Андрей Ливадный - Сталтех Страница 24

Максим, затаив дыхание, смотрел на укутанный дымкой город.

Зрелище завораживающее, нагоняющее жуть. Он никогда раньше не задумывался: что такое цивилизация, что означает этот набивший оскомину термин? Внезапно, остро и болезненно вспомнилось то прошлое, что осталось за чертой Катастрофы.

Он вспомнил, как жил и учился, через раз ходил на лекции в институт, пропуская не только мимо ушей, но и мимо рассудка кажущиеся нудными рассуждения преподавателей. Некоторые дисциплины он считал откровенно скучными, устаревшими, ненужными. Зачем ему, к примеру, история каких-то прошлых, темных веков? Что ему за дело до тысяч поколений, канувших в Лету? Зачем ему знать общественное устройство гигантских человеческих муравейников? Максим всегда считал, что цивилизация, государство – понятия условные, абстрактные, никак его напрямую не касающиеся.

Болезнь поколения, выраженная в нем.

Максим одинаково презирал тех, кто целеустремленно, без компромиссов, карабкался по головам, с юности стремясь вверх по карьерной лестнице, измеряя жизнь личными успехами, и тех, кто не рвался ввысь, довольствуясь скромным положением рядовых служащих, рабочих, – тех, кого принято называть обывателями, кто – лишь винтики гигантского механизма.

И вот их не стало.

Не стало тех, кто подавал свет и тепло в дома, кто привозил свежий хлеб в ближайший магазин, убирал улицы, ремонтировал коммуникации, строил дома, охранял порядок…

Они исчезли – и цивилизация рухнула, а он, привыкший брать все, не задумываясь, откуда приходят привычные, естественные для него блага, мгновенно оказался за бортом жизни, потому что серая, кажущаяся безликой масса людей на самом деле и являлась цивилизацией, труд миллиардов, складываясь воедино, растил города, производил машины, наполнял магазины продуктами питания, позволяя таким, как Максим, любить себя и презирать других, валяясь на диване у сферовизора, с банкой пива.

Мысли промелькнули и исчезли.

Он выжил. И теперь поздно думать, все равно ничего не изменишь.

Итог стремительного научно-технического прогресса, помноженный на измельчание душ поколения пользователей, распростерся внизу, темными уродливыми ущельями улиц, кварталами руин, где новая реальность прорастала серебристыми побегами автонов и неживые порождения все той же цивилизации искали иной, уже абсолютно непостижимый для человека смысл, начиная виток механической эволюции…

Максим не привык напрягаться, анализируя происходящее.

Все здравое, запоздалое, горькое, что промелькнуло в рассудке, толкало лишь к одной мысли, единственному вопросу: что делать мне? Как выжить?

Он машинально достал тонкий футляр с имплантами.

Самовживляемые, – вспомнился комментарий насмерть перепуганного мнемотехника.

Ну, это Пингвин загнул от страха… Хотя инструкция действительно отображалась на крохотном экранчике, вмонтированном в футляр. Максим с нездоровым любопытством рассматривал условную человеческую фигуру и пятнышки маркеров, поясняющих, к каким участкам кожи следует прижать тот или иной имплант, чтобы инициировать жуткую процедуру.

«Нет. Я не смогу». Страх перед скоргами, въевшийся в подкорку, судорогой сводил руки.

Нужно идти к Антрациту, – подумал Макс. – Он поможет. Хватит уже метаться по руинам в поисках гибельных приключений. Без имплантов я обречен.

Мнемотехник не обманул: искусно сделанная имитация бетонной плиты легко скользнула в сторону, открывая доступ к дверям убежища, стоило ему подать сигнал условным стуком.

Миновав короткий тамбур, он вновь оказался в полутемном подвале.

Антрацит встретил его настороженно.

– Ну, как? Решил свои проблемы? – спросил он, пропуская Макса внутрь. – Там какой-то переполох в лагере. Твоя работа?

– Нет, – покачал головой Максим. – Кто-то из мотыльков торговца пристрелил, прямо в магазине, да сбежал. Демон со своей бандой теперь крайнего ищут[9].

– Доигрался. – Антрацит криво усмехнулся, затем вновь пытливо посмотрел на Макса. – А у Пингвина как дела?

– Я ему, кажется, обе руки сломал… – Максим присел за стол. – Дело у меня к тебе.

– Выкладывай.

Вместо ответа Максим достал полученный от Пингвина футляр с имплантами.

– Ты был прав. Во Внешнем Мире мне ловить нечего. Но и тут мотыльком не выжить. Поможешь вживить? Я сам боюсь. Тут хоть и написано, что скорги нейтрализованы от размножения и сконфигурированы в стабильные устройства, но все равно – страшно. Вдруг что-то не так пойдет? Или дефект обнаружится?

– Сталкером решил стать? – Антрацит холодно взглянул на Макса, затем перевел взгляд на футляр. – Ладно. – Он, видимо, принял какое-то внутреннее решение. – Только давай договоримся: ты убираешь эту ковчеговскую дрянь с глаз моих долой и больше никогда, слышишь, НИКОГДА не пытаешься пользоваться продукцией мнемотехников Хистера!

– Это почему? Пингвин сказал – импланты последнего поколения и стоят очень дорого.

– Не солгал. – Антрацит презрительно скривился. – Их цена – твоя жизнь. Очередное рабство, только у Хистера. Давай все же договоримся, Макс, если ты обратился ко мне за помощью, то об этих штуках забудь. Они через пару месяцев сначала сбоить начнут, затем вовсе откажут. Сколько уже народа таким образом в лапы Ковчега попало – не счесть. Идиотизм! Сталкеры сами, за свои кровные, покупают рабские ошейники! Хистеру же – двойная прибыль. И импланты продает, и новых бойцов группировки автоматически получает.

Максим растерялся.

– Но других имплантов у меня нет…

– Не беда. – Антрацит ободряюще хлопнул его по плечу. – Я помогу. Конечно, процесс не такой безболезненный, как реклама рисует, зато результат гарантирую.

– И сколько будет стоить твоя помощь?

– Забудь. Ты уже все оплатил. Я свою жизнь ценю дороже комплекта экипировки.

Максим тяжело задумался. Очередной радужный пузырь лопнул, его вновь терзал страх и сомнения.

Закрыв футляр с самовживляемыми имплантами, он сунул его в карман экипировки, с сомнением взглянул на Антрацита, не зная, соглашаться или нет.

Тот, похоже, не собирался уговаривать Макса или давить на него. Имплантация – дело сугубо добровольное. Другое дело, если сталкер уже инфицирован скоргами, тогда действительно выбора нет.

– Не напрягайся. Подумай. Я тебя не гоню. Денек можешь у меня пожить. Есть хочешь?

Максим кивнул.

– А что ты мне вживишь? – собравшись с духом, спросил он.

– Скоргов. – Антрацит с едой мудрить не стал, извлек два сухих пайка, вскрыл их достал саморазогревающиеся контейнеры с пищевыми концентратами. – Нет, ну ты как маленький, ей-богу. Сам ведь прекрасно знаешь, что любой имплант – это стерилизованная, сконфигурированная и запрограммированная должным образом колония микромашин.