Наталья Игнатова - Волчья верность Страница 23

Мирный договор – на сей раз именно мирный, а не о приостановке военных действий – император Вальдена и царь Акигардама подписывали в обстановке, торжественной до озноба. Старогвардейцы присутствовали, присутствовали и «Дрозды». И те и другие предпочли бы быть в это время где-нибудь подальше, в каком-нибудь уютном месте, где найдется что выпить и чем закусить. Мало радости находиться в одном помещении с царем, которого недавно собственноручно и довольно грубо брали в плен и который сейчас, уже в окружении своих гвардейцев, меряет Старую Гвардию неприятно холодным взглядом.

Царь – маг. Гвардейцы – тоже не без того. И если «Дрозды» на земле чувствуют себя уверенней, чем в небе, то старогвардейцы без машин, считай, безоружны и беззащитны. Понятно, что проблем возникнуть не должно, но кто их знает, этих кертов?

Если бы царя не поймали, если бы Орсия не грохнули, победа была бы за кертами. От какой, право, ерунды зависят порой повороты истории. Аж противно. Вот и царю, похоже, было глубоко противно видеть людей, чья разовая, сумасбродная выходка, лишь по случайности оказавшаяся подвигом, переломила исход войны. Сделала бессмысленным превосходство кертов в технике и ресурсах. Не позволила даже вернуть захваченные вальденцами города.

Вальден вновь, как и раньше, готов был отдать завоеванные территории, и вновь, разумеется, не бесплатно. Только теперь царь на девяносто девять лет лишил себя возможности взять реванш.

В ближайшее столетие Вальден мог не опасаться нападения со стороны Акигардама.

Царь внимательно оглядел Казимира Мелецкого.

Разве способны люди понять, что такое змеиная кровь? Но Вальденец – не человек, он сам непонятно кто, так что, может быть, ему ведомо больше, чем людям. И неудивительно, что Орсий погиб. Он был всего лишь воплощением Бога, всего лишь избранным человеком, а этот Мелецкий – дракон. Эрик Вальденский заставил служить себе воистину странные и страшные силы.

Дракон и… демон? Так называют его христиане. Злой дух, уничтожающий не только тела, но и души.

Они даже держаться стараются рядом – дракон в человеческом облике, надменный черноволосый красавец, высокий и статный, и тот, второй… словно в насмешку, выглядящий дракону полной противоположностью. Маленький даже для человека. Лицом похожий на эльфа. С виду – опасный, как какая-нибудь быстрая, очень ядовитая тварь.

Царь уперся взглядом в лицо легата Старой Гвардии. И отвел глаза. Смотреть на это существо оказалось жутко и холодно, все равно как не увидеть своего отражения в зеркале. Смотришь, заранее зная, что увидишь, а натыкаешься на пустоту… на выстуженное пространство, в котором есть все, кроме тебя.

Но странное дело, это создание казалось гораздо более живым в тот злосчастный день, когда старогвардейцы, разметав охрану, ворвались в царскую ставку. Возможно, демон живет, только пока находится в своей машине или только пока летает.

Духи принимают разную форму, и почти любая их форма имеет слабые места – немногим удается добиться совершенного воплощения. Не исключено, что слабое место вальденского демона – отсутствие болида. По имеющимся данным, он уделяет своей машине очень много внимания, утверждает, что она живая, и маги, занимающиеся проблемой Старой Гвардии, уже высказывали предположение, что дух, порабощенный Эриком Вальденским, частично воплощен в подобии человеческого тела, а частично – в болиде либо какой-то части болида.

Помимо прочего, это объясняло бы исключительное мастерство Тира фон Рауба.

Сейчас царь готов был признать правоту ученых. Но в данный момент его внимания требовали вопросы гораздо более важные, чем исследование демона.

Интересно, не согласится ли Вальденец продать его? Оскил обещал за его жизнь столько золота, что можно утверждать – за деньга демона не купить. А за что купить? У людей все имеет свою цену, даже честь и любовь, значит, цена должна быть и у демона.

– Представь себе, эти мерзавцы брезгуют обществом генералов, – печально сообщил Эрик.

– Представляю. Они и полковников – не очень, – кивнул Тир, многозначительно глядя на Алекса фон Ольтана.

– Отстаешь от жизни, Суслик. – Тот подвигал челюстью и надул щеки.

– Мундир полковничий, – буркнул Тир.

– А это потому, что его величество не счел нужным предупредить о производстве меня в генералы.

– Можно подумать, за сутки ты успел бы пошить мундир, – недовольно заметил Эрик, – производство я только вчера подписал.

– В Лонгви мне бы все за два часа сделали, – парировал фон Ольтан.

– И прислали телепортом, – скептически покивал его величество. – Отставить выражать недовольство императором.

– Есть отставить! – Алекс вытянулся. – Разрешите приступать, ваше величество?

– Разрешаю. Идите, барон.

Эрик вздохнул и, глядя вслед Алексу, отвел Тира в сторону.

– Они сейчас приступят, продолжат на шлиссдарке по пути в столицу, а Старая Гвардия, видишь ли, не желает праздновать победу в компании генералитета, а желает пьянствовать в гарнизоне. Ты как? У вас ведь все уже готово к переброске в Рогер? Твой присмотр не нужен. Полетишь с нами?

– Чего ради?

– Мне казалось, ты хочешь как можно скорее вернуться домой.

– Хочу, конечно. Но если я за ними не пригляжу, от гарнизона ничего не останется.

– М-да. Как у тебя дома-то?

Тир пожал плечами. Пока его не было дома, там все было в порядке. Если не считать того, что Гуго отчаянно нуждался в его присутствии. Если не считать того, что Катрин сходила без него с ума… а с ним – сходила с ума гораздо быстрее. Интересно, если она окончательно рехнется, это поставят ему в вину?

– Вопрос не имеет смысла, – сказал он, подумав. – Ни я, ни вы ничего уже не изменим. Я выполняю свои обязанности и буду их выполнять, независимо от того, что происходит у меня в доме. Это все.

– Царь хотел купить тебя.

– Да? Сколько предложил?

– Понятия не имею. Я сказал, что ты не продаешься.

– Это неправда.

– Знаю.

Вечер не удался, как, впрочем, любой вечер, связанный с празднованием чего бы там ни было. Можно было предположить, что празднование такого значительного события, как окончательная победа в многолетней серии войн, окажется гораздо неприятней, чем празднование какого-нибудь банального Солнцеворота, так что Тир ничему не удивлялся и ничем не проявлял недовольства.

Он держался в стороне и постарался, чтобы о нем забыли как можно скорее. Как обычно, фокус сработал. Тир убедился, что искать его не станут, и ушел в ангар. Задурить голову старогвардейцам, конечно, не получится, но они давно привыкли к тому, что Суслик – тварь, гуляющая сама по себе, непьющая и на праздниках бесполезная.

В ангаре было хорошо. Во-первых, там была Блудница, а во-вторых, снаружи стояли часовые, глубоко огорченные своим отсутствием на празднике жизни. Часовых было в два раза больше, чем обычно, поскольку ситуация внештатная – война закончилась, теперь никому не возбраняется использование магии, и от кертов можно ожидать любой пакости. Равно, кстати, как и от своих же пьяных вальденцев с недоразвитыми магическими способностями.

Много ли надо демону, которого тошнит от человеческой радости? Да почти ничего не надо – смыться от всех и присосаться пиявкой к людям, никакой радости не испытывающим.

Только Падре все равно его отыскал. Вошел в ангар с шинелью, висящей через руку, посмотрел и констатировал:

– А. Так ты в куртке ушел. А я подумал – замерзнет Суслик, жалко будет.

Он бросил шинель на Блудницу. Уселся рядом с Тиром. Помолчал. Потом спросил:

– И как оно?

– Бессмысленно, – ответил Тир.

– А ты пробовал что-нибудь предпринять? Она ведь любит тебя по-настоящему, и она далеко не дура.

– Надеюсь, Гуго надоест ей лет через пятнадцать.

– Почему бы вдруг?

– Потому что он будет похож на меня. Потому что она начнет его бояться. Нет, Падре, ничего я предпринимать не пробовал и не стану. Она и так не в себе… Пусть лучше выучится поскорее и займется чем-нибудь более осмысленным, чем попытка ужиться под одной крышей с двумя демонами.

– Где она учится?

– В Лонгви. В институте финансов.

– Молодец.

– Да уж.

Они замолчали. Падре медленно цедил что-то прямо из бутылки. Тир смотрел в пол и ждал, пока Падре уйдет. Впрочем, тот не мешал – умел не мешать, даже когда вроде бы приходил не к месту и не ко времени.

– Чтобы она перестала бояться, – вдруг подал голос Падре, – она должна быть хоть в чем-то уверена. Должна знать тебя хоть немного.

Тир ограничился пренебрежительным фырканьем. Тоже – открытие! Это и дураку ясно: того, что знаешь, – не боишься.

– Но я задаюсь вопросом, – продолжил Падре, не обращая внимания на пренебрежение, – а есть ли хоть что-то, что она могла бы знать?

Тир поднял бровь и покосился на Падре с некоторым уважением:

– И давно ты задаешься такими вопросами?