Дмитрий Корниенко - Душа для Командора Страница 22

6

Хигус тревожно прислушался, но ничего, кроме воя собак – его основной пищи за многие годы – так и не услышал. Все еще косясь на маленькое слуховое оконце подвала, через которое почти не проникал дневной свет, он направился к разложенной на деревянном столе тощей тушке. "Чем они сами-то здесь питаются?" – неожиданно для себя подумал он. Впрочем, подобные мысли приходили к Хигусу редко, да и сейчас он усмотрел этот вопрос лишь в обтянутом шкурой скелете и тут же об этом забыл, привычно орудуя разделочным ножом.

Подготовив мясо, он стал насаживать его на крючки, а крючки на палки. Для копчения Хигус использовал две бочки, поставленные друг на друга. В верхней бочке он укрепил поперечные перекладины, на которые клал палки с подвешенными на них кусками собачатины. В нижней сделал дыру для закладки костерка. Верхняя бочка была закрыта крышкой с отверстием, а трубу Хигус вывел в оконце. Куски мяса он предварительно просаливал (соль в брошенных квартирах водилась в избытке) и долго коптил на тихом огне, чтобы дым не был горячим. Так можно было добиться длительной сохранности мяса, что было немаловажно – собаки стали очень пугливы.

Развесив мясо, Хигус вытер бурой тряпкой нож, побросал кости в корзину и стал разводить огонь. Закончив, он почувствовал голод, неохотно встал и прошаркал к железной лестнице, торчащей из квадратного люка. Оставляя на ладонях сырую ржавчину, он стал спускаться из сумрака подвала, где он обитал последние десять лет, в полную темноту, но свет ему уже не был необходим, как раньше. Ориентировался в подземелье он не хуже слепого в собственном доме, а страх перед тьмой ушел давно, еще когда в неполные тридцать лет стал считать себя мертвецом. Но не простым мертвецом, а скорее тем самым скелетом, уложенным в виде указателя, какие оставляли пираты, чтобы отметить путь к сокровищу для своих более удачливых товарищей.

Хигус по памяти обошел лужу, миновал стороной торчащую из стены острую арматурину, от которой у него остался шрам на правом бедре, пригнулся под свисающими с потолка проводами. Открыв железную дверь в комнату, служившую ему кладовой, он достал с полки кусок мяса, головку чеснока, сложил все это в хлопающую по ноге котомку, но уходить не спешил. Достав спички, он зажег огарок свечи на полке и направился в угол, где лежали вещи проводников. Разглядывая накопленное добро, он по привычке запустил грязные пальцы в жиденькую бородку, размышляя, чем можно воспользоваться.

Скукоженные ботинки самых разных размеров выстроились вдоль стены, сразу за кучей камуфляжного тряпья. Отдельно, в большом деревянном ящике лежало оружие. В основном это были охотничьи ружья, но присутствовал и пяток укороченных полицейских автоматов, и даже одна штурмовая винтовка. Патроны, разные, вперемешку, были ссыпаны в большой холщовый мешок. Но Хигус никогда не пользовался огнестрельным оружием и подбирал его просто так, на всякий случай, да и чтобы не валялось на виду. А единственное оружие, которым он пользовался, находилось здесь же – несколько трубок разного размера – самодельные духовые ружья.

Дело в том, что Хигус физически не мог переносить громкие звуки и, сделав выстрел, тут же ронял ружье и зажимал уши, воя от боли в раскалывающейся голове. Но будучи химиком по образованию, он еще пятнадцать лет назад работал по особому направлению в исследовательском центре и знал о ядах все. Это и определило его выбор. Яды он мог изготавливать сам в обнаруженной спустя некоторое время химической лаборатории, брошенной военными после катастрофы. Лаборатория находилась здесь же, и от подвала до нее можно было добраться сложной системой подземных переходов. И хотя несколько лет назад лабораторию окончательно затопили грунтовые воды, все, что нужно для производства отравленных дротиков, у него уже было.

Изготовить духовые ружья было несложно. Для охоты на собак он подобрал метровую алюминиевую трубку, а стрелы изготавливал из швейных игл с утолщенным хвостовичком и желобком возле острия (удобно для заполнения ядом). Иглу он вставлял в тонкую трубочку с уплотнителем из резины, чтобы придать стреле свойство поршня в насосе и прикручивал к ней ниткой стабилизатор, сделанный из лоскутков ткани. Яд Хигус подбирал с таким расчетом, чтобы парализованную им собаку можно было потом есть без опаски.

Для охоты же на людей Хигус изготавливал другие стрелы и трубки брал длиннее. Тяжелые стрелы были из стальных вязальных спиц, концы которых Хигус затачивал напильником, а затем шел уплотнитель из ластика или резины, хвостик из пучка ниток, и вот стрела готова. Таким оружием он легко пробивал даже самую плотную одежду, а если попадал в шею или глаз, особенно с близкого расстояния, то жертва погибала сразу, и даже не требовалось, чтобы паралич охватил все тело.

В этот раз, вопреки обыкновению, Хигус все-таки порылся в ящике с оружием и достал из него пистолет. Хотя к этому пистолету он приделал в свое время подобие глушителя, но им пользоваться тоже не приходилось, и взять его сейчас заставил только страшный гул, слышанный накануне. Надо было обойти свою территорию и выяснить причину этого звука. И все-таки, почти избавленный от страха, Хигус нервничал и не решался покинуть подвал. Он повертел пистолет в руках, размышляя и гримасничая, а затем осторожно положил его обратно в ящик. Несколько дней назад он напоролся на гвоздь и сейчас оправдался перед собой тем, что далеко ходить не позволит больная ступня.

На самом деле Хигусу не было никакой необходимости жить в подвале. Он мог занять любую пустующую квартиру. Но сознательно возведя аскетизм в принцип своего существования, он не шел на компромиссы. Да, можно было устроиться удобнее, можно было ходить охотиться в лес, но еще в самом начале своей миссии Хигус решил, что если потакать желаниям, искать комфорта, то недалек будет тот день, когда он больше не сможет себя удерживать в мертвом городе и уйдет обратно. А теперь он привык, ему было безразлично качество еды, не тревожил быт, и, словно схимник, Хигус совсем отказался от цивилизации.

Сначала Хигус был не один. Они шли на Восток навстречу потоку беженцев. Но собратья по предназначению один за другим сходили с ума, и он убивал их, потому что в них больше не было проку. Но последнего убил не без торжества. И эта смерть убедила Хигуса, что судьба благоволит ему. Тогда же он окончательно определился в своей миссии. Именно осознание избранности привело его в такую эйфорию, что ее отголоски поддерживали в нем жизнь даже спустя годы.

В конце концов, решив захватить самое длинное духовое ружье, Хигус снял с крюка потрепанный серый плащ, позволяющий сливаться с развалинами, осторожно достал из большой лакированной шкатулки тяжелые стрелы и рассовал их в специальные нагрудные кармашки, как на бурке, пять справа и пять слева, а потом сунул в котомку банку с ядом. Только после этого он задул свечу и пошаркал обратно в подвал. Не зная, чего опасаться, Хигус все-таки решил затушить костерок под коптильней: дым мог его выдать.

Проводников затворник не опасался. Давно уже не ходят они по ночам, а днем их убивать опасно. Днем можно получить и пулю в ответ, все-таки яд не так быстро действует, чтобы не успеть поднять автомат. Совсем другое дело – плюнуть отравленной стрелой с двадцати-тридцати шагов под покровом ночной тьмы. Даже от царапины проводник к утру умирал. Не нужны были Хигусу ни оружие, ни вещи, да и не так уж необходимы консервы – ему хватало того, что есть, или что можно при желании найти в брошенных домах. Ему нравилось чувствовать себя полновластным хозяином ночного города, насаживая на кол очередную голову.

Хигус избегал встреч с редкими группами военных, справедливо считая их слишком опасными для себя, а значит и для миссии. Лишь один раз он не удержался и, воспользовавшись случаем, запер одно такое подразделение в бункере, рядом с той самой подземной лабораторией, где брал яды. Он просто закрыл за ними тяжелый маховик бронированной двери – единственный выход с уровня. Что искали военные, было ему не ведомо, но зашли они туда со стороны бомбоубежища под заводом на окраине города. Хигус потом приходил к той двери каждый день, садился под ней и долго прислушивался к глухим звукам за толстой стальной перегородкой, пока они окончательно не затихли.

Иногда Хигус гордо размышлял, как же случилось так, что он единственный не сошел с ума. Так, откровенничая сам с собой вслух, он договорился даже до того, что возможно, и он все-таки помешался, так же, как и все, но просто не осознает это, как и любой сумасшедший. Хигус отогнал эту мысль. Нет, его защита слишком сильна. Ведь это Орден Сна разбудил в нем избранного.

Дело в том, что в своей прошлой жизни, о которой Хигус иногда вспоминал с улыбкой превосходства и которая прошла в одном из западных мегаполисов, он всегда очень ревностно относился к достижениям других людей. С детства невероятно тщеславный, он всегда считал, что должен получить от жизни больше других. Всего. Однако с годами он стал замечать, что многие, кто половчее да поудачливее, обходят его в этом деле. Да так, что наверстать упущенное и догнать их, уже нет никакой возможности. Именно в тот период жизни совершенно случайно он и попал в секту сновидцев, или, как они себя называли, Орден Сна. А уж когда Хигус обнаружил способность контролировать свои сны, да так, что могли позавидовать и ветераны Ордена, поприще наконец было выбрано и он отдался новому увлечению со всей силой своей жадной до первенства души.