Александр Афанасьев - Период распада Страница 22

Ретроспектива

Утро 6 марта 1990 года

Кабул, Демократическая Республика Афганистан

Здание Министерства обороны ДРА

Бывший оперативный офицер ХАД,

бригадир межведомственной разведслужбы Пакистана Алим Шариф

Аль-Каида

Капитан афганской армии Алим Шариф, офицер, предатель, заговорщик и изменник родины, на данный момент не только остающийся в живых, но и не раненый, чем могли похвастаться немногие, облизывая пересохшие губы, перевернулся на живот, стараясь не порезаться о стекло, которым был завален коридор. Достал из автомата рожок, взвесил на руке, прикидывая вес — патронов двадцать, должно быть, осталось. Потом пересчитал остальные рожки из тех, которые были еще полные. Пять. Пять рожков — значит, у него что-то около ста семидесяти патронов. На один хороший штурм, а дальше автоматом как лопатой отмахиваться. Еще есть шесть осколочных гранат — их можно будет пустить в дело тогда, когда будет совсем скверно. Внешний периметр обороны министерства был атакован спецотрядом ХАД — коммандос из пятого управления, подготовленными шурави и являющимися одним из самых боеспособных подразделений спецназа в мире. Официально они назывались «Учебный батальон Президентской гвардии», но лишь потому, что в Президентской гвардии жалованье больше, чем в армии, в пять раз. Маневрируя на своих «УАЗах» и ведя огонь из установленных на них безоткатных орудий, пулеметов НСВТ, ДШК и КПВТ, автоматических гранатометов АГС-17, концентрируя огонь на самых важных узлах сопротивления, отсекая огнем АГС попытки окруженных защитников министерства прорваться к основному зданию, ведя огонь из засад из гранатометов СПГ-9, им удалось в жестоком ночном бою вывести из строя всю бронетехнику, которая была у защитников министерства — два танка Т-62 и четыре БРДМ-2, одна из которых догорала как раз перед позицией капитана Шарифа, — и оттеснить тех, кто еще остался в живых в самом здании министерства. В основном это были опытные, прошедшие огонь и медные трубы офицеры, имеющие реальный опыт участия в боевых действиях, а в здании министерства еще до путча были заготовлены солидные запасы оружия и боеприпасов, имелось несколько ДШК и АГС-17. Организовав круговую оборону, они сумели отстоять министерство и не дать спецназовцам ворваться на первые этажи. Понеся потери, спецназ ХАД избрал другую тактику — одни имитировали атаку, заставляя огневые точки в здании открывать огонь, вторые сосредоточенным огнем, сводя по одной точке огонь пяти-восьми СВД, подавляли эти огневые точки, выбивая прежде всего прислугу группового оружия и стараясь вывести из строя само оружие. Вели они себя так, будто торопиться им особо некуда — значит, танкисты из Пули-Чахри либо не выступили в поддержку, как обещали, либо просто не смогли прорваться к городу. А это плохо. Очень плохо. Капитан Шариф отчетливо понимал, что будет дальше: выбив групповое оружие, чтобы облегчить прорыв штурмовой группы к зданию, спецназ предложит им сдаться. Что будет дальше — сомнений не вызывало. Когда в декабре прошлого года арестовали группу генералов и командор Танай выдвинул ультиматум — или освобождение, или мятеж, — генералов освободили. Но генерал Алим Джан, начальник управления связи Министерства обороны за день пребывания в хадовских застенках был измордован так, что идти сам не мог, его вынесли на носилках из здания ХАД и сразу увезли в военный госпиталь. Нет никаких оснований полагать, что если так поступили с генералом — с ними поступят как-то по-другому, ведь они заговорщики и мятежники. Если же ультиматум о сдаче будет отклонен — группа поддержки нанесет удар по всем окнам из всего, что есть, не давая поднять головы, а под прикрытием этого штурмовая группа броском выдвинется к зданию министерства, прорвется внутрь и завяжет бой уже в самом здании. Тогда не уйдет никто.

Самая большая проблема — это как себя вести ему при штурме, ведь именно он, капитан Шариф, и сообщил ХАД о заговоре, о том, что планируют делать заговорщики и какие армейские части они вовлекли в заговор. Потом он остался в числе заговорщиков, чтобы своевременно сообщить, если будут какие-то изменения. И теперь он лежал под огнем на втором этаже здания, обстреливаемый, по сути, своими, и думал, что делать. Если он бросится из окна и побежит к позициям хадовцев с криками «я свой» — его расстреляют с двух сторон и свои и чужие. Если он останется здесь — то он неминуемо погибнет при штурме министерства. Вариантов не было, он знал, что шансов у танкистов дойти до Кабула нет, дорога блокирована. Если бы правительство и ХАД не знали о мятеже — другое дело, но они знали, потому что сообщил он. А стрелять в спину своим, уничтожая оборону изнутри — это для него было неприемлемо, пусть рядом с ним были и не совсем свои.

И потому он просто лежал на засыпанном каменной крошкой и стеклами полу рядом с бойницей и ждал, когда его судьба распорядится им.

— Алим, Махмуд!

Раненный и контуженный в начале штурма, но оставшийся в строю полковник Саид, наспех перевязанный, выполз из-за поворота коридора, таща за собой настоящее богатство — целый цинк с патронами, большой зеленый ящик, полный патронов. В каждой остроконечной ракете калибра 5,45 притаилась чья-то смерть.

— Мы думали, патронов мало, рафик дагероль[23]… — ответил лежащий у соседней бойницы с автоматом Махмуд.

— Есть патроны… На всех хватит… Суки… — раненый полковник выругался по-русски.

Словно отвечая на злобное ругательство, в бойницу влетела снайперская пуля, в бессильной злобе щелкнула по стене, оставив на ней солидную выбоину — вдобавок к обширной коллекции уже имеющихся. Здание Министерства обороны строили еще при короле — солидно строили, как дворец, с большим запасом прочности, стены выдерживали огонь КПВТ. Только это, да кое-какие приготовления, сделанные в период вывода советских войск, пока их и спасали.

Алим помог раненому полковнику подтащить цинк с патронами поближе, вскрыл его. Сгреб валяющиеся у бойницы расстрелянные магазины в охапку, вскрыл и распотрошил несколько пачек с патронами, начал снаряжать магазины. Нехитрое, позволяющее ни о чем не думать действо — просто берешь патрон за патроном и вталкиваешь их в магазин, один за одним, преодолевая сопротивление пружины. Раз, два, три…

— Много? — спросил Алим.

— Да есть… Снайперы долбают… — сказал полковник и, помолчав, добавил: — Вахиба ранили. Снайпер. Последний раз видел — еще жив был.

Патрон за патроном исчезают в горловине магазина…

— Пожрать бы еще… — весело сказал майор Махмуд, не отрываясь от наблюдения. Опасаясь снайперов, он вел его при помощи зеркальца на ручке, какое было у каждого опытного офицера.

— Пожрать хорошо было бы…

Полковник подмигнул:

— А что… Мой кабинет ведь на этом этаже, вон там, — полковник показал рукой вдоль полуразрушенного коридора, — думаю, там сейф еще не вскрыли…

— Кто его вскроет…

— Тогда там должно было остаться…

Полковник пополз по полуразрушенному коридору. Капитан Алим пошевелился, устраиваясь поудобнее, отложил набитый магазин, взял из кучи другой.

Один, другой, третий… Только не думать ни о чем. У него есть автомат, есть патроны и есть магазин, который надо набить, чтобы подготовиться к бою. Это сейчас самое главное.

Свой среди чужих, чужой среди своих…

Нет, не думать. Не думать ни о чем. Забыть…

Капитан Алим Шариф родился в небольшом кишлаке, недалеко от Кабула. Земля здесь, как и почти по всему остальному Афганистану, была не слишком плодородной, и то, что она давала — не хватало на жизнь. Но рядом проходила дорога Пешавар — Кабул, и надо быть полным дураком, чтобы не заработать на этой дороге. Дорога кормила всех, кто желал кормиться от нее: кто давал путникам приют и получал за это, кто торговал на обочине нехитрой снедью, кто — бензином, часто украденным из армии. Изо дня в день из года в год шли по трассе машины, перевозя нужные людям товары, обеспечивая денежный поток в Пешавар и поток товаров обратно. И часть из текущих по трассе денег отводилась тонким ручейком, оставаясь в карманах жителей маленького придорожного кишлака на трассе Пешавар — Кабул.

Капитан хорошо помнил, как он первый раз столкнулся с шурави. Они, афганские бачата, уже почти взрослые и ни разу не сидевшие за партами настоящей школы, помогали взрослым на трассе. Алим видел, что теперь на трассе можно было увидеть не только разукрашенные, похожие на экзотические храмы бурубахайки[24], но и машины пришельцев, шурави. Часть из них были гражданские — лобастые, носатые, с голубыми и оранжевыми кабинами, совсем без украшений, они ехали быстро и совсем не плевались дымом при этом. Это было плохо для кишлака — водители, что афганцы, что русские, ехали быстро, мало ломались и почти нигде не останавливались, а значит — не тратили денег. Но никто из афганцев и не думал минировать дороги и устраивать засады — это уже было, но не здесь. Просто денег стало меньше.