Андрей Силенгинский - Курьер Страница 24

Какое-то время я полежал с пустой головой — не думал ни о чем. Так, шум какой-то в голове стоял. А потом как-то само собой получилось, что начал я размышлять о вещах простых и нормальных. И так мне это дело понравилось — просто успел уже отвыкнуть. В последнее время то о том, как от убийцы спастись, то о глобальностях каких-то. Надоело.

А сейчас я для начала с удовольствием подумал о футболе. Удовольствие, правда, было изрядно подпорчено результатом последнего матча, но я быстро себя убедил, что и сейчас «Черноморец» стоит совсем неплохо. А впереди сейчас матчи несложные, там очки брать сам Бог велел. Если бы вчера еще... Ну да ладно. Вот исследую Белый шар, стану всемогущим, и научу их в футбол играть. Потому что больше, похоже, никак...

Потом я подумал про ремонт в собственной квартире. Надо будет прямо с утра позвонить ребятам, извиниться и сказать, что придется сделать паузу. На недельку пока, а там видно будет. Им это, понятное дело, не понравится, но для их же блага стараюсь, все-таки мое жилище пока место небезопасное. То есть, им я все это объяснять не буду, а просто предложу небольшую мзду. Они попытаются сделать ее чуть побольше, я поторгуюсь... Я бы, честное слово, и не торговался бы, но они ж меня тогда уважать перестанут. А человеческое уважение — товар бесценный.

Про Марину подумал, весьма неожиданно для себя и с заметной симпатией. Дурак все-таки, что телефон не взял. Ну, возможно, в ближайшее время мне будет не до дел амурных, но ведь жизнь-то не завтра заканчивается. Надеюсь. За это «надеюсь» я мысленно с наслаждением огрел себя по затылку. Черного юмора мне сейчас не надо.

Я мог бы, наверное, найти Марину по номеру автомобиля, но вот только номера я этого в упор не помню. Как ни пытался визуализировать картинку из памяти, номер там никак не проявлялся. В основном маринины ноги перед мысленным взором маячили. Такие ножки — это, конечно, тоже признак весьма индивидуальный, но вот в базы данных их заносить пока не научились.

Про Бориса подумал. Нехорошо я с ним все-таки. Он беспокоится, а я... А еще он, как ни крути, по моей вине пострадал. Ремонт на кухне делать придется — это раз, мебель — это два, да и из техники наверняка что-то пострадало. Надо будет потверже позицию занять и материальный ущерб возместить. Пусть Борис руками не машет, взрывать-то меня собирались, а его кухня под раздачу попала. Так что с идентификацией личности косвенного виновника проблем нет, а виновник истинный мне пока не известен. Ничего, рано или поздно узнаю, и тогда вменю... я ему так вменю...

Ну вот, опять мысли вернулись к нашим баранам. Чтобы отсечь этот процесс, я рывком сбросил себя с кровати, разгладил покрывало и одернул шторы на окне. А вот и рассвет, здравствуй солнце, здравствуй утро... Можно уже, пожалуй, из гостиницы вытряхиваться, да где-нибудь через часик позвонить Роберту, договориться о встрече. Стоп! Я как шел от окна, так и застыл нелепым изваянием. Номер телефона-то я взять вчера не удосужился. Молодец... Ладно я, я в полусне находился, но Роберт ведь мог бы побеспокоиться? Проблема, само собой, не из числа неразрешимых, я могу Якову Вениаминовичу позвонить. Но как-то мне не хотелось отвечать на возможные вопросы. Пока, по крайней мере.

Мои досадливые мысли прервал телефонный звонок. Не мелодия Брамса — свой мобильник я так и не включил — а обычный звонок гостиничного телефона. Если бы я успел начать удивляться, я бы мог удивляться долго и сильно — кто мог звонит мне в номер, да еще в полседьмого утра? Но я взял трубку практически на автомате.

-Да?

— Вадим, это вы? — в вопросе Роберта было слишком мало вопросительной интонации.

— Да, Роберт, это я. Доброе утро, — сказал я деревянным голосом.

— Доброе утро, — вполне жизнерадостно подтвердил черный маг. — Я немножко извиняюсь за столь ранний звонок, но по моим расчетам вы уже должны были не спать.

Я присел в кресло и прежде чем ответить почесал трубкой в затылке.

— У вас очень точный расчет, Роберт, я действительно не спал. Если бы вы еще поделились, как вам удалось рассчитать номер телефона...

Я буквально услышал улыбку на том конце провода. Ироничную и с легким налетом превосходства.

— Допустим, я взял его у папы...

— Что?! — я едва не выронил трубку. — Откуда Яков Вениаминович знает где я?

В разговоре возникла небольшая пауза — Роберту, очевидно, потребовалось время, чтобы кое-что осмыслить.

— Так я не на ваш сотовый позвонил, Вадим? — спросил он. И тут же сам себе ответил. — По всему выходит, что нет. Значит, он у вас не под рукой либо выключен... Видите ли, я звоню с магофона и, сами понимаете, номер абонента у меня не высвечивается.

— С магофона — на телефон? — да, я опешил. А кто бы не опешил на моем месте? Такого просто никогда не было, магия вообще очень тяжело «сотрудничает» с современной техникой.

— Да, именно так, не удивляйтесь, — ну, с этим советом он немного опоздал... — Я могу позвонить на ближайший к вам телефонный аппарат. Просто чаще всего таким аппаратом оказывается мобильный телефон. Есть у меня такое... заклинание.

Слово «заклинание» Роберт явно выделил саркастическими кавычками. Я уже успел заметить, что отделение предмета своих исследований от всякой мистики стало его пунктиком.

Но мне было не до этого. Мне снова стало страшно. Само наличие подобного заклинания нервировало неимоверно. О какой вообще конспирации можно говорить, когда маг-злоумышленник может в любой момент позвонить мне?

Роберт словно услышал мои мысли... впрочем, угадать их было не сложно.

— Могу вас успокоить, это заклинание имеется в единственном экземпляре — у меня. А я не ваш преследователь, мы ведь вроде вчера договорились, правда? Да в любом случае, мне это заклинание пришлось подготовить, пусть и — каюсь — без вашего ведома, но при личной встрече. Так что не волнуйтесь, тот, кто на вас покушался, вас подобным образом не разыщет. Кстати, у меня есть о чем с вами поговорить касательно этого нехорошего человека. Возможно, нам что-то удастся сделать для прояснения ситуации. Давайте встретимся с вами, скажем, часиков в восемь.

— Хорошо, — сказал я мрачно — дурные мысли так быстро из головы не выветриваются. — Где?

— Где вам удобней, Вадим. Назначайте место сами. — великодушно предложил Роберт.

Дома я почему-то с ним встречаться не хотел. Здесь, в гостинице — тем более. В каком-нибудь кафе? Я совершенно не голоден.

— Давайте в парке. — бросил я.

— Шевченко? — уточнил Роберт.

Если бы он этого не сделал, я собирался сказать именно то же самое. Но теперь из какого-то нелепого духа противоречия возразил.

— Нет, в Ильичевском. У главного входа.

Глава тринадцатая

В свое время переименование улиц и площадей в духе новой социалистической действительности прошло в Одессе не так чтобы очень. В других советских городах сей процесс можно было считать завершенным вместе со сменой одного поколения — дети, родившиеся на Карла Маркса улице, уже на Карла Маркса улице и жили. Прежние названия помнились, по ним даже модно было ностальгировать — тем, что постарше, или использовать в качестве жаргона — более юным, но не более того.

Одесские названия оказались прочней. Они намертво впитались в стены домов и брусчатку мостовых. Переименованные улицы несли в себе два имени — официальное, «по паспорту» и настоящее, для внутреннего пользования.

Во времена моего детства произошло обратное превращение и... для меня практически ничего не изменилось. Нет. таблички на домах поменяли, но я и без этих табличек всегда знал, где Греческая площадь, а где Куликово поле. Исконные названия заняли свое законное место, отодвинули советские на второй план, но не уничтожили под корень, оставив играть роль собственных теней.

Так и всплыл у меня на языке «Ильичевский парк» — отчасти отголосок того самого молодежного сленга, с которым москвичи лет сорок назад называли улицу Горького Тверской-стрит. отчасти воспоминания детства

— ведь в парк Ильича я еще успел походить...

Роберта я нашел сразу, хотя он не стоял под цветастой вывеской «Преображенский парк», пристально вглядываясь в лица прохожих, а спокойно сидел на скамейке в тени платанов и читал газету. Бумажную. Я подумал, что уже сейчас это воспринимается как эстетство, а несколько лет спустя вовсе будет выглядеть эдаким ретро-выпендрежем. Если бумажные газеты вообще доживут.

Впрочем, Роберт оказался не настолько погруженным в чтение, чтобы не заметить мое прибытие. Газету аккуратно свернул и аккуратно же поместил в стоящую рядом со скамьей урну, поднялся и успел даже сделать шаг навстречу, прежде чем протянуть руку для рукопожатия. Мы расположились на скамейке вдвоем. Улыбка на его лице была вполне нейтральной, без глубокого участия и искреннего сочувствия, за что я был Роберту благодарен.

Правда, совсем без разговора о моем душевном состоянии все же не обошлось.