Оценщик. Защитник феи - Григорий Константинович Шаргородский Страница 23

Вот зараза мелкая! Кто бы сомневался, что Милетта, являющаяся очень сильным интуитом, первой узнает о моем внеплановом появлении в Академии. Но сейчас не до нее, поэтому я состроил свирепую мину и прошептал:

– Позже.

Не знаю, как у нее со слухом, но интуиту достаточно ментального посыла, чтобы все понять. Девочка, которая на фоне своих одноклассников выглядела совсем уж малявкой, хихикнула и закрыла дверь. А у меня на душе потеплело от того, что все-таки удалось как-то достучаться до очень закрытых и слабо предсказуемых детей, став для них эдаким старшим товарищем. Я всего лишь приглашенный преподаватель, так что мне можно позволить себе много чего странного. На моей репутации у других учителей это сказывалось плохо, но плевать я хотел на мнение этих снобов прямо с верхушки Хрустального клыка. В итоге ни с кем из профессоров Академии мне так и не удалось найти общий язык. Так что общался лишь с Ивет и Порывом. Ну и ректор иногда приглашал на очень непростые разговоры. А вот с ассистентами этих самых снобов у меня прекрасные отношения.

Помощников преподавателей вспомнил, потому что как раз пришло сообщение от Луи. Верный оруженосец моего ушастого учителя написал, что Порыв готов встретиться со мной в любое время. Это, конечно, очень лестно, но есть подозрение, что если явлюсь к нему во время занятия с группой студентов, то тут же превращусь в наглядное пособие, а это не только неприятная, но и довольно болезненная роль. Так и подмывало попросить у Луи график занятий, но пересилил себя и не стал проявлять малодушие. А еще этому намерению помешал выплеск энергии разрушения, произошедший совсем рядом. Но я не вскочил и не побежал на помощь все-таки добившейся своего Ивет. Звонить тоже не стал, а постарался сконцентрироваться, чтобы разобраться в происходящем. Выброс очень странный. Мало того что интенсивность настолько низкая, что едва уловил своим Даром, так еще и привкус от него какой-то необычный. Просидев секунд тридцать, практически провалившись в медитативное состояние, я решил, что хватит извращаться. Встал, для платформы пару раз стукнул костяшками пальцев по двери и открыл незапертую дверь.

– Мадемуазель Дидион, позволите?

Ивет раздраженно нахмурилась и выдала практически на автомате:

– Месье Петров, у меня сеанс. Будьте любезны подождать в коридоре.

– Простите, но мне нужно кое-что спросить у вашего подопечно… – Запнувшись, я с удивлением уставился на бледную девочку в классической для Академии мантии.

Врожденных мутаций не видно, так что это, скорее всего, кто-то из внешнего круга обучения. Ребенок выглядел каким-то затравленным. Правда, вместо затаенной злобы в глазах девочки накапливалась безнадега.

Я подошел поближе и присел на корточки перед бедняжкой, которой от силы лет одиннадцать. В таком положении из-за высоты стула она смотрела на меня даже немножко сверху вниз.

– Привет, – обратился к ребенку на общем. – Как тебя зовут?

Сократив дистанцию до источника выброса до минимума, я тут же понял, что первое, практически интуитивное предположение оказалось верным. Ребенок излучал энергию разрушения, но с непривычной мне направленностью.

– Аня, – почти шепотом ответила девочка.

То, как она произнесла в принципе популярное во многих странах имя, заставило меня удивленно вскинуть брови:

– Ты из славянского квартала? – перешел я на русский.

В ответ Аня лишь кивнула. Я же, улыбнувшись ей, перевел взгляд на хмурую Ивет. Ничего говорить не стал, но в моих глазах она явно смогла прочесть много интересного.

– Аня, позволишь нам с мадмуазель Дидион пару минут пообщаться?

Девочка улыбнулась, как мне кажется, впервые за долгое время и несколько раз мелко кивнула. Встав ровно, я посмотрел на недовольную происходящим психолога. Ивет не решилась устраивать разборку в присутствии студента и пошла за мной к выходу.

– Что ты себе позволяешь? – зашипела на меня француженка, едва закрылась дверь с очень неплохой звукоизоляцией, так что можно было не переживать по поводу сидящего внутри ребенка.

– То, что ты просила. Помогаю тебе.

– Она темная? – тут же растеряла свое недовольство Ивет, да еще и испуганно побледнела.

Да уж, фобия, по крайней мере в отношении потенциально темных детей, у нее все же появилась.

– Боюсь, мы имеем дело с потенциальной суицидницей.

– Откуда такая уверенность? – жестковато и даже с ехидством спросила Ивет.

Ее подсознание лихо переработало страх в агрессию. Да уж, этой мадемуазель самой бы походить к хорошему психологу. И, похоже, она это понимает, потому что тут же стушевалась и постаралась сгладить ситуацию, правда немного коряво:

– Ты немножко лезешь не в свое дело.

Несмотря на более мягкий тон, я все-таки не мог понять причину отторжения моей помощи, особенно учитывая то, что она сама же меня и позвала. Похоже, Ивет хотела получить консультацию оценщика, совершенно не желая слышать от меня советы психологического плана.

– Ну конечно, куда уж нам, дилетантам, – не стал я сдерживать свое раздражение, раз уж разговор вышел на столь высокий уровень откровенности.

– Да, Назар, у тебя нет понимания тонкостей происходящих процессов. При этом ты влезаешь в них и вносишь хаос в налаженный механизм. Конечно, кто будет слушать нудную Саламандру, если есть Черный принц – свойский парень, и не так уж важно, что он абсолютный профан в психологии!

Я покосился на дверь, потому что начал сомневаться в ее надежности в плане звукоизоляции, и перевел удивленный взгляд на Ивет. Чего это ее так штормит? Раньше выглядела более уверенной в себе. Насчет Саламандры я понял, что это о ней, а вот какой нафиг Черный принц?! Я еще толком не смирился с Белым рыцарем, а тут еще и эта хрень. По крайней мере цвет понятен – это наверняка отсылка к моему поединку на турнире, который я провел в черном фехтовальном костюме. Но почему принц? Конечно, лучше, чем Псих, но все равно непонятно. Впрочем, сейчас не до этого. Нужно как-то разбираться с разошедшейся психичкой.

– Да, в твоем деле я профан, но именно поэтому дети мне и доверяют. А еще потому, что, как и наши старшие студенты, я не знаю ни отца, ни матери. Вместо них чужие дяди и тети, которые вечно указывали мне что делать и постоянно пытались лезть в мозги, желая исправить там что-то неправильное. А там