Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский Страница 21

— Бать, за прошлую неделю пять яиц снесли.

Аким похвалил сыновей. Яйца — товар недешёвый. А ещё подумал, что и сало этой осенью будет отменным.

После они втроём пошли на его участки, что тянулись вдоль болота. И там всё было, в общем-то, в порядке, к каждой тыкве, как и положено, подходил «капилляр», и все они потихоньку давали воду. Тыква была неплохой. Он снимает перчатку и кладёт на самую ближнюю к нему тыкву руку… Верхняя часть её горячая, но солнце тыкве было нипочём, от него она только слаще, кожура у неё толстая, для тыквы главное — вода, а так пусть её солнце палит. Будет воды в достатке — и через месяц каждая из трёхсот его тыкв перевалит за тридцать кило. Можно будет хоть сахар варить, хоть водку. И Аким идёт дальше, к кукурузе. С кукурузой всё было в порядке. Все два гектара, где она зеленела, были укрыты противосолнечной плёнкой. Всё сделано по уму. Так, как он и учил. Парни знали: лето было в разгаре, на солнце под шестьдесят, если кукурузу не спрятать — выгорит. Только на самом конце его участка кукуруза была вялой, блёклой. Не росла.

— Бать, уж не знали, что с ней делать, — признавался Олег.

— Да, давления не хватает, — объяснял всё Юра.

— Насос чистили? — интересуется отец.

— Два раза, — говорит младший сын. — И фильтры каждую неделю чистили, и шланги сматывали, сушили, меняли местами — не идёт вода как следует.

— Это насос, — говорит Саблин. Он не хвалит своих сыновей, не говорит им, что они сделали всё как нужно, просто соглашается с ними, и для парней этого достаточно. — Олег, снимешь его на ночь, а завтра отвезёшь. Поговоришь со Скрябиным, попросишь посмотреть насос. Знаешь, что спросить?

— Знаю, бать. Спрошу, можно ли отремонтировать или придётся новый покупать, — отвечает младший сын.

— Так, — соглашается Саблин и сворачивает направо, к болоту. Старшего он ни о чём таком просить не собирается. Юра закончил школу и пошёл в ученики к их доктору, ещё подрабатывает санитаром в госпитале. И опыта набирается, и какую-никакую, а копеечку в дом приносит. Те деньги в семье кстати. У Юрки времени свободного почти нет. По сути, когда Аким уходит в очередной призыв, младший Олег остаётся за хозяина. Ну а насчёт насоса… Так Аким ещё до последнего призыва знал, что по возвращению обратно ему придётся вопрос с насосом решать. Этот насос он уже ремонтировал дважды, ещё два раза двигатель перематывал, теперь Саблин не сильно надеялся, что и на этот раз обойдётся. А впрочем… Зачем тянуть? Из этого призыва он деньжат привёз. Всё-таки взводный получал заметно больше простого казака, да ещё и сорок два рубля получил премиальных за новое звание. В общем, теперь он не задумываясь мог купить новый насос, а этот, изрядно уже разъеденный кислотой, можно было и продать.

— Бать, — начинает младший сын, понимая, что отцу не к чему особо придраться и настроение у него хорошее. И идут они вдоль болота.

— Ну? — коротко отвечает отец.

— Лодку идём смотреть?

— Лодку.

— В утро хочешь на рыбалку уйти? — продолжает Олег.

— Думаю, — говорит Саблин. Он уже знает смысл этого разговора.

— Бать, я с тобой тогда?

— А школа? — спрашивает Аким. Но знает, что возьмёт сына, даже если это будет и в ущерб учёбе. — Тебе же к шести в школу, я к тому времени ещё из болота не вылезу.

— Бать, какая школа⁈ — говорит ему старший. И напоминает: — Каникулы же. Жара же. Школа закрыта.

Да. Жара. Это время, когда семьям нужны в хозяйстве все руки, чтобы пережить самые тяжёлые месяцы в году.

— Ну собирайся, — соглашается отец.

Олег ничего не говорит, но Аким знает, что он рад.

Они доходят до первых больших заводей-лиманов, где почти нет рогоза, тут у берега тина, трёхметровая стена бурого от грибка рогоза отступает вглубь болот, тут начинаются мостушки, длинные причалы, уходящие в воду, у которых болотные казаки держат свои лодки. А на берегу, между мостушек, как всегда людно, одни возвращаются из болота, другие готовят лодки, тут же идёт торговля стекляшкой, тут же и другой рыбой торгуют. Кто-то сразу узнаёт Саблина по его старенькому КХЗ, здоровается с ним. Казаки начали интересоваться, как прошёл призыв. Про Клюева и Варежко не спрашивали, и то ладно. Кое-кто поздравил его с повышением, уже и тут знали об этом.

Так, здороваясь со станичниками, они добрались до его лодки. Лодка у него была одна из лучших в станице. Новая, двигатель отличный. Тоже новый. Аким взял ещё у причала метлу и почти с любовью, сам, не доверяя своим сыновьям, смёл солидный слой высохшей пыльцы с брезента, закрывавшего лодку, а потом уже и снял его. Пеноалюминий, отличный коррозиестойкий пластик. Всё почти в идеальном состоянии. Только плесень убрать нужно вдоль бортов и водоросли с ракушками с днища.

А вот воды в лодке нет, значит, швы отличные. Корпус хоть по линейке вымеряй, ни в одном месте не повело от жары. Места на лодке на четверых хватит, ещё и на снаряжение, на провиант, на воду, на топливо и снасти останется.

— Ну что, сейчас до лебёдки её отгоним, она свободна, вытащим на берег, почистим, и завтра можно идти в болото, — почти с удовольствием произносит Саблин.

— Давай, бать, — сразу соглашается младший.

А пока он разглядывал свою лодку, по мостушке к нему подошли казаки, и один из них говорит:

— Да, лодка у тебя, Аким, знатная.

Он оборачивается, а там два старых казака, Митрофан Конев и такой же старик, казак, которого все просто зовут Андреич, стоят рядом и разглядывают его гордость. А Андреич и продолжает:

— Вишь, как случается у некоторых казаков, Митрофан, вишь, как их