ложечки. Мутное окно, за ним проносятся заснеженные деревья. Значит, поезд. Я все-таки сумел сесть и уехать из Москвы. Пытаюсь поднять руку — вспышка боли. Господи, что за дрянь я пил? Как там сказал мужик? Паленка? События вчерашнего вечера всплывают в памяти чередой ярких, но до тошноты отвратительных картинок, похожих на творения Босха.

Запивая водку пивом вместе с вислоусым и Миколой, я очень быстро дошел до той кондиции, когда все мужчины становятся братьями, а женщины — отнюдь не сестрами. Помню, как угощал водкой каких-то дембелей. Помню, пошел в туалет и увидел бледных парней с закрытыми глазами, сидящих на корточках у стены. Рядом с ними валялись шприцы, и я решил, что им плохо. Пытался помочь. Бил по щекам, тормошил. Хорошо, Микола встревожился, что меня долго нет, и пошел на поиски. Он и объяснил, что этим ребятам не плохо, а хорошо.

Были еще серая личность со слащавой улыбкой и две девицы в ажурных колготках и коротких кожаных юбчонках, лениво покуривающие в сторонке. Мы о чем-то долго говорили с личностью, потом куда-то пошли… Далее в памяти зияет обширная черная дыра, отчетливо пахнущая чем-то приторно-сладким…

Хотя стоп-стоп-стоп! Память приоткрывает завесу мрака над вчерашним вечером и из-за нее появляется высокая, сутулая фигура в темной одежде. И лицо. Я уже видел его! Это оно смотрело на меня из-за вагонного окна! Прозрачная кожа, серые пятна вместо глаз… Вчера этот человек — или не человек? — был в закусочной. Совершенно точно был. Но зачем? Что ему от меня нужно?

Черт, ни-че-го не помню…

Проходит несколько минут, прежде чем я прихожу в себя настолько, чтобы оглядеться. Я сижу на нижней полке у окна. Одет, сумка висит на шее, как камень утопленника. Напротив меня спит, укрывшись синим казенным одеялом, какой-то мужик. С бокового места неодобрительно поглядывает пожилая женщина.

Хм, а почему вагон плацкартный? Я же вроде покупал билет в купейный? Впрочем, это сейчас не главное. Стаскиваю ремень сумки с шеи, медленно тяну язычок молнии. Слава богу, оружие и вещи на месте. Теперь деньги. Лезу во внутренний карман, нащупываю пачку долларов. Тоже целы. Значит, будем считать, что загул прошел без особых потерь. Теперь надо окончательно прийти в себя, осторожно похмелиться, поесть и доехать до Перми. Там снять квартиру или комнату, закупить все необходимое — и вперед, к деду Чаге.

Мелькание деревьев за окном сменяется бескрайней равниной, белой, унылой. Снежная пустыня. Странно. Судя по тому, что уже рассвело, мы должны приближаться к Перми, а там вокруг сплошные леса. Ох, как же болит голова… Правы были создатели любимого маминого фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!»: «Надо меньше пить!».

Медленно поднимаюсь, с трудом перевешиваю сумку на плечо и, хватаясь за полки, бреду в сторону туалета. Поезд раскачивается, колеса грохочут на стыках. Пассажиры, мимо которых я прохожу, смотрят с брезгливой настороженностью. Видимо, рожа у меня еще та.

Вот и туалет. Дверь приоткрыта, внутри кто-то есть. Черт! Дергаю ручку и вижу проводницу, что-то там намывающую шваброй.

— О, проснулись! — усмехается она напомаженным ртом, заметив меня. — А мы уж думали будить. До Казани полчаса осталось.

— Мне бы умыться… — я не узнаю своего голоса.

— Поздно, — снова усмехается она. — Санитарная зона.

— Пожалуйста. Я заплачу…

— Заплатил уже. Нельзя так пить, мужчина. Ладно, на пять минут заходите. И аккуратнее там, я перемывать не стану. В Казани вас встречают?

— Нет.

Я протискиваюсь мимо нее, запираю дверь, вешаю сумку на крюк, смотрюсь в зеркало. И только тут, увидев чужое, опухшее лицо с синими кругами под разноцветными глазами, вдруг понимаю: она дважды упомянула, что поезд прибывает вовсе не в Пермь, а в Казань…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Солдатами не рождаются

Конь снова переиграл меня. Победил. Уложил на обе лопатки. Скорее всего, вчера в пьяном угаре я почему-то решил, что мне нужно не в Пермь, а на малую родину. Но зачем?

Говорят, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Выходит, я хотел в Казань. Подсознательно хотел. Потому и напился. Потому и…

Но в Казани у меня теперь никого нет! И меня там никто не ждет. Никто — кроме оставшихся на свободе бандитов Витька. Воображение рисует картину случайной встречи на улице с мгновенным опознанием: «Вот он, вот! Лысый, Косой, Дыня — мочим гада!». Стрельба, взрывы, визг тормозов — и мой хладный труп, уткнувшийся мордой в снег.

Впрочем, в родном городе, помимо бандитов, конечно же, есть и другие знакомые — одноклассники, однокурсники, коллеги по работе в газете, тот же дядя Гоша.

И Маратыч.

— Маратыч… — вслух произношу я. — Вот оно как сложилось…

Поезд останавливается, скрипя и грохоча всеми своими железными суставами. Выхожу из вагона. Вокруг шумит многоголовое существо, именуемое толпой. Слышу призывный клич:

— Такси, такси!

Машу рукой:

— Эй, шеф!

— Куда поедем?

— На Щапова.

Зачем я назвал этот адрес? Наверняка наш спортивный клуб давно закрыт, и вместо него какой-нибудь магазин или склад.

На Щапова меня ждет не просто разочарование — шок. Клуба нет. Его снесли. На том месте, где я вместе с Витьком и Бики постигал когда-то азы стрелкового ремесла, находится заснеженный пустырь. Из сугробов торчат высохшие стебли лопуха и лебеды. Гадство, в глубине души я так надеялся, что удастся расспросить кого-то, узнать хоть что-то о Маратыче…

Отпускаю такси, бреду по улице, поминутно поскальзываясь — лед с тротуаров в Казани не счищают.

Надо что-то решать. В секции нас было одиннадцать человек, я помню практически всех. Придется действовать через них. Опасно, конечно, но иного выхода, раз уж конь завез меня в Казань, нет.

Хм… А почему я решил, что попал сюда по воле коня? Вдруг все наоборот: алкоголь помог мне принять самостоятельное решение? И вообще — может быть, я нащупал выход, нашел опытным, эмпирическим, как говорится, путем способ борьбы с предметом?