Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов Страница 21

После того, как Запорожье вернулось под руку российского императора, казаки разделились на две неравные части. Большая, осталась с русскими. Меньшая же, не пожелавшая принять руку и законы России, ушла на территорию татар. Так что, ничего удивительного в том, что они решили отправиться на русскую территорию за полоном. Привычное в общем-то дело.

— Сколько их, Тарас Степанович?

— Как и полагали, две сотни. Кабы только с награбленным уходили, то нипочем не нагнали бы. А с полоном, вишь как вышло, — не без сожаления произнес сотник.

— Как думаешь, станут биться, или сразу бросятся на утек? — Майор был серьезен и сосредоточен.

Вопрос вовсе не праздный. Если решат драться, крови это будет стоить изрядной. Рубаки они славные, страха не ведают. Можно сколько угодно твердить, что к татарам ушли самые настоящие отбросы — это вовсе не делало их менее умелыми и свирепыми бойцами.

— Если выхода не будет, то рубиться станут нещадно. А как увидят свет в окошке, то уйдут. Они здесь за добычей, а не за воинской славой.

Ну да. Стоять насмерть, в этой голой степи им не с руки. Вот если бы, у них был уговор, тогда только держись. Казак раньше лишится живота, чем нарушит клятву. А так… Ничего постыдного в том бегстве нет. Прав не тот, кто попусту ищет славы и с подведенным брюхом ходит, а тот у кого под добычей ноги у коней подгибаются.

— А если они уводят полон не на продажу, а для того, чтобы посадить на землю? Ведь к татарам налегке уходили, — усомнился драгунский майор.

Запорожские казаки в значительной степени отличались от тех же Донских. У последних, несмотря на то, что под ногами была плодороднейшая земля, под страхом смерти запрещалось ее возделывать. Отчего так, никто не знал, быть может казачки боялись того, что с возделыванием земли, произойдет расслоение казаков, а может опасались того, что вместе с землепашцами вскоре появятся и господские усадьбы. Как бы то ни было, но землепашество считалось у них неприемлемым.

Правда в последние годы, положение понемногу менялось. В первую очередь, благодаря появлению военных поселений, которые могли дать серьезный отпор, возжелавшим их ограбить и все порушить. Ну и крепкой руке государя, который за подобное карал нещадно. Никто не запрещал казакам жить прежним укладом и не посягал на их права. Но и им лучше было позабыть о принятом некогда решении, безнаказанно грабить любого возжелавшего обихаживать землю.

Кстати, расслоение на Дону уже пошло. Нашлось немало казаков, пожелавших осесть на земле. Дабы не нагнетать ситуацию, такие казаки выводились из Донского казачьего войска и переводились в статус, военных поселенцев. Для них была выделена даже отдельная территория. На практике они оставались, все той же легкой кавалерией, да и в боевом отношении ничего не потеряли. Платить за набеги, набегами, для них было обычной практикой.

Нашлись и среди донцов те, кому такие порядки пришлись не по нраву. Однако, их мало кто спрашивал, а за своеволие строго спрашивали. Поэтому, недовольные перебрались на Кубань, к обретавшимся там некрасовцам.

Впрочем, у последних так же произошло разделение, после издания указа о старообрядцах. Некрасовские казаки, были старообрядцами и отмена гонений для них явилось немалым аргументом для возвращения. Другие вернулись, после проведения определенной работы канцелярией безопасности. Она имела успех, в связи со скоропостижной смертью три года назад, их идейного лидера атамана Некрасова*. Постигла беда и ближайших его сподвижников. Кто пропал без следа, кто угас, подхватив какую-то заразу. Так что, даже в результате оттока и разделения казаков, на войсковых и оседлых, общая численность войска Донского, только увеличилась.

*В реальной истории атаман Некрасов, уведший на Кубань от двух до восьми тысяч донских казаков, после восстания Булавина, умер в 1737году.

У запорожцев дела обстояли несколько иначе. Так, у них не запрещалось возделывать землю или идти в работники на казачьи хутора, а так же обзаводиться семьями. Желающим беспрепятственно выделялись наделы. Вот только полноценными казаками такие считаться не могли. Их называли «зимовыми казаками» или в насмешку «гнездюками», были и иные прозвища. Они так же были обязаны иметь воинскую справу, содержать боевого коня. Привлекались к несению караульной службы, выполняли повинности по поддержанию в надлежащем состоянии воинских укреплений.

Но в походы «зимовые казаки» призывались только в случае крайней на то нужды. Основная их роль состояла в том, чтобы обеспечивать всем необходимым сечевых казаков, «лыцарей», как они сами себя называли.

По сути, для беглых и решивших осесть на землях под рукой Сечи, ничего не изменилось. На Родине, они работали на знать, здесь на казаков. Разве только, законы у Запорожцев были не в пример более справедливыми, и жилось куда привольнее. Никто и не думал отбирать у них последнее, обрекая на голод.

Именно поэтому, майор Прутков и предположил, что казаки могли уводить не просто полон, но работников, которых собирались посадить на землю возле Алешковской Сечи. В этом случае, это по большому счету был и не полон, в прямом понимании этого слова, а скорее принудительное переселение, и пленным не угрожало рабство у иноверцев.

— Хм. Ты господин майор думай наперед, что говоришь-то, — почесав кончик носа, возразил сотник. — Оно конечно, нынче мы по разные стороны, да только они казаки. Коли кто сам придет, да попросится осесть на земле близ Сечи, то его примут под свою руку. А так чтобы, увести в полон, да силой посадить землю обихаживать, среди запорожцев такого отродясь не водилось.

— Ты еще помяни мне моих крепостных, — покачав головой, и поудобнее устраиваясь в седле, ухмыльнулся Прутков.

— А и помяну. Иль скажешь не владеешь людишками?

— Отчего же. Да только я ведь вольных людей в полон не уводил и в рабство не обращал. Господь так распорядился, не я. А эти, своих единоверцев резали, а теперь в полон уводят к туркам. Пусть я владею крепостными, но их судьба куда лучше, чем та, которую уготовили им, те казачки, за которых ты вступаешься.

— Да не вступаюсь я ни за кого, — стушевавшись, возразил сотник.

— А люди твои? Они как?

— Ты напраслину-то не возводи. Где это слыхано, чтобы казаки слову своему изменяли, — тут же вскинулся сотник, устремив на майора возмущенный взгляд. — Иль удумал, что драться не станем? Не сомневайся, еще и похлеще твоих драгун будем.

— В том, что вои вы превосходные, сомнений у меня нет. Не кипятись. А вот уточнить по поводу того, станете ли биться с теми, с кем еще не так давно бражничали, совсем не помешает.

— Вот уточнил у меня, и будя. Казачки услышат, так не посмотрят что в чинах, холку враз намылят.

— Добро. Значит, думаешь, если возможность уйти будет, они уйдут? — Меняя тему разговора, вновь поинтересовался Прутков.

— Коли будут знать, что сил отбиться и сберечь полон не достанет, так и поступят. А нас тут добрых четыре сотни, да при двух орудиях. Так что, не сомневайся, уйдут.

— А людей резать не станут?

— Да что ты будешь делать. Андрей Сергеевич, что у тебя за вопросы такие? Татары не делают такого никогда, с чего бы им-то, подобное творить.

— Ну мало ли. Ладно, давай будем думать, как станем людей вызволять.

— Так…

— Ты не торопись, Тарас Степанович. Если просто испугать и дать им возможность уйти, то они потом опять вернутся. А то и вовсе, воспользуются тем, что мы отвлеклись на полон и на другое селение надвинутся

— Побить хочешь?

— Хорошо бы всех, а не выйдет, так хотя бы большую часть. Государь нам велел охранять здешние пределы, и укорот давать зарвавшимся, а не просто оружием бряцать. Вот и давай думать, как лучше это делать.

— Что же, давай будем думать, — соглашаясь с неизбежным, вздохнул сотник…

Это был его первый боевой выход. Вернее, ему предстоял первый настоящий бой, а не просто обстрел очередной родовой татарской стоянки с почтительного расстояния. Тогда ему приходилось действовать находясь в недосягаемости для противника, ввиду отсутствия у него артиллерии и сил для атаки батареи, находящейся в тылу. Да и в те три боя, все его участие сводилось к одному выстрелу на орудие, больше для того чтобы деморализовать татар.

Сегодня же, ему предстояло противостоять атаке на их позиции. А это, совсем ни одно и то же. В этой связи подпоручика Пригожина переполняла целая гамма противоречивых чувств. С одной стороны нетерпение и жажда действий, с другой страх и неуверенность в своих способностях. Благополучный исход во многом зависит именно от артиллерии. Замешкаются, дрогнут, и тогда их сомнут.

Его призвали на службу два года назад. Молодой человек, у которого энергия била через край уже видел себя в чине офицера. Но как выяснилось все не так просто. Дворянское звание ни о чем не говорило и помимо него, в русской армии теперь нужно было еще получить и соответствующее образование. Ему сначала надлежало пройти двухгодичное обучение в кадетском корпусе, которое не засчитывалось в пятилетний срок службы дворянского сословия.