Василий Головачев - Огнетушитель дьявола Страница 21

– Не забывайся, – одернула Оскара Екатерина. – Извините нас. Дед, я зайду позже.

Она повернулась к выходу, разворачивая обоих приятелей и подталкивая их к двери, оглянулась на Кузьму и вышла. Дверь закрылась, потом приоткрылась немного – отошел один сегмент, в щель высунулась голова Оскара, нашла глазами Кузьму:

– Я тебя подожду, господин хороший.

Голова скрылась.

Гости переглянулись, посмотрели на невозмутимого Лапарру.

– Не связывайтесь с этим человеком, – сказал тот. – Неприятностей наживете. Я терплю его только из-за Катерины, но придет время, когда он перестанет сюда приходить. Катя уверена, что он ее спас, поэтому считает себя обязанной в какой-то мере… хотя вряд ли здесь стоит говорить о какой-то привязанности и высоких чувствах.

– А разве Оскар ее… не спас?—осторожно полюбопытствовал Кузьма.

Лапарра покачал головой.

– Я имею основания полагать, что он оказался на месте катастрофы не случайно. Если быть точным, он и его компания и стали причиной катастрофы, в результате которой погибли двадцать два человека. – Ян помолчал. – В том числе мой сын и невестка, родители Кати.

– Но если вы знаете, что Оскар… виноват, почему же позволяете ему приходить, встречаться с Катей?

– У меня нет прямых доказательств, – сухо сказал Лапарра, вставая и давая понять, что беседа закончилась. – К тому же не хочется травмировать душу девочки. Но это уже другая история. Надумаете побеседовать, заходите, буду рад. Всего доброго.

– Вы обещали интенсионал, – напомнил Хасид.

– Да, конечно. – Советник СЭКОНа достал из кармана домашнего халата блестящий красный крестик молика, протянул Кузьме. – Надеюсь, это вам поможет.

Кузьма взял молик, почувствовав прикосновение сухих и горячих пальцев Лапарры («Биоплоти! – мелькнула мимолетная мысль), с некоторым колебанием протянул руку Яну, и тот с улыбкой твердо пожал ее, поняв переживания молодого человека.

Друзья спустились на первый этаж дома, где их встретили Оскар и его бритоголовый компаньон с мышцами Геракла. Кати не было видно ни в коридоре, ни в холле.

– Эй, мужчина, – окликнул Ромашина Оскар. – Поговорить надо.

– Говори, – равнодушно пожал плечами Кузьма.

– Желательно тет-а-тет, если не боишься. – Черноволосый красавец осклабился.

– А со мной поговорить не хочешь? – кротко спросил Хасид.

– Ты в нашем деле лишний. У меня пара вопросов к твоему дружку.

Хасид посмотрел на Ромашина. Тот кивнул.

– Не волнуйся, все будет нормально.

Оскар сделал приглашающий жест, пропуская Кузьму в гостиную. Дверь за ними закрылась с мягким шорохом.

– Вот что, теоретик, – язвительно сказал сын министра, прищурив один глаз, – буду краток. Мне не нравится, что ты крутишься вокруг Катьки. Еще раз попробуешь с ней заговорить или предложить встречу, а также если будешь продолжать мелькать у меня перед глазами, утоплю в болоте! Не поможет и папаша-пограничник. Понял?

– Это все? – спокойно осведомился Кузьма.

– Тебе мало?

– Тогда пока. – Ромашин повернулся, собираясь выйти в коридор.

– Э-э, погоди! – рванул его за плечо Оскар. – Ты мне не ответил!

– Убери руку! – тихо сказал Кузьма, у которого скулы свело от желания ударить собеседника.

– А то что? – удивился тот. – Ты меня в порошок сотрешь? Или бросишь перчатку?

– Брошу перчатку, – глухо проговорил Кузьма и влепил парню звонкую пощечину.

– Ах ты, придурок! – изумленно отшатнулся Оскар, держась за щеку. – Да я же из тебя червяка сделаю!

Он прыгнул к Ромашину и в ярости ударил его в грудь и голову, затем снова в грудь, и Кузьма, интуитивно закрывший лицо, пропустил последний удар и отлетел в глубь гостиной, спотыкаясь о мягкий пуф и падая на красивый стеклянный столик в форме кленового листа.

Тотчас же в комнату ворвались Хасид и накачанный приятель Оскара, игравший, очевидно, роль телохранителя. Оскар, не довольствуясь результатом, подскочил к Кузьме, намереваясь продолжить избиение. Однако Хасид действовал быстрее. Он на бегу рубанул бритоголового по мощной шее ребром ладони, так что тот сунулся носом в ажурно-серебристый «кактус» музфона, и успел перехватить Оскара, ударившего ворочавшегося среди осколков столика Кузьму ботинком в висок.

Черноволосый сынок Артура Мехти картинно изобразил позу «мастера восточных боевых искусств», давно утратившую функциональную необходимость и действующую только на детей и не разбирающихся в этом деле людей.

– Давай, давай, – оскалился он, поощряя Хасида жестом, уверенный в своем мастерстве, и в то же мгновение улетел в угол гостиной, наткнулся на диван, врезался головой в стену и сполз на пол. Его напарник, стоявший на полу на четвереньках, ничего не понял и только таращился на предводителя, не подающего признаков жизни.

Хасид вышел из темпа – состояния, позволявшего как бы замедлять время боя, приблизился к Ромашину, державшемуся за голову, и помог подняться.

В гостиную вбежала Катя с бокалами в руках, остановилась, расширенными глазами оглядывая мужчин, увидела кровоподтек и ссадину на лице Кузьмы, бросилась к нему, но потом заметила лежащего у стены Оскара и замерла.

– Что здесь происходит?!

– Это я виноват, – невнятно пробормотал Кузьма, морщась. – Он сказал глупость, а я не сдержался, дал пощечину.

– Но он же…

– Это уже моих рук дело, – виновато развел руками Хасид. – Ваш друг ударил Кузьму ногой – видите? – и мне пришлось вмешаться. Извините, больше этого не повторится. Мы уходим.

Оскар очнулся, сел, глядя перед собой мутными глазами, потом осознал, что произошло, и, оскалясь, достал из-под молнии уника необычной формы пистолет с игольчатым дулом – парализатор «удав».

– Ну, гаденыш, молись!

Катя шагнула к нему, вытягивая вперед руку с бокалом:

– Оскар! Прекрати!

Мехти-младший с трудом встал, поднимая парализатор, в глубине его черных глаз загорелся злобный огонек.

– Уйди, защитница! Они подняли руку на меня, Оскара Мехти, а я такого не прощаю. Петро, вызывай наших, я их тут подержу на мушке…

В гостиную внезапно вошел Ян Лапарра, не торопясь, спокойно приблизился к замолчавшему молодому человеку, отобрал у него парализатор и повел стволом к двери:

– Уходи.

Оскар очнулся, прошипел:

– Вы еще пожалеете!

Лапарра смял парализатор в ком (!), вложил этот ком в ладонь оторопевшего черноволосого красавца и повторил:

– Уходи! И больше здесь не появляйся.

Оскар перевел взгляд на ладонь, посмотрел на Лапарру, на застывших свидетелей сцены, криво улыбнулся и направился к двери, подтолкнув к ней очухавшегося приятеля. На пороге оглянулся на Катю:

– Ты идешь с нами?

– Нет, – ответила девушка твердо.

– Ну, смотри. – Мехти-младший перевел взгляд на Хасида: – А с тобой мы еще встретимся, земеля, гарантирую.

Хасид промолчал.

Дверь закрылась. Все посмотрели на Кузьму, на скуле которого все отчетливее становился виден кровоподтек, да и под глазом намечался красивый синяк.

– Я сейчас тебя полечу, – спохватилась Екатерина, бросаясь к двери.

– Не надо, – глухо проговорил Кузьма, пряча глаза от стыда и испытывая чувство унижения. – Мы пойдем. До свидания. Извините, что так все некрасиво вышло…

Не оглядываясь, он зашагал к двери, скрылся за ней. Хасид развел руками, поклонился и вышел вслед за другом, чувствуя спиной взгляды внучки и деда.

В кабине куттера они посидели немного, думая каждый о своем, потом Хаджи-Курбан тихо спросил:

– Ну что, летим домой?

– Куда же еще?—буркнул Кузьма. – Куда я с такой физиономией? Кстати, где ты научился так драться?

– Я этим с детства занимаюсь, – пожал плечами Хасид. – Отец приучил, он адепт кушти. Могу и тебя научить. Но ты ведь этим раньше не интересовался.

– То было раньше. Теперь понимаю, что был не прав.

Куттер поднялся в воздух, взлетел над сияющей огнями Ригой, нырнул в коридор скоростных машин и вскоре достиг станции метро. Через несколько минут друзья выходили уже из метро Исфахана. Кузьма старался идти боком и держался за скулу, пряча синяки. Жалел он лишь о том, что не занимался раньше физическим совершенствованием. Когда они вернулись в дом Хасида, Ромашин твердо решил освоить науку боя и отомстить Оскару за испытанное унижение.

Однако вопреки собственному настроению и желанию отойти от стресса в одиночестве оставаться в доме Хаджи-Курбанов Кузьма не стал. Кое-как подлечив и замаскировав синяки, он огорошил друга тем, что отправляется в гости к Керри Йосу, и Хасиду ничего не оставалось делать, как последовать за ним.

Стодвадцатилетний патриарх СЭКОНа, под руководством которого много лет назад работал Филипп Ромашин, жил в Сеуле, где уже наступило утро. Почему Керри Йос, датчанин по национальности, выбрал столицу Кореи для проживания в старости, Кузьма у деда не поинтересовался, но, как потом выяснилось, виновата в этом была третья жена патриарха, уроженка Корейского полуострова.