Андрей Круз - Близится буря Страница 23

— Что у вас получается? — Уже после обеда в кают-компании подсел я к Платону и Пламену, занятых какими-то расчетами.

— Бухта вполне годится под якорную стоянку, к берегу можно подойти на полста метров примерно, — обернулся ко мне Платон. — Судна четыре может встать, и еще для маневра место останется.

— Вот так, да? — Я пригладил еще влажные после купания волосы. — То есть как место высадки десанта бухта удобна?

— Безусловно, — подтвердил Платон. — Теперь мы куда?

— Сюда, — я ткнул пальцем в расстеленную на столе карту, — в бухту Родниковую. Кстати, можно будет запас воды пополнить.

— Да, там можно, — сказал Пламен, — отец рассказывал, что там несколько раз воду брали, очень хорошая.

После обеда меня неожиданно потянуло в сон согласно старой истине, которая гласит, что до обеда борешься с голодом, а после обеда со сном, и я самым наглым образом скрылся в каюте, «притопив» часа два. Когда проснулся и поднялся на палубу, обнаружил, что пейзаж на берегу сменился. Берег стал заметно выше, скалистым, зелень посветлела и высохла, да и сплошная ее стена сменилась разбросанными там и сям кустами. Джунгли закончились, потянулась саванна.

Дневная жара была в разгаре, солнце палило так, будто над головой дверцу печи открыли. Я вышел на палубу, быстро осмотрел оба орудия, носовое и кормовое, после чего укрылся от зноя в кают-компании, в которой из-за открытых с разных сторон окон гулял заметный сквозняк. Яхту немного покачивало с боку на бок, ветер посвежел, но не настолько, чтобы зной разогнать.

У штурвала стоял сейчас боцман, босой, время от времени почесывая левой ногой правую и что-то напевая в бороду.

— Глеб, до Родниковой сколько идти будем? — окликнул я его.

— Часов пять, пожалуй, — ответил он сразу. — А что?

— Да ничего, просто опять на ночь на якорь придется вставать. Как-то мы в противофазе со временем идем.

— Придется, а что поделаешь? — пожал он плечами.

Это точно. Обидно, что время теряем на таких стоянках.

Ладно, тогда пока время с пользой проведу, потренируюсь. Спустился в каюту, чтобы излишне любопытных не привлекать, с полчаса занимался тем, что набил барабан револьвера учебными патронами и затем выдергивал его из кобуры, одновременно взводя курок левой рукой, затянутой в замшевую перчатку со специально нашитым на нее куском толстой кожи, и спуская его, целясь в воображаемую цель. Ковбойство чистой воды, но, как я заметил, это искусство здесь вроде как ценится. А если так, то, может, и не зря. Если выдернуть револьвер, схватить его двумя руками и выстрелить в более-менее удаленную цель я могу примерно за секунду, то таким вот манером пальнуть во что-то близкое смогу меньше чем за половину этого времени. А то и за треть. Кто знает — вдруг пригодится?

Пока тренировался, пришел Пламен.

— Можно посмотреть? — с ходу спросил он.

— Посмотреть? — переспросил я.

Вот только зрителя мне не хватало. Не люблю праздного любопытства, особенно когда его кто-то проявляет к моей персоне.

— Ага.

— Не, посмотреть нельзя, — сказал я решительно. — Поучаствовать можно, участие только приветствуется.

— А я так не умею! — Парнишка даже отступил назад.

— Вот и учись. Доставай ствол, высыпай патроны. — Я выставил мешок с холостыми на канатный ящик за рубкой, вроде как приглашая пользоваться не стесняясь.

Пламен был вооружен и револьвер носил на себе, причем явно с гордостью. Хороший револьвер, пусть и не из самых мощных. Пока ему по возрасту не положено было постоянно носить, но в составе экипажа он вроде как официально повзрослел. Стрелять здесь умеют все, но «уметь стрелять» и «хорошо уметь стрелять» — вещи все же разные. Пламен покуда просто «умел».

— Тогда делай как я. — Я встал левее, уступив ему место. — Пока не снаряжай, понял?

— Ага. — Он выбросил патроны из своего оружия в ладонь, а потом ссыпал их в подсумок на подтяжках.

— Тогда начнем с извлечения из кобуры. Покажи, как ты это делаешь.

Яхта шла вдоль берега еще двое суток. За это время географы описали две бухты, и половина первой задачи от брата Иоанна была выполнена, оставалось еще в будущем пройти от Новой Фактории на запад. После Собачьего мыса, названного так в честь того, что на экипаж купеческого лихтера, высадившегося здесь впервые, напали дикие собаки, яхта изменила курс на юго-восточный. И пошла, по плавной дуге огибая группу Скалистых островов, между которыми не каждый шкипер ходить решается, название у них не просто так появилось.

Путешествие шло спокойно, разве что кок Серега, удивший рыбу с кормы, выловил довольно крупную, метра на два, белокрылую акулу. К съедобным эту рыбу отнести никак не получалось, так что крюк из нее вырвали, хоть и с большим трудом, с немалым куском плоти, а саму рыбину вышвырнули за борт. Потом кок выловил пару барракуд и, несмотря на кислые физиономии экипажа, потащил их на разделку, заявив:

— Все равно ничего путного сегодня не клюнет, я знаю.

Барракуду точно особо вкусной не назовешь, но со специями нормально, есть можно.

Чтобы экипаж не застаивался, несколько раз объявлял учебные тревоги. Никто, кроме Игнатия, не ворчал, но и он делал это не искренне, а исключительно в силу статуса. Постепенно прикинул, какие должны быть временные нормативы, после чего тревоги были уже с секундомером. Правда, в норматив пока не укладывались.

Пламен как с ума сошел со своим револьвером. Все время требовал учить и постоянно сам упражнялся на корме «всухую», щелкая вхолостую курком. Получалось у него неплохо, к слову, талант к этому делу имелся.

Предвестниками того, что мы подходим к Овечьим островам, стали рыбацкие баркасы. Игнатий сказал, что в этих местах рыбалка вообще исключительная, много камней под водой, много водорослей на них, много планктона, а где планктон — там и рыба. Мелкая этот планктон уплетает, та, что покрупнее, — уже ее, а эту жрет рыба еще крупнее, вроде тунцов или групперов, и уже их жрут акулы, идущие за косяками тунца. Правда, сетью ловить трудно, путается и цепляется.

Первый из островов группы, скалистый и высокий, оказался сплошь заселен тюленями, не знаю какой породы.

— Тут течение холодное идет, и селедки много, — пояснил Платон. — А там, где тюлени, — там и большая белая акула водится, так что купаться здесь давай не будем.

— Это как скажешь, — сразу же согласился я. — Лично я не буду, обещаю.

Тюленей было столько, что под их лоснящимися телами даже галька не просматривалась. И шум над берегом стоял такой, что даже нам на борту яхты, идущей в нескольких сотнях метров от берега, слышно было очень хорошо. К тому же к тюленьему ору присоединялся гвалт чаек, которых над пляжем носилось великое множество.