Елена Долгова - Сфера Маальфаса Страница 23

Джерет повел массивным плечом и вздохнул.

– Что ж, я тебя понял. Нужно просто не давать жрецу пленных. Лучше, конечно, их вообще не брать, я знаю, что ты не придерживаешься этого обычая. Да и вообще не жалеешь традиций. У тебя сильная воля, Дайгал.

– Я поступаю так, как лучше для нашего дела. Ты видел сам, что там творится. Кто-то поет, упившись заранее и уже ничего не понимая, а помощники жреца режут связанных имперцев, как свиней. Не вижу, о чем тут жалеть, это не месть – бессмыслица.

– По-моему, все ясно. Расходимся. Хватит болтовни, пора действовать…

Пятеро поднялись, отряхивая с колен сухие листья шиповника. Ветер свистел в холмах.

Каждый вернулся в пещеры своим путем. Дайгал воспользовался все теми же железными скобами.

Алиенора немного успокоилась, страх отступил, но все имеет оборотную сторону – она отчаянно заскучала. Альвисы работали в оружейных мастерских, куда она однажды заглянула из любопытства, но была немедленно изгнана. На нижних уровнях пещер тоже кипела работа, может быть, добывали железо и золото в подземных шахтах. Соображениями насчет золота она поделилась с Дайгалом и была немало обескуражена, увидев, что он наповал сражен – увы, лишь смехом.

Отсмеявшись, альвис объяснил ей, что золото и железо где попало, тем более под самым порогом, не водятся. Да и природа камня, из которого сложены стены здешних пещер, рождению таких металлов не способствует. Нора была смущена своим невежеством, но постаралась не показывать этого, и перешла в атаку, упомянув о пресловутых крысиных хвостах в котелке Такхая. На что ей было отвечено, что хвосты, разумеется, отрубают еще до котла, а если ей столь не нравится мясо грызунов, то не означает ли это, что девица Нора в родном замке отвергала жареных кроликов?

Из попыток поддеть Дайгала и хоть этим утешиться не получалось ничего, кроме сплошного разочарования, – негодяй ловко отвечал насмешкой на насмешку. Нора интуитивно понимала, что ирония альвиса внешняя и в иных обстоятельствах и в другом месте он способен на немалую жестокость.

Нежданно-негаданно ей представилась возможность не просто заняться чем-нибудь, а выйти на поверхность. Быть может, от пребывания в столь низменной компании разум дочери Виттенштайнов приобрел соответствующую направленность, но Алиенору не раз посещала мысль: куда же альвисы девают множество ценных, но ненужных им вещей, захваченных грабежом? Возможно, на эти любопытные размышления ее навело то самое изъятие у нее самой булавок, колец и браслета, которое она так и не могла простить Дайгалу. Ответ пришел сам.

– Хочешь прогуляться наружу, девица Нора? Бери мешок, пойдешь вместе со мною и с Тиви.

Алиенора тихо возликовала, Но попыталась казаться равнодушной. Вот он – подходящий момент для побега! Вылазку наметили на раннее утро, это позволяло в темноте покинуть пещеры, обернуться с делами и найти вход засветло. Альвисы подолгу жили в полутьме, но обладателями кошачьего зрения все равно не стали. Дайгал явился при мече, с арбалетом и кинжалом, в котором Нора узнала свой собственный клинок, в кольчуге, хитрым образом сделанной из плотных кожаных полос и стальных колец. Сверху все это снаряжение он прикрыл имперским плащом невинного вида – наподобие монашеского. Дайгал не повел дочь Виттенштайнов к своему секретному лазу. Компания открыто воспользовалась небольшими восточными воротами, оттуда открывался узкий лаз, надежно укрытый в зарослях колючего даже зимой шиповника.

Первый раз более чем за три месяца Нора увидела настоящий свет – не багровый свет чадящих факелов, не тусклый свет масляной лампы, не острые стрелы дневного света, проникающие через отверстия в своде – нет. Это был яркий и чистый свет солнечного январского дня. Ветер мел по земле мелкую снежную пыль, холодя ноги.

Троица уходила оврагами, забирая все дальше к юго-востоку. На косогоре, вдалеке, среди промерзших полей, перемежающихся чахлыми перелесками, показалось небольшое селение. Тишина стояла удивительная – а ведь собаки не лают, поняла Нора. Несколько домов маячило на отшибе. Беззаботный Тиви, тащивший такой же, как у Норы, пустой мешок, притих.

– Слышишь что-нибудь?

– Все тихо.

Дайгал что-то коротко бросил брату, потом перевел для Норы на церенский:

– Пока останетесь здесь, я схожу посмотреть.

Он неспешно направился к ветхому дому, одиноко притулившемуся у самых холмов.

Нора прикинула – удариться в бега прямо сейчас или немного переждать. Момент был самый подходящий – Тиви не сможет ее остановить, поднимать шум криком побоится, а Дайгал уже скрылся за дверью лачуги. Хотя, возможно, он просто решил проверить ее и сейчас наблюдает за сценой из укромного уголка. Нора больше не опасалась, что ее убьют, но вот поколотить разозлившийся Дайгал вполне-таки мог.

Промедление порой – удачный шаг, альвис, взглянув из двери хижины, махнул рукой: можно заходить, все спокойно. Внутреннее помещение оказалось грязным и запущенным. Хозяин, человек средних лет, был тих, незаметен и лыс. Нора сурово сдвинула брови – увы, это был неверный подданный Церена.

Предприимчивый мозгляк как раз заканчивал прятать что-то в поясной кошель, потом принялся сосредоточенно собирать припасы: овощи и тушки битой птицы. Наполненный увесистый мешок Дайгал церемонно вручил возмущенной дочери Виттенштайнов.

– Это понесешь ты. Тиви один не справится. А мне нужны свободные руки – на случай, если придется использовать арбалет. А теперь выйди и подожди за дверью, мы тут поговорим.

Красная от негодования Алиенора не решилась возражать и выволокла тяжелый мешок за порог. Шли минуты – Дайгал не появлялся. Тиви шмыгнул в кусты, что-то там высматривая, – до Норы доносился треск веток и шелест сухой травы. Сейчас или никогда. Она решилась – развернувшись, со всех ног бросилась в сторону деревни.

Нора летела что было сил, дома становились все ближе, однако изрядно мешала припорошенная снегом неровная земля – перекопанные поля окружали деревню. Впереди замаячили человеческие фигурки, девушка рванулась прямо к ним. Расширенными от удивления глазами смотрели на незнакомку три женщины в крестьянской одежде – худые, оборванные, они выглядели не лучше женщин-альвисов, да что там – хуже, пещерные жители были бледны, потому что не видели солнца, кожа этих женщин потемнела, иссушенная ветром и холодом, а лица несли печать преждевременного увядания.

Алиенора остановилась, подбирая слова – как лучше обратиться с просьбой о помощи к простолюдинкам? Сказать она не успела ничего.

– А-а-а! Это пещерная тварь!

Одна из крестьянок пронзительно завизжала, указывая на альвисианское платье Алиеноры. Другая, более смелая, нацелилась вцепиться в волосы девушки, третья угрожающе подняла лопату, которой до того безуспешно пыталась ковырять мерзлую землю.

Все свершилось мгновенно. Нора опять бежала со всех ног, но уже в прямо противоположную сторону. За нею неслись три разъяренные фурии в развевающихся платках, две из них придерживали на бегу подолы, третья, самая проворная, размахивала над головой лопатой. Девушка вломилась в заросли шиповника, и только тогда острые шипы на голых ветвях заставили противниц отступить.

– Ведьма! Только попробуй еще раз сунуться к нашим полям! Мы вырвем твои бесстыжие глаза, насылающие порчу!

Нора поразилась исступленной ненависти, переполнявшей этих женщин.

У дома ее ждал нахально улыбающийся Дайгал.

– Хорошо прогулялась, девица Нора? Сегодня отличая погода.

Свое мнение о погоде и о Дайгале баронесса фон Виттенштайн, утыканная колючками, в одежде, усеянной сухими головками репейника, постаралась оставить при себе.

Глава 12

Когда одного письма бывает недостаточно

На дело, жохи!

Ночь без балдохи[2] –

Вот лучшая для нас пора,

Кирнем немножко

Перед дорожкой

И за душник возьмем бобра…

(Империя, Уэсток, январь 7000 года от Сотворения Мира)

Зима последнего года седьмого тысячелетия от Сотворения Мира пришла в Империю поздно и оказалась на редкость несчастливой. Снег скудным, робким слоем выпал на поля, нагая земля промерзла до стеклянного звона. Реки севера одел ломкий лед, прохожий на улицах самого Эберталя, случалось, ночью замерзал, особо – если был пьян или ранен грабителем.

Вступило в права 1 января 7000 года, и загремели зимние карнавалы – люд столичных предместий отметил роковую дату грандиозными кутежами. Студенты Эбертальского университета вкупе со вновь прибывшими вагантами (сначала подрались, потом побратались), надев размалеванные личины, дружно пугали прохожих. Пожилые добропорядочные вдовы, случалось, едва не кончались на месте. Более стойкие или склонные к мистическому созерцанию судачили о близком конце света. Круглый счет лет вкупе со священной семеркой располагал. Веяло жутью и сумрачной надеждой. Сквалыги дрожали. Праведные молились. Неисправимые грешники и моты по натуре продавали имущество (все равно пропадет!) и предавались утонченному, дорогостоящему разврату.