Деление на Ноль - Денис Алексеевич Ватутин Страница 21

– Обратите внимание, мистер Моррисон, – пробормотал Генрих, – я готов поставить миллион талеров против сантима, что это везут подарки для нашей дурочки… И скоро там, откуда мы еле унесли ноги, будет весьма жарковато…

– Согласен, – кивнул я в сторону летного поля, там на рулежную дорожку выходили сразу четыре военных самолета: два бомбардировщика «БВТ-31» и столько же трехмоторных десантных «Шмель С-110».

– Господа Миллер и Моррисон? – раздался голос сбоку.

Мы как по команде обернулись, к нам подошел человек в кожаном летном шлеме, такой же куртке и штанах, заправленных в высокие сапоги. Его загорелое лицо имело острые черты, а верхнюю губу украшали щегольские усы. В руках он держал бумажные квадратики, судя по всему, с нашими фотографиями.

– Я за вами по приказу господина старшего комиссара Зеленского. Вы готовы к вылету?

Мы, переглянувшись, кивнули и, подобрав свои вещи, зашагали по сырой каменистой земле в сторону стоящего самолета. Некоторую циничную иронию усмотрел я в том, что двухмоторный пассажирский самолет был произведен фирмой «Бичкрафт»…

Глава 5

Здравствуй, столица! Разговор начистоту. Новая «старая» жизнь

– Зря вы на меня дуетесь, Моррисон, дружище. – На лице Миллера играла лукавая и искренне добродушная улыбка. Ему снова хотелось общаться, и он был готов стать «милашкой» Генрихом.

– Да вовсе я на вас и не дуюсь, – отмахнулся я, глядя в иллюминатор, – просто люблю смотреть на наш Купол с высоты, только так можно понять, что Ироп не такой уж крохотный. Это словно искусный макет, ожившая карта…

– Никак не мог заподозрить, мой дорогой Моррисон, что в вас живет романтик! – Генрих усмехнулся, но без намека на сарказм.

– Мой кроткий Генрих, – я тоже улыбнулся ему в ответ, – если вы хотите поболтать, так предлагайте тему для разговора, иначе я буду дальше любоваться родными просторами.

– Бросьте, дружище, – он махнул своей крепкой крупной ладонью, – любоваться просторами лучше всего с цеппелина, там есть панорамные окна. А эти самолеты это как лифт в «Трезубце» – раз, и уже там…

– Миллер, дружище, никогда не мог заподозрить вас в ретроградстве…

– Вам надо было стать адвокатом, Моррисон, вы лихо выкручиваете любую тему…

«Бичкрафт-22» модели «Вайлд Сван» был самолетом частным. Потому никаких рядов кресел не было. Мест было восемь: четыре дивана напротив друг друга. Между ними стояли уютные столики на манер железнодорожных купе не меньше первого класса.

Играла тихая музыка: какое-то джазовое попурри[6], а на столиках горели электрические лампы под красивыми абажурами. Невзрачный белесый стюард предложил нам напитки, и я не смог отказаться от стаканчика виски с купол-колой.

Не удивлюсь, если этот самолет принадлежал лично господину старшему комиссару – абы кто не будет выдвигаться на должность генерального прокурора Нью-Фауда.

– Вы лучше, чем играть в словесный пинг-понг, сказали бы мне чего-нибудь полезного, – вздохнул я.

– Что же снова у вас на уме? – прищурился Генрих.

– Да вот не в первый раз замечаю, – я отхлебнул мелкий глоток обжигающего напитка и запил его колой, – как начал копаться во всем этом безобразии, как-то часто появляется символ некоего глаза, заключенного в круг. Вам ничего не известно про «Зоркое око»?

Миллер пожевал губы, задумчиво глядя в иллюминатор, затем повернулся ко мне.

– Честно сказать, Моррисон, что-то известно, но крайне немного: это была епархия дока Меркера, – наконец ответил он, – пару раз я задавал ему вопрос, но тот все время отшучивался или говорил, что так обозначается артефакт «тальман». Но в чем смысл, не пояснял. Еще несколько раз я замечал такие татуировки у некоторых своих подчиненных, которые были фактически в личной охране дока. Формально они подчинялись мне, но по сути – док сам приглашал их, по его словам, через организацию типа «Наследия Предков». Я знал, что некоторые секретные ее отделы еще после войны сдались властям, и их никто не закрывал. Ну а зона моей ответственности это защита «яйцеголовых умников», да и не было надобности мне что-то выяснять об этом. Я думаю, что это некий символ какой-то секретной лаборатории, которая и занимается сборкой «угленей» и «тальманов». Но это непроверенные предположения…

– Тогда скажите мне другое, – меня так и подмывало его уесть, – почему на ордере на мой арест была именно ваша подпись, Генрих?

– Моррисон, – он укоризненно нахмурился, – мы, кажется, уже это обсудили еще там, на объекте. Мне дали приказ не на ваше устранение, а на то, чтоб вывести вас из игры. Да, идея повесить на вас смерть Брауна показалась начальству интересной, они же тогда еще не знали, что наш общий босс решил вас натравить на «бессмертных».

– А кто конкретно приказал? – Я прищурился.

– Ну кто? – скептически сжал он губы, покачав головой. – Некий Гюнтер, глашатай самого Зеро, которого я и в глаза-то не видел. Просто я знал, что он есть.

– Странно получается, – хмыкнул я. – Пакеду же, по словам Лив, сместили с этой должности?

– Свято место пусто не бывает, Моррисон, – пожал он плечами…

Столица встретила вечерней осенней сыростью и влажным ветром. Было заметно прохладнее, чем на юге, весьма необычные ощущения, когда за пару часов с небольшим перемещаешься почти на шестьсот километров.

На сей раз нас сопровождал тот самый белесый невзрачный стюард, который двигался впереди по трапу, словно он президент Монро, и его встречают тысячи избирателей.

На аэродроме было суетно, гудели двигатели десятков самолетов, по громкой связи объявлялись рейсы и номера рулежных дорожек, сновали автобусы и автомобили, забирающие и привозящие пассажиров, а под огромным козырьком здания аэропорта были оборудованы автобусные станции, стояли ларьки с фастфудом и журнальные киоски.

Нам пришлось немного пройтись по бетонному полю и немного подождать на стоянке грузовиков, пока к нам подрулил черный лакированный «роял-престиж» с тонированными окнами, без каких-либо опознавательных знаков.

Водитель предъявил нам удостоверение старшего сержанта полиции Нью-Фауда, которое мы вмести с Миллером внимательно изучили и сочли подлинным. Хотя во мне стало расти легкое напряжение: возникало чувство резкой и необоснованной смены статуса.

Это чувство только усилилось, когда, выехав через грузовые ворота аэродрома, к нашей машине присоединились два полицейских «паккарда» с вращающимися яркими «люстрами» мигалок.

Я молча кинул красноречивый взгляд на Генриха, на что тот наморщил лоб и поджал губы, пребывая, похоже, в той же растерянности.

Достав сигарету, я приоткрыл окно нашего авто. На это мне потребовалось некоторое время – я никак не мог найти рукоять стеклоподъемника на обитой дорогой кожей двери. Наконец-то до меня дошло,