Олег Верещагин - Горны Империи Страница 22

— Когда я первый раз её слышал, я подумал: сколько же хороших людей тогда погибло. Нет, я знаю, я тогда уже знал, что… что, в общем, по-другому было нельзя. Но это я умом понимаю, а так… Миллионы хороших людей погибли. По-настоящему хороших…

— В Парголово, — Денис помедлил и пояснил: — Это такое место недалеко от Петрограда… сейчас

там лунадром недалеко… Вот. В Парголово наши старшеклассники — я тогда был во втором классе — нашли подвал. Такой большой, там цех какой-то был. И больше семисот детских скелетов. В общем, ребята наши доискались. Там детский дом погиб. Когда зима началась. Они из города выбирались, а власти уже никакой не было, и вообще никому ни до чего… Они там просто замёрзли, наверное. Устали идти, оголодали и замёрзли… Я только фотографии видел, но мне потом долго-долго сон снился. Что я там… — Денис помолчал. Славка молчал тоже, и Денис продолжал тихо: — И даже не страшно, а просто уныло так. Снег падает, падает снаружи, а мы лежим и смотрим. И ждём, чтобы всё кончилось. Не снег перестал, а чтобы… чтобы умереть поскорее. А впереди — ничего-ничего-ничего… Никаких звёзд.

— Это не просто сон, — сказал Славка. — Это генетическая память.

— Может быть… Я не об этом. Страшно, что впереди ничего нет, понимаешь? Не что смерть, а

что вообще всё кончается. А ведь тогда только так и казалось… Большинству, наверное. И ты даже не понимаешь, за что тебя убивают. А эти ребята… они же, наверное, не понимали… И другие…

— И какое мужество нужно было иметь, чтобы не поверить в смерть и начать бороться… — кивнул

Денис. — Но ведь не у всех этого мужества хватало. Да, я и про это думал. Я даже иногда не понимал, как мы вообще выкарабкались. Ведь не должны были. Точку невозврата прошли. Это…

— Я знаю, мы учили. Только людей наукой не померяешь.

— Да, это верно… Один детей подбирал и делал из них боевой отряд, чтобы у них и у России

было будущее. А другой тоже подбирал — и на бойню. А потом мясо засаливал, чтобы холода пересидеть.

— Бррр… — Денис без наигрыша передёрнулся. — Не надо, а? Про это я даже думать не могу.

— Было и такое, сплошь и рядом…

— Да знаю, что было. Просто не хочу.

— "Витязи" таким сразу живот распарывали и внутренности солью засыпали…

— Слав, ну не надо!

— Ладно, — Славка кивнул. — Пошли на кухню всё это отнесём и я тебе покажу моего конька-

горбунка.

Честно говоря, Денис и правда ожидал почему-то увидеть коней. Но на улице Славка тут же свернул в дверцу гаража — сбоку от крыльца — и мальчишки оказались возле мотоцикла.

Денис изумился. Мотоцикл был огромен, чёрен и сверкал хромом, тугой кожей и зеркальцами. Перёд украшал металлический флажок с гербом Муромцевых. Сзади крепился тоже металлический имперский флаг.

— Это что? — Денис удивлённо обошёл вокруг рогатого чудовища. Славка гордо хлопнул по обтянутому кожей сиденью:

— Мой «харлей». Раритет, даже бензиновый. На всё Семиречье таких два — у меня и у… у ещё одного человека.

— Твой друг? — уточнил Денис, с уважением трогая бензобак с надписью "УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!" Славка дёрнул бровями:

— Он ничей друг. Просто интересный парень. Ну что, вот на этом и поедем, ты не против?

— Да конечно нет! — Денис в жизни не ездил на бензиновых аппаратах. — Поехали сейчас?

— Сейчас и… нет, сейчас мы точно не поедем, — Славка быстро шагнул к выходу. — Ой… смотри, это же…

Денис встал рядом с Муромцевым-младшим:

— Что там… — и тоже не договорил.

По аллее ехали четыре машины — точнее, приземистый броневик и трое «жигулей» с флажками республики. Машины заворачивали одна за другой на кольцевую дорожку и останавливались; из них выбирались люди в форме.

— Это кто? — Денис забеспокоился. Славка одёрнул шорты:

— Это президент, Денис. Идём встречать. Опять он не предупредил…

— П-кхр-езидент?! — подавился воздухом Денис.

И тоже одёрнул шорты прежде чем сделать первый шаг…

…Скорее всего, президент Семиречья и в лучшие годы красотой не отличался. Чудовищно широкоплечий, кривоногий, грудь бочкой, с длиннющими узловатыми руками и ладонями шириной с две Денисовых, он ещё и заработал когда-то шрам через всё лицо — чудом уцелевший глаз уехал выше другого, синего и весёлого, надо лбом огромное красное пятно обозначало место, где снесло скальп, часть подбородка была стёсана… Денис даже не смог заставить себя отвести взгляд, так и смотрел, пока Бахурев, отмахиваясь от свиты, как от мух, тяжёлой быстрой походкой взлетал на крыльцо. Костюм сидел на президенте и бывшем казачьем полковнике нелепей нелепого, видно, подогнать его было просто невозможно.

Президент остановился перед мальчишками, которые отдали синхронный салют.

— Третьякова сынок? — Денис кивнул, силясь отвести взгляд. — Ну, чего смотришь? Красивый я? — Бахурев вдруг подмигнул Денису одним глазом, другим, и мальчишка растерянно сказал:

— Я… н-не смотрю… Здравствуйте… товарищ президент.

— Смотришь, смотришь! — Бахурев захохотал, широко открывая зубастый рот — зубы у него были белые и острые, даже жутковато. — Все смотрят! Ну а мне да и лучше — не забудут, какой на лицо президент-то, а то знаешь как бывает — ты свинья, я свинья, у тя рожа не твоя… Это меня, — он провёл по лицу, — один уйгурский кутак, батыр недоделанный, на герьце аж двадцать лет назад так — мне тогда лет было сколько вот… да не, на пару годков твоего постарше, точно, сразу после первой моей бабы, чуть не на другой день… А герьц — это поединок, грамотно говоря… Уж тот кутак нас и так! И сяк! И наперекосяк! Орыс, орыс, бла-бла-бла… А здоровый, морда — как жопа у слона… Ну, я и подался вперёд, кричу — а вот я сейчас тебя натяну по помидорки, иду, штаны сымай, готовься… станишники и остановить не успели… Съехались, кэ-э-эк он меня… Ах ты ж, думаю, пропала моя юная красота! Ну, падать-то с коня я не стал, да й-иххх… как пизда…ул батыра напересёк шеи… — Бахурев кашлянул. — Рано тебе такое слушать. Слова такие, в смысле. А уйгура я свалил, башка всё каталась, глазами луп-луп, где ж остальное нах…, куда делось, я хотел сказать! — повысил он голос, оглядываясь на свиту. Обнял Дениса за плечи своей лапищей и прошептал, буквально таща сбоку от себя в дом: — Батя твой где? Давай, веди! Веди, веди, чего ждёшь… Муромцев, а ты где прячешься?! — заорал он так, что зазвенела люстра. — Славян, твой-то где?!

Денис знал уже, что Бахурев матершинник, «кулачник», "разносчик", буйный самодур, но кристально честный, очень храбрый и на самом деле почти болезненно добрый человек, которого и в президенты-то привела жалость к русскому народу и желание ему помочь. А ещё он не знал, дома ли отец.

Но выяснилось, что старшие дома и уже спускаются по лестнице. Мальчишки подались в стороны. Бахурев расцеловался с Муромцевым-старшим, с изяществом кабана поцеловал руку Валерии Вадимовне и уставился в глаза Третьякову-старшему.

— Знаешь, как вашу контору расшифровывают у нас? — в лоб спросил он, называя штабс-капитана с ходу на «ты». ОБХСС — Один Будешь Хапать Скоро Сядешь! — и Бахурев сам захохотал своей шутке. Потом поставил локоть на широкие перила. Наклонился к Борису Игоревичу и шепнул заговорщически: — А я ведь вешаю. Прямо перед дворцом. Не боишься?

— И много наших вы повесили? — уточнил Третьяков-старший.

— Ни одного! — хлопнул по колену и сокрушённо покачал головой Бахурев. — Не воруют! И другим не дают — ну не сволочи?! Что ты будешь делать, не за что вешать! Не просто ж за шею или там х… прочие места, извиняй, хозяйка… — Валерия Вадимовна, подрагивая губами в сдерживаемой улыбке, кивнула благосклонно. — Нечем прямо душу мою злодейскую потешить! Читал, небось, как я кровь пью и костным мозгом сырьём заедаю? Не читал?! Ну это мне даже и обидно… А про мой гарем на Медео читал?! — с надеждой продолжал президент. — Ну?! Тоже нет?! Я тебе газету пришлю, от сердца оторву, один номер у меня — раритет! Но самая страсть знаешь что?! — Бахурев понизил голос. — Лизка, дура моя старая, поверила. Седина в бороду, говорит… Я говорю — окстись, дура, я ж без бороды! А она меня… в общем, был скандал в семье. Про него тоже писали, но этот номер мне не достался, расхватали… Ну пошли, пошли, поговорим про виселицы…

— Вы куда-то собирались? — спросил, задержавшись, у мальчишек отец Славки. Он выглядел обеспокоенным и раздражённым, не в пример вчерашнему себе.

— Да, но, пап… — начал Славка.

— Вот и валите, — отрезал Виктор Анатольевич. — Быстро.

Он сказал это так, что мальчишки выкатились наружу.

— Пасторальные нравы, — сказал Денис изумлённо, оглядывая конвой Бахурева.

— Что-то у них неладно, — Славка поморщился. — Ладно. Пошли, вернее — поехали, пока не досталось нам на кокосовые орехи… Ты пистолет взял?

— Взял… — пробормотал Денис и повторил: — Пасторальные нравы.