Александр Тестов - Сокрушая врагов Страница 24

– Добро, – так же тихо отозвался юноша.

Князь указал Вадиму на стол, мол, пошли, присядем. На столе догорала лучина и, прежде чем продолжить разговор, старик запалил новую, подлиннее прежней.

– Значит так, – устроившись на скамье, серьезно начал князь, – слушай внимательно и запоминай. Перво-наперво в Новгороде найдешь купца Худоту. Его проще всего найти на торгу. Покажешь ему мой меч и спросишь: «Помнишь ли ты господина своего?»

– А коли не вспомнит? – не удержался от вопроса Вадим.

– Коли не вспомнит, – зло прищурился князь, – тогда руби этим мечом ему голову. Руби без жалости!

– И что потом?

– Ежели все-таки Худота спаскудился, сыщи в Новгороде Скрябу коваля.[30]

– А если и этот…

– Цыц! – Старик сжал кулаки и с силой влепил по столу. – Я и про Худоту худо мыслить не желаю. Не было за ним паскудства, не было и за Скрябой! Они, как и я, руссы, а руссы не предают друг друга…

– Руссы? Ты сказал руссы?

– Да, руссы! – утвердил князь. – Или ты слыхом не слыхивал, что Белозером род руссов владеет?

– Слышал-слышал, – поспешил заверить Вадим, а сам подумал: «Вот до чего учебник истории переворачивается…» и миролюбиво ответил: – Не серчай, княже, что я так про твоих людей… Просто… сам знаешь, всякое бывает…

– Всякое, да не всякое. Только крепко я верю, что ни тот, ни другой не забыли, кому они обязаны животом своим.

– Хорошо, – спокойно изрек юноша, – найду обоих.

– Они помогут тебе найти других моих доброхотов, вместе и думать будете. И помни – в Новгороде покуда недруг нам, будь осторожен. Кого ни попадя к себе не приближай, вначале испытай!

– Понял.

Однако старый князь еще долго не унимался и все поучал да втолковывал Вадиму про большую и малую политику.

«Видишь, откуда повелось, – вспомнил юноша к месту поучения Владимира Мономаха, высказанные своим сыновьям, – старый всегда молодых поучает. Ну-ну…»

Но Вадим слушал. Слушал и не перебивал. Не все ему еще было понятно в делах этого мира. Кто кому должен и за что? У кого на кого зуб и с кем личные счеты? Интриги, сплетни, расследования… В общем и целом все как всегда, с той только разницей, что историческая среда накладывает свой специфический отпечаток – коли что не так – руби их в песи, круши в хузары… м-мда…

Вадим старательно напрягал память, дабы запомнить все услышанные от князя имена и прозвища. Кто где живет и чем, так сказать, дышит, промышляет. Старый князь прошелся по многим новгородским родам, строго указывая приемному сыну, кого следует опасаться, а кого можно использовать в священном долге возвращения отобранного княжества. И главное, что не давало Вадиму покоя – это новое ощущение, что племя Русь существует, и оно вполне осязаемо. И это не какие-то домыслы историков, что, мол, руссы пришлый народ откуда-то из Скандинавии. Нет. Русь – славянский род, а Вадим их князь. Князь – русич! Звучит гордо! Во дела! А еще Вадим думал про трезубец на стяге руссов, посему выходило, что Рюрик из рода руссов должен был только народиться. Остается вопрос – когда? Ну или еще смешнее – от кого?

Вадим не видел, но чувствовал, что солнце уже упало за небесный край и пора бы подкрепиться, тем более что желудок начал издавать попискивания, – мол, хозяин, давай жрать!

А вот Вадим Старый вовсе не замечал ни усталости, ни голода. Он только несколько раз умолкал, чтобы перевести дух и глянуть, как там раненый Валуй. Но, похоже, Валуй не намерен был сегодня просыпаться.

Хотя нет. Вот он едва слышно застонал и зашевелился.

– Надо проверить, – озабоченно предложил Вадим, приподнимаясь с места.

– Надо, – согласился князь.

Они вдвоем приблизились к ложу раненого. Валуй с трудом разлепил веки.

– Вадим, – узнал он своего десятника, когда пелена спала с глаз, и он смог смутно различить, кто перед ним.

– Ну вот и хорошо, – присев рядом, отозвался Вадим.

Старик меж тем скинул шкуру, осмотрел повязки.

– Будем менять.

– Это кто? – вяло спросил Валуй.

– Друг, – ответил десятник.

– Придержи его, – попросил друг, – я сменю повязки.

Вадим осторожно перевернул раненого товарища на бок, позволив князю заняться ранами.

– На другой бок. Так, переворачивай. Ну же, – негромко приговаривал старик, – подай мазь. Так. Клади… клади, говорю… Так, хорошо.

– Уф, – выдохнул Валуй, когда процедура завершилась.

– Есть хочешь? – спросил Вадим Старый.

– Да, – моргнул раненый.

– Вадим, разжигай печь, – приказал князь, – ты ведь, наверное, тоже оголодал.

– Есть немного. – и желудок юноши громко прорычал.

Когда, насытившись, Валуй вновь уснул, князья принялись вечёрить. Жаренный на углях заяц хоть и был маловат, но пришелся как нельзя кстати, а брусничный отвар, густой и похожий на кисель, приятно дополнил трапезу. Желудок наконец утихомирился.

– Муравейник, у которого были поутру, вспомнишь? – неожиданно вопросил князь.

Вадим кивнул.

– Заступ в углу, – старик кивнул в сторону, – мешок со всей казной под твоим ложем, завтра с утра у муравейника с поваленным деревом и схоронишь добро. Место верное.

– Сделаю.

– Вот и ладно. А теперь давай спать. Утро вечера…

– Ага…

Утром, проснувшись, Вадим заметил, что старик еще не вставал. Ни разу юноше еще не удавалось опередить поутру князя.

«Видать, умаялся вчера», – решил Вадим.

Он встал, оделся и, не зажигая лучину, на ощупь определил кадушку с водой и напился. Так же на ощупь обнаружил и заступ.

В полной темноте он вытащил из-под своей лежанки мешок и волоком дотащил его до дверей. Все это он старался проделать как можно тише, чтобы не разбудить Валуя и старика. Дверь предательски скрипнула…

Рассвет только-только начал прогонять ночную мглу, но мир уже потихоньку оживал с первыми криками птиц. День обещал быть солнечным.

Бороться с тяжелым мешком, едва залечив рану, Вадим все же не рискнул. До указанного князем места было метров триста, и Вадим, развязав мешок, деловито отсыпал прямо к поленнице треть содержимого. Серебро, камушки и немного золота красивой горкой улеглись подле березовых дров – чистый натюрморт.

Полегчавший мешок Вадим вскинул на плечо и зашагал к муравейнику…

Долбить заступом подмерзлую землю было не самым приятным упражнением…

Провозившись с час, Вадим вырыл подходящую ямку и опустил туда казну. Дело было сделано – можно и зарывать. Земляные работы дались ему нелегко, как говорится, с потом и кровью. Рана на плече открылась, и кровь, обильно намочив повязку, промочила рубаху.

Когда Вадим вернулся к избушке, почти совсем рассвело. Он вошел внутрь и решился зажечь лучину. Ему показалось странным, что князь все еще спал, а вот Валуй, напротив, кажется, проснулся и пытался ворочаться.

– Не спишь? – спросил он у дружинника.

– Дай воды, – попросил Валуй.

Вадим зачерпнул воды в ковш, прошел мимо спящего князя – и его вдруг осенило. Он стрелой преодолел расстояние до раненого и вручил ему ковш.

– Удержишь?

– Да.

– Вадим, – присев на край постели старика, юноша стал его тормошить. – Князь Вадим, что с тобой?

– Помер, что ли? – робко спросил Валуй со своего места.

Вадим откинул шкуру, приложил ладонь к горлу князя, но тот был уже холодным.

– Тьфу, – в сердцах сплюнул молодой князь, – так и есть, помер…

Глава третья

Снегурочка

Я из пепла, я из слез

Соткала себе узор…

Идти было легко. Морозный воздух приятно холодил и придавал свежести. Поздняя осень, расправившись с последними теплыми денечками, готовила мир к наступлению зимы.

– Что-то рано в этом году снег пошел, – заметил шагавший чуть позади Валуй. Под его меховыми сапогами, чем-то напоминающими знаменитые унты, похрустывал снежок.

– Все равно скоро растает, – ответил Вадим, – первый снег всегда так.

– Так-то оно так, но по всему видать зима лютая обещается, – поправив шапку, продолжил Валуй, – ну да ничего, поспеем дойти.

– Поспеем дойти… – передразнил его Вадим. – Ты же сам говорил, что тут сотню верст топать.

– Так то до самого Новгорода с сотню будет – точно. А через два десятка уже обжитые земли пойдут. Вотчины новгородские. Там и отогреемся да сани у кого сладим.

– Ну конечно, – отозвался Вадим, – мы же знатные вои, как нам не дать саней!

Валуй не понял его юмора.

– Ты напрасно так. Дружинникам новгородским ни в чем отказу не было.

– Ага, – не меняя ироничного тона, продолжил юноша, – вот бы все девки эту истину знали!

– Тьфу, – сплюнул Валуй, – ты как сам не свой стал, как старика этого схоронили, – что с тобой, десятник, не заболел ли часом?

«Ну все, обиделся, – подумал Вадим, – нет, ну точно – обиделся. Десятником назвал, не по имени. На официальщину перешел!»

Вадим уже знал, что теперь его бородатый друг будет плестись сзади, молчать и угрюмо сопеть. А что оставалось ему, Вадиму – новгородскому десятнику или князю Белозерскому? Конечно, он не сказал Валую ни слова про нечаянно свалившийся на него княжеский венец.