Михаил Ахманов - Третья стража Страница 21

Защитник возник из воздуха, но не за мойкой, а у буфета с посудой. Постоял минуту-другую и снова исчез.

– Надо же, совсем как человек! И в джинсах! – восхитился профессор. – А я-то думал, он на робота похож… вроде того, что в фильмах про трансформеров.

– Джинсы мои, а человеческого в нем ровно столько, сколько у шагающего экскаватора. Это я вам как врач говорю, – заметил Глеб. – Но вернемся к моим вопросам, Павел Никитич. Что там у нас со спасением Галактики? По-моему, очень актуальная проблема.

Грибачев внезапно сделался серьезен и со вздохом промолвил:

– Галактика без нас проживет, нам бы Землю спасти.

– От кого?

– От нас, людей, а точнее, от человеческого неразумия.

Знаете, Глеб, один мой недавний знакомец – кстати, очень неординарная личность! – утверждает, что мы живем в эпоху третьей стражи. Вам понятно, что это такое?

– Tertia vigilia, – произнес Глеб на латыни. – У римлян сутки делились на стражи, и третья приходилась на ночь и предрассветное время. Ваш знакомец усматривает в этом какое-то иносказание?

– Да. Человечество спит, а спящий разум нередко рождает чудовищ. Экологический кризис, конфронтация между религиями, нациями и социальными слоями, истощение ресурсов, силовые методы решения проблем, бездуховность общества – вот наши ночные страхи и кошмары. Сумеем ли мы их преодолеть? Наступит ли рассвет, а за ним – прекрасный полдень?.. Или страшный сон кончится гибелью?.. Ответа мы не знаем и, возможно, не узнаем никогда.

– Это мне понятно, – сказал Глеб после недолгой паузы. – Но при чем тут пришельцы? Что они ищут на Земле? Ждут, когда мы загнемся, чтобы присвоить планету, весь наш мир, все, что сделано людьми? И, наконец, что им нужно от меня? Я не телепат, не ясновидец и не потомок императора Галактики, я всего лишь врач!

Грибачев поднял руки, словно призывая к вниманию. От этого жеста его рубашка распахнулась, и Глеб увидел медальон, висевший на шее профессора – небольшой, гладкий, золотистый. Странное украшение для мужчины в возрасте, подумалось ему.

– Не будем спешить, друг мой, и оставим в покое пришельцев вместе с императором Галактики. Поговорим о другом. Вот вы сказали: не телепат, не ясновидец… – Профессор приложил ладонь ко лбу, затем помахал ею в воздухе, будто посылая мысль неведомому адресату. – А многих ли телепатов и ясновидцев вы знаете? А также теле– и пирокинетиков, медиумов, экстрасенсов, предсказателей будущего и прочих персон с паранормальными талантами?

– Мошенники они, включая бабушку Вангу, – буркнул Глеб. – А кто не мошенник, тот невротик, психопат или страдает от известного напитка… Слышали о таком диагнозе: делириум тременс? Между прочим, сопровождается видениями.

– Если вы хотите сказать, что настоящих телепатов, ясновидцев и тому подобной публики не существует, то этот вывод будет верен, – согласился Грибачев. – Да, нет сведений о научно подтвержденных феноменах передачи мыслей, возжигании взглядом огня или, к примеру, внятных предсказаниях, где, когда и по какой причине случится тот либо иной катаклизм. Все это на уровне катренов Нострадамуса… иди туда, не знаю куда, и в темя клюнет жареный петух… – Профессор усмехнулся. – Выходит, мы, люди, лишены паранормальных способностей? Или лучше сказать, сверхнормальных, выходящих за рамки, определенные нам физиологией, нервной системой и нашим серым веществом… Вы согласны?

Глеб кивнул.

– Мы, медики, недоверчивый народ… самый недоверчивый из всей научной братии… Должно быть потому, что стоим ближе всех к страданиям тела и души. Там нет никаких чудес, только боль и горе…

Он вспомнил про свое королевство, где исцелял прикосновением руки, вспомнил смерть Марины и поник головой.

– Мне известно о вашей потере, – мягко произнес Грибачев. – Я сам терял многих и многих, а потому не буду вас утешать, знаю, что это бессмысленно. Я лишь напомню о той радости, что заключается в движении мысли, познании и внезапных открытиях… Это компенсация, ваша и моя. – Он помолчал. – Я могу продолжать?

– Да. – Глеб наполнил стаканы вином. Его руки не дрожали.

– Так вот, кажется, что у расы хомо сапиенс нет сверхнормальных талантов, кроме одного – морочить головы невеждам. Но это, друг мой, неправильное заключение. Мы ищем чудес, обещанных лже-провидцами, телепатами и прочим жульем, не замечая великого дара, преподнесенного нам эволюцией. Им владели и владеют сотни, тысячи наших собратьев, их имена известны всем, их жизнь описана в книгах, и все же мы воспринимаем их как нечто обычное, вполне естественное. Телепатия, ясновидение – о, это так загадочно, так интересно! А их дар, с которым нас знакомят еще в детстве, не вызывает удивления. Привычка, я полагаю. Шоры привычного, общеизвестного не позволяют разглядеть истинное чудо.

Гость замолчал. Сидел напротив, поглаживал свой медальон, смотрел на Глеба, улыбался. Казалось, он загадал загадку и ждет теперь ответа – кто же эти люди, известные всем, и какой великий дар преподнесен им эволюцией.

Сделав глоток вина, Глеб нарушил молчание.

– Я обычный человек и, как у всех, мои глаза закрыты шорами. О чем вы толкуете, Павел Никитич?

– О гениальности, – молвил профессор. – Микеланджело, Моцарт, Эйнштейн, Декарт, Пушкин, Ньютон, Сервантес, Чайковский, Эварист Галуа, Демокрит, Шекспир, Гегель… Гениев немного, но от них зависит прогресс человечества во всех сферах, от общественного устройства до украшающих жизнь искусств. Вы полагаете, их дар – это норма? Мощь их разума, их таинственная способность генерировать новые идеи – разве это не чудо?.. Вдумайтесь, друг мой, в то, что я сказал, и вы поймете: гениальность – несомненно паранормальный феномен! Существующий в реальности, ибо все, что окружает нас, наши машины и приборы, музыка, живопись, литература, социальные идеи и философия – ее результат!

«Он прав, – подумал Глеб. – Как удивительно, как странно! Мы, люди, жаждем чудес, не замечая очевидного…»

– Но я-то не гений, – произнес он вслух. – Я просто хирург, и к великому непричастен.

– Непричастен? Так ли? – Грибачев прищурился. – Вы хирург, но, как все хорошие врачи, разбираетесь в психологии, в деятельности мозга. Объясните мне, как к гениям приходят новые идеи? Минуту назад такой идеи не было, и вдруг она появилась… Откуда? Из пустоты? Из ничего? Или вследствие случайного замыкания нейронов в левом или правом полушарии? Возможно, ее подсказал Бог или некий Абсолют, правящий Вселенной? Какая гипотеза вас устраивает?

Глеб развел руками.

– Я не задумывался об этом. Дома, в Питере, случилось мне стажироваться в Институте мозга, но и там не ответят на ваш вопрос.

Мозг – кладезь загадок, а мозг гения – тайна вдвойне.

– Согласен с вами. Но с этой тайной разобрались другие – возможно, не до конца, но знают они больше нас. Другие, Глеб! – Профессор поднял взгляд к потолку. – Гении черпают идеи в ноосфере Вселенной, и происходит это в результате периодических контактов или единственного импульса, который случается раз в жизни. Сложный подсознательный процесс, и я не готов объяснить вам детали, они мне неизвестны. Но замечу, что одни демонстрируют свой дар на протяжении десятилетий, нередко в разных областях, другие – лишь единожды. Их звездный час – миг связи с чем-то огромным, великим… миг, который больше не повторится. Таких довольно много, а вот истинных гениев… – Он развел руками.

– Леонардо да Винчи, – задумчиво произнес Глеб. – Леонардо, Ньютон, Лейбниц, Декарт и другие титаны… Да, их гораздо меньше, чем тех, кто прославился каким-нибудь одним открытием. И что отсюда следует?

– Продуктивность гения может возрасти, если оказать ему помощь, – молвил Грибачев. – Представьте личность, чей разум – что-то наподобие связующей нити между гением и ноосферой. У такого человека нет иных паранормальных талантов, он лишь открытый канал для передачи информации, и получает ее другая персона, способная осмыслить и развить новую идею. Контактер-Связующий только помощник. Он встречается с разными людьми – обычно их десять-пятнадцать, – беседует с ними, слушает, высказывает собственное мнение… Вот и все. Редкий дар, однако встречается чаще, чем гениальность.

– И это работает? – спросил Глеб, стиснув в волнении руки. – Это действительно работает?

– Еще как! – отозвался профессор. – Я мог бы вам такого порассказать! Впрочем, увидите сами – надеюсь, что увидите. – Он сделал пару глотков вина и добавил: – К тому же есть определенные… хмм… бонусы. Финансовая независимость, возможность кое-что узнать о внеземных делах, здоровье и долгая жизнь… Как вы думаете, сколько мне лет?

Глеб взглянул на руки профессора, на его лицо и шею. Кожа упругая, у глаз едва заметные морщинки, в волосах ни следа седины, и только глаза выдают возраст – глаза человека, давно простившегося с юностью. Пожалуй, в те годы, когда Глеба Соболева еще и в проекте не было.