Сергей Анисимов - Позади Москва Страница 21

Он вдруг понадеялся, что курсант Дима скажет «да» и тогда многое станет проще. Но парень отрицательно помотал головой, очень осторожно.

– Я местная, – вдруг довольно спокойно произнесла преподавательница. – Я здесь и родилась, и выросла. В школу вон ту ходила, наискосок во дворе. – Она мотнула головой в сторону окна.

Офицер пожал плечами. И это тоже не имело никакого значения. Действующих факторов все равно было слишком много, предугадать развитие ситуации в приложении к себе самому было невозможно в принципе. Попытка уйти из города может стать фатальной: они почти в самом центре, даже до городской окраины еще топать и топать. А на улицах почти наверняка блокпосты, плюс мобильные группы. Вооруженные и ежесекундно готовые работать по крадущимся по улицам и переулкам людям в чужой военной форме. И что это даст им, если они доберутся до цели, тоже совершенно непонятно. Даже если отдельный дивизион моряков-пограничников еще цел и боеспособен к данной конкретной минуте, он не сыграет никакой роли в этой войне. Причем ни в одном из возможных вариантов: то ли она перерастет в глобальный обмен ядерными ударами в любой следующий момент, то ли война будет «конвенционной», без ОМП, но протянется отсюда и до Владивостока, то ли противник всего лишь ставит перед собой задачу вернуть в лоно Европы Калининградскую область. Он не имел понятия.

– Можете остаться у меня, – предложила женщина, не дождавшаяся его реакции. – По крайней мере до следующей ночи.

И опять он не знал, что ответить. А время шло. Ночь закончится, и при свете дня передвигаться будет сложнее. Возможно. А возможно, и нет, потому что враги наверняка имеют хай-тек-оборудование, которому что день, что ночь: а они в темноте будут выглядывать из-за каждого угла, как две слепые мышки. Оставшись в доме приютившей их храброй женщины еще на день, кормясь ее запасами, можно получить «пару очков здоровья», если пользоваться знакомой терминологией любителей компьютерных игр – «бродилок». Особенно важных именно контуженому курсанту. Может очнуться и второй, кстати говоря, и не предскажешь, в каком он будет состоянии. Но жизнь – это не компьютерная игра, вот уж банальность…

– Товарищ капитан-лейтенант? Мы идем?

Он снова обвел взглядом все три лица: женщины, курсанта Димы, неподвижное лицо безымянного парня, лежащего на полу без сознания. Он не знал, что делать. Если командир дивизиона пограничных сторожевых катеров имеет хоть каплю разума, на прорыв к Клайпеде он пойти и не подумает. Будет действовать на месте, на каком-никаком приморском фланге войск. Все-таки это моряки.

Капитан-лейтенанту стало стыдно. Он понятия не имел, что делать, а от этого зависела уже не только его собственная жизнь.

– Да, идем.

Вторник, 19 марта

Арбитр – это постороннее лицо, которое приглашается, чтобы признать нашу правоту.

Штабная колонна вошла в Великие Луки сразу после полудня, на полных 3 часа отстав от графика. После повторной проверки периметра командующий 1-й бронетанковой дивизией генерал-майор Дана Питтард вышел из бронированной машины и уже через несколько секунд вбежал в подъезд светлого белокирпичного школьного здания, выбранного для размещения его штаба на ближайшие двое суток. Несмотря на суету на всех трех этажах, несмотря на беготню десятков специалистов с грузом электроники в руках, он наметанным глазом ухватил главное: работать уже можно. Мобильный командный пункт при всех его плюсах имел и свои минусы, а сам генерал Питтард был на удивление старомоден. Он старался по возможности работать из стационарного, хорошо оборудованного помещения, придавая защищенности уже второстепенное значение.

Офицер в ранге капитана провел генерал-майора через просторный холл первого этажа по коридору, по лестнице и снова по коридору, не обменявшись ни одним словом ни с торопящимися людьми, ни с ним самим.

– Здесь, сэр.

Питтард задержался перед дверью кабинета на одну секунду, вчитываясь в подзабытые буквы кириллического алфавита на надраенной латунной табличке. Впрочем, и так можно было догадаться. Какой еще кабинет в средней школе будет разделен на две части, с самого начала имея полноценную приемную? Дверь стальная, тоже хорошо; у двери часовой, поприветствовавший командира дивизии оружием. В приемной вместо мордатой некрасивой русской секретарши несколько молодых офицеров и специалистов быстро заканчивают сбор и наладку многочисленных систем связи, автоматических систем управления и так далее и тому подобное. Стоящих многие миллионы долларов. Позволяющих объединить растекающиеся по шоссе, дорогам и городам северо-запада России подразделения его дивизии в единое целое, в живой и мобильный организм. Похожий на стальную многоножку, каждый сегмент туловища которой отличается от соседнего собственным набором броневых пластин, ходильных ног и прочих инструментов выживания и нападения. Связанный каскадами электромагнитных импульсов с другими сегментами – такими же или послабее.

– Специально не убрали?

– Убрать, сэр?

Генерал Питтард улыбнулся.

– Да зачем же, пусть будут. Даже к месту.

Капитан вежливо улыбнулся. Напротив рабочего стола директора школы висели два портрета: Владимир Путин, со своим привычным взглядом исподлобья, снятый на фоне трехцветного русского флага, и кто-то незнакомый. Мужчина с неглупым лицом, немного полноватый, в белой рубашке и черном галстуке, но без пиджака. Располагающий к себе. Портреты были без подписей, и, кто на втором, Питтард не мог даже догадаться.

– Связь?

– Уже вся, сэр.

– Доклады?

– Пару минут, сэр.

Капитан вышел из кабинета, оставив дверь в приемную полуоткрытой. Иначе было никак: от оборудования, установленного непосредственно на его стол и на второй, журнальный столик в дальнем углу, тянулись толстые жгуты проводки. Черные, белые, ярко-желтые провода с наклейками и торчащими ярлыками – все это еще больше усиливало возникшую у него аналогию с «многоножкой». Красивой, сильной и быстрой. Очень быстрой.

Аккуратно приподнимая ноги, он подошел к окну, на всю высоту закрытому плотными шторами, почти не пропускающими свет. Все яркое освещение в кабинете было искусственным. Сдвинул край шторы вбок – снаружи, как и ожидалось, оказался двор. Отлично. Вернув штору на место, генерал так же по-аистиному прошагал к своему рабочему месту, уселся в дорогое кресло и быстро подстроил его высоту и расположение спинки под себя. Никаких оставшихся от прежнего хозяина лишних деталей на столе уже не было: ни фотографий, ни записочек. Стояла пустая кофейная кружка, его собственная, лежал желтый деревянный карандаш с ластиком на конце и совершенно чистый блокнот для записей, это все.

– Капитан?

– Да, сэр? – Молодой офицер заглянул в дверь.

– Я жду доклад от 1-й бригадной боевой группы в течение пяти следующих минут.

– Да, сэр.

Генерал-майор удовлетворенно кивнул. Когда этот парень говорит «да, сэр» таким тоном, это означает, что все идет неплохо. Что снаружи не ломятся в двери русские парашютисты. Что «маршрут следования» от места, где он в последний раз имел сеанс связи с бригадными боевыми группами и конкретными батальонами в их составе… Оттуда и до двора этой школы… Что этот маршрут не уставлен пылающими «Страйкерами». Но «неплохо» вовсе не значит «идеально». Все совершенно не было идеально, и это заставляло его непрерывно испытывать напряжение. Было бы глупостью предполагать, что будет иначе, но рост интенсивности сопротивления русских частей и подразделений был очевиден. Первые людские потери дивизия понесла в десятке миль от границы русского анклава, первые безвозвратные – в двух десятках, первые потери в технике – уже на территории континентальной России. Это были отправные точки некоей «диаграммы Ганта», но с тех самых пор в его голове невидимо откладывался уже полноценный линейный график: столько человек – санитарные потери, с расщеплением на легкораненых и раненных тяжело; столько – безвозвратные. Техника, включая легкую гусеничную технику, колесные бронированные машины, колесные транспортные машины, пилотируемые и беспилотные летательные аппараты разных типов. Ни одного танка дивизия еще не потеряла, но иллюзий генерал-майор не питал: если русские начали по одному и по два жечь «Страйкеры» и грузовики, появление всей остальной номенклатуры его техники в списках поврежденных и уничтоженных машин всего лишь вопрос времени и дистанции.

Он знал, как далеко расположены Великие Луки от одной границы, от другой границы, от обеих русских столиц, от ближайших крупных русских городов. Это был значимый узел коммуникаций, взятие которого позволяло бригаде пересечь важнейшую рокадную дорогу: региональное шоссе Р51/Р57. Интересно и показательно, что более крупное шоссе М20/Е95 – точнее, его сегмент южнее Пскова – уже потеряло свое значение для русских: подразделения миротворческих сил уже перехватили его в нескольких местах. 35-я пехотная (механизированная) дивизия – южнее Пскова, 1-я кавалерийская и 12-я механизированная дивизия Бундесвера – в районе Опочки, его собственная 1-я бронетанковая дивизия – в районе Великих Лук. А ведь «М» в индексе шоссе это значило «Москва»!