Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза Страница 21

— У него бутылки с бензином были, — буркнул Правый. — Я его у самого танка взял.

— Он придет, он всех вас съест, дерьмоеды. Дерьмоеды!

— Не хорохорься, — буркнул Правый. — Я тебе кишки к дереву привяжу и вокруг бегать заставлю.

— Он придет!

— Кто это — он? — осведомился Круз.

— Он сильный! Он всех дерьмоедов сотрет! Он поселит нас в светлых домах! Мы все не уйдем, все сильные станем! Дерьмоеды! Ненавижу! Дерьмоеды!

— Отчего дерьмоеды? Как все едим. Хлеб, мясо, молоко… чего-то тебя, малый, переклинило, — заметил Круз добродушно. — Тебя как?

— Я воин!

— Хм… может, у них, как у вас, пока не вырос, имен нет? Так тебя, что ли, и зовут «воин»? А кого у вас не зовут «воин»?

— Воин… — Правый поморщился. — Щегол глупый ты, а не воин. Вон, глянь на своих.

Вздернул за шиворот. Занес за танк. Там лежали рядком, глядя в солнце, пять тщедушных тел.

— Глянь. И чего вы здесь хотели, а? Зачем лезли?

— Оставь ребенка, — сказал тихо Дан.

— Это его добыча, — заметил Круз. — Я уж не говорю про то, что он нас живьем хотел сжечь.

— Оставь ребенка!

Правый выпустил мальчишку — чтобы левой рукой ухватить прыгнувшую Верку, а правой выдернуть из ее руки гаечный ключ.

— Пусти! Пусти! Я сейчас этого гада… гаденок… они же всех режут, всех, Ирку как свинью, а она на седьмом месяце была!

— Молчи! — посоветовал Правый.

Верка смолкла. Потом заплакала, уткнувшись Правому в руку.

— Вы меня извините, пожалуйста, — сказал появившийся из танка Саша, мазутно-солидольный, потный и красноухий. — Но вы его, мне кажется, зря лечите. Они… в общем, мы с ними дело имели, так. Мы одну их боевую группу поймали… газом слезоточивым накрыли и взяли. Они наших союзных убивали… все как девушка говорит. Никого не оставляют — ни детей, ни беременных.

— И что? — осведомился Круз.

— Ну, один медсестре глаз выдавил. Мы потом обработали пару, чтоб языки развязать. Это психопаты, честное слово. Они хоть малые, но совсем, совсем… убийцы. Они думают, что самый храбрый и кто больше убьет, не умрет, а взрослым станет. Их посылают с севера. Мы с теми говорили, кто их посылает. Они ничего не хотят — ни торговать, ни людей от нас. Хотят просто, чтоб мы умерли, и все. Вы простите, но, если вы его отпустите, он или убьет кого, или приведет другую их банду.

— У нас проблема, — заключил Круз.

— Это же ребенок! — сказал Дан.

Ребенок, глядя на них, засмеялся. Потом плюнул на ботинок Крузу. А Дан сказал грустно:

— Придержите его, хорошо? Я пробы возьму.

В следующие пять минут ребенок визжал, покрывался красными пятнами, ревел, лягался и пускал слюни — хотя Дан еще и не коснулся его иглой. А когда игла наконец вошла и покинула тело, унося каплю крови, мальчишка замер, оледенев от ужаса. Дан содрал пленку с теста, уронил каплю. Закатал тест в пленку, вложил в тетрадь, записал. Заглянул в толстую книжечку. Сказал задумчиво: «Неожиданно. Даже и не знаю».

— Чего?

— Концентрация в крови у него запредельная. Если он не иммунный каким-то странным и непонятным способом, то уже давно должен был оцепенеть. А он же и боль чувствует… и на обезболивающее среагировал! Не понимаю.

— Это потому что из нас получаются люди. Настоящие. А вы — дерьмоеды, — объявил мальчишка. — Вы все сдохнете. Он вас сотрет. Нашими руками.

— Старшой, мне его отдашь или как? — спросил Правый угрюмо.

— Если он настоящий человек, пусть могилы выкопает своим, — велел Круз. — А там посмотрим.

К большому Крузову удивлению, мальчишка лопату взял и принялся копать — правда, перед тем попытавшись снести ею голову Последышу. Последыш голову свою снести не позволил, лопату поймал, положил и отвесил настоящему человеку, размахивающему изо всех сил кулаками, восемнадцать щелбанов, объясняя попутно, кто такие сопляки и чем они отличаются от настоящих воинов. Мальчишка хотел заплакать, но передумал и заявил, что его укололи и отравили, а иначе бы он Последыша в порошок стер и застрелил, и вообще — скоро он придет и сотрет.

— Достал ты уже долдонить про «сотрет», — сказал Последыш. — Сам не можешь ничего, вот и долдонишь про большого и сильного, который придет. Копай, если силенок хватит лопатой шевелить. Вон, твои завоняют скоро. Воины. Тьфу.

В сумерках вернулся Захар. Подозрительно чистый и ухмыляющийся. А на шерсти волчьих морд осталась кровь. Посмотрел на мальчишку, забрасывавшего глиноземом общую могилу. Хохотнул. И отрапортовал Крузу:

— Батя, Захар явился. Ты не злись — ты ведь не приказывал не гнаться за недоносками, правда? Вот я и погулял чуток, все равно Саша пока еще отремонтирует… И серым моим забава, и знахарева псинка развлеклась. Правда, Хук?

Хук поглядел и рыкнул глухо.

— Любит он меня. И серых любит. А уж они его…

— Я рад, что ты вернулся. Но впредь — если ты уйдешь еще раз, уже не вернешься к нам. Понял?

— Понял, чего не понять. Батя прикажет, и Захар никуда, это точно. Батя, а с мальцом этим что? Он че, своих закопал? О, недоносок. Батя, можно, мои серуньки с ним позабавятся? Глянь, как смотрят. Они эту породу дурную за километр чуют. У них кровь смердит, у извергов малых.

— Как? — спросил Дан. — Твои собаки отличают по запаху таких, как он?

— А то! Если б не так, нас всех давно бы под корень. И не надо собаками обзываться. Они — волки! Настоящие.

— Хорошо, пусть волки. Они отличают, скажем, меня от его? — Дан показал на Круза.

— Шибздиков отличают, некоторых. Вас — нет. Чего вас отличать, вы ж как мы. Вас только, знахарь, отличают — вы пахнете всякими отравами, как вас не различить. А у этих кровь смердит, хоть ты их сутки в реке полощи. Батя, можно мне, с серыми-то?

— Нет, — сказал Круз. — Это добыча Правого. А пока он доверил ее мне. Мы заберем его с собой, пока нужно будет. И ты, Захар, должен следить за ним.

— Ну ни хера себе, батя, ну ты мне удружил. Шибзда сперва, а потом недоноска. Да что я тебе, мамка? Ну, не смотри так, я понял, понял. Захар батю не обидит. Эй, недоносок! А ну сюда, щас я тебе пысу-то потру!

Еще день потеряли, пытаясь запастись топливом в захолустном городишке, оснащенном по непонятной причине восемью бензоколонками. Хотя запасов хватило бы на полтысячи километров, Круз решил подстраховаться. «Шестьдесят четвертый» жрал соляр, как бык траву. Ночью стая диких собак шакальего вида пыталась сожрать Хука, и Леший, старший Захаров волк, лишился половины уха.

А после попали на поле танковой смерти.

Было это совсем не так, как под окруженным минами городом. Там дрались, горели, рвались напролом, из последних сил, разменивая смерть на смерть, зияя драным железом дыр. А здесь — будто роняли на ходу изношенное, истощались, утихали, бросали. Между траками проросла трава, сирень прикрыла груды тряпья, и стекла очков, еще держащихся на голом костяке, блестели из одуванчиков. Танки, БМП, грузовики, транспортеры, инженерные машины, самоходки, зенитки — уткнувшиеся в склоны пологих холмов, завязшие в мелкой речушке, скученные, раскрытые, нелепые. Поле ржавеющих, облезлых бугров.

Круз сперва хотел напрямик — столько уже времени потеряли! Но Дан трясущимся пальцем показал на шкалу датчика радиации, и Круз, матерясь про себя, погнал машину прочь, на запад, потом на север, по блеклым березовым рощицам и молодым ельникам. Полдня вытаскивали «шестьдесят четвертый» из болота. Хотели бросить, но лейтенант Саша, уже превратившийся в Шурку-шибзда, тремя деревьями и тросом танк высвободил.

Когда вдоль остатков шоссе потянулись нескончаемые руины, а вдалеке замаячили пустоглазые скелеты высоток, кончался шестой день пути от города минных полей.

Весь вечер Круз на пару с Шуркой пытались выйти на связь. И всю ночь, сменяя друг друга. И утро. Утром пробился странный голос, шепелявивший по-испански. А за ним — голос Григория Яковлевича, ясный и холодный. Григорий Яковлевич приказал немедленно объясниться. Круз, поразмыслив, в диалог решил не вступать. Григорий Яковлевич пообещал последствия. На что Круз, внезапно рассвирепев, за три минуты сообщил Григорию Яковлевичу свои мысли о нем, о минах, о городе, об огнепоклонниках, налоксоне, карателях, попытке взять Дана в заложники и некоторых телесных частях. Неожиданно Григорий Яковлевич рассмеялся — добродушно, по-старчески. И заметил, что Круз со товарищи — крепкие орешки. Пусть им повезет. На общее ведь благо стараются, правда? И отключился.

А через пятнадцать минут вышел на связь тот самый «восемь-пе», обещанный хозяин несметных знаний и штаммов. Не удивился, но объяснил, куда, как, сколько и почему. Круз пообещал явиться и, отключившись, минут десять сидел молча, пытаясь справиться с мыслями.

— Убьют, — сказал нерешительно бывший лейтенант Шурка.

— Угу, — согласился Круз, жуя спичку.