Безликие: Тени Агиона (СИ) - Александр Якубович Страница 21

Позже, когда ефрейтор ушел на какой-то вызов, я проскользнул на цокольный этаж, где расположился архив третьего участка. Там, среди чуть косых рядов стеллажей и стоек, на которых хранились папки и коробки с делами, я начал искать все, что касалось сквера и пропажи людей в том районе.

В итоге набралась внушительная стопка пустых папок только за последние десять лет. Сорок шесть заявлений о пропаже людей, протоколы опроса, пара служебных записок и… Больше ничего. Ни одной зацепки, ни одного тела. Полсотни человек будто бы растворились в пустоте. Я выбрал еще десяток дел, которые показались мне подозрительными, и, перетащив все это добро в свой кабинет, стал разбираться с бумагами.

На чтение протоколов и объяснительных у меня ушел остаток дня. Все они были сделаны как под копирку: кто-то из родственников или знакомых по прошествии суток приходил в участок, чтобы заявить о пропаже. Все эти люди просто вышли по делам и не вернулись. Опросы на рабочих местах тоже ничего не дали. То есть исчезали они где-то посередине между работой и домом.

Если я пойму, скольких людей уволок безликий, я смогу предположить его класс. Больше двух трупов в год — уже большая проблема, а папок у меня около полусотни. Значит, надо исключить тех, у кого были хоть малейшие причины исчезнуть.

До конца следующего дня я перебирал дела. Выбросил из выборки тех, кто жил и работал в другом конце района от сквера и не мог оказаться там случайно. Потом — исключил молодых девушек из неблагополучных семей. Эти могли податься в бега. А вот десяток тихих работяг и алкоголиков, на исчезновение которых никто толком не обратил внимания — меня заинтересовал.

В жизни столичного алкаша происходит не очень много необычного. Маршруты у этих людей одинаковые, к бродяжничеству они если и склонны, то в пределах какой-то своей территории. С рабочими вообще все понятно — эти тянут свою лямку, тихо выпивают по вечерам дома и с переменной интенсивностью поколачивают жен и детей, если с характером не повезло. Так куда же они делись?

Я раздобыл карту района у Негора, выписал адреса и места работы пропавших, и стал строить маршруты. По моим самым смелым оценкам, жертвами безликого за последние десять лет стали семь человек. Не так и много, на самом деле. Не похоже на кормежку по весне или осени, совсем не похоже. Ведь если бы это была сезонная охота, трупов было бы минимум один в год, а скорее, и два.

Не знаю, что там наплел Негор моим прочим коллегам и даже Юнкеру, который был на месте во второй день, но меня никто не трогал. Я, конечно, заполнил пару бланков и даже принял в работу дело об одной краже — абсолютно бесперспективное заявление о том, что кто-то вскрыл пустую квартиру и вынес «ценности» в виде старого чайного сервиза и пары одеял — но вообще меня не трогали.

К концу второго рабочего дня я чувствовал себя абсолютно разбитым. От пыли старых папок, мелкого почерка предшественников и казенных формулировок протоколов голова шла кругом, но дома было покати шаром, так что после работы ноги сами вынесли меня к гастроному на углу.

Все та же хмурая тетка за кассой, небольшая очередь, которая грозила вот-вот перерасти в толчею. Я тихо встал в очередь и стал ждать, когда обслужат людей передо мной. Впрочем, продавщица особо не торопилась — ее коллега куда-то отлучилась, и женщина томно перемещалась между двумя отделами, мясо-молочным и бакалейным — словно и не было в помещении полтора десятка голодных агионцев.

Какая-то бабка зло покосилась на меня, стоящего с разбитым лицом, но по форме, после чего громко, так, чтобы слышала вся очередь, шепнула товарке:

— Ишь! Пошли полицейские! Морда как у моего соседа, синяя вся! Совсем молодежь от рук отбилась!..

На меня стали бросать любопытные взгляды — в основном женщины. Мужчины, завидев и офицерские погоны, и табельный револьвер в кобуре, вели себя как-то тише.

Буквально за пять минут группа из четырех старух уже вовсю мыла мне кости на тему пьянства и распутности современных городовых, я же стоял и ждал, когда это все закончится.

— Чего вам? — грубо спросила тетка-продавщица когда подошла моя очередь, вылупившись на меня так, словно я отвлекал ее от крайне важных дел государственной важности.

— Макарон пачку, масла, бутылку молока… — начал перечислять я.

— Из мясного отдела что надо⁈ Я что, бегать буду⁈ — нахамила тетка.

Это едва не стало последней каплей. В глазах потемнело от злости и мне очень захотелось потянуться через прилавок и сделать с хамкой что-нибудь травмирующее. Но пара глубоких вдохов, каменное выражение лица, волевое усилие и я, улыбнувшись разбитыми губами, отвечаю:

— Конечно-конечно. Сосиски есть?

— Есть! Вот, лежат! «Любительские» и «Диетические»! — рявкнула тетка.

Я посмотрел на холодильник, в котором лежала указанная продукция, и прикинул, что в диетических мяса не будет совсем. В «Любительских», впрочем, тоже ситуация так себе, но там будут хоть вкрапления жира. Надо поискать тут в округе мясную лавку и начать покупать вырезку и птицу, или заказывать у мясника фарш. А то с этим ассортиментом ноги протяну…

— Дайте кило любительских, — ответил я.

Закупив провизии, я погрузил все в сетку и двинул домой. Поездка в город увенчалась покупкой кое-какой посуды. Сейчас сварю макарон, сосисок, выпью стакан молока и спать. А завтра, до того, как я двину на разведку в сквер, надо будет поискать нормальных магазинов. Может, присмотреть какую столовую. Вроде недалеко стояло пара предприятий, куда можно попробовать сходить договориться о покупке готового. От пятка казенных котлет или банки супа я бы не отказался, тем более, к концу недели должны привезти выписанный холодильник. Смогу делать запасы, готовить хотя бы на несколько дней…

Бытовые вопросы выматывали. Все было намного проще, когда в столице находились Алиша и Пириус. Хорошее трехразовое питание, уйма времени для охоты. Даже когда я работал в управлении, все было проще — там была ведомственная столовая, откуда за умеренную плату я перед закрытием брал себе ужин на вынос, как и многие другие одинокие офицеры. Тут же, на правом берегу, все было менее радужно.

Пока готовил, мне почему-то вспомнился Вартан. Он, в отличие от меня, любил это