Александр Золотько - Оперативник Страница 24

— Кто-то из ваших сделал? Для осквернения?

— Забавная версия, — засмеялся Круль. — Действительно забавная. И что осквернять таким образом? Или ты о черной мессе, молитвах наоборот и прочей ерунде?

Ты серьезно хочешь сказать, что вы даже об этом не знаете? Все настолько плохо в Датском королевстве? Хотя о Гамлете тебя тоже лучше не спрашивать…

— Пошел ты в жопу, умник, — сказал Иван.

— Не сквернословь, раб Божий! — Настроение Круля еще улучшилось, голос звучал звонко и непринужденно. — Читал ты Шекспира, читал, верю… или кино смотрел. Но я не об этом, я о том, что у тебя в кармане сейчас не четки — суббах.

— Что?

— Суббах, тасбих, тисба, диспе… — пояснил Круль. — Все это происходит от одного корня, который обозначает «молиться, восхвалять Бога»…

— И что здесь неправильного? Тебе не нравится хвала Богу?

— Не нравится, — ответил Круль и, словно спохватившись, зачастил: — Но это, понятно, не мое дело, я не стал бы вообще затрагивать этот вопрос, но при помощи суббах, тасбих и прочего восхваляют не просто Бога — восхваляют Аллаха. Мусульмане. Знаешь такие слова?

Такие слова Иван знал. Легче, правда, от этого не становилось. И понятнее — тоже.

— Так где, ты говоришь, находится та сувенирная лавочка, где ты суббах купил?

Иван достал из кармана четки, в темноте, на ощупь, пересчитал зерна. Тридцать шесть.

— Там еще есть такая продолговатая косточка, символизирующая одно из основных положений учения пророка Мухаммеда. Где ты взял подобную редкость, Иван? Мы с тобой оба понимаем, что вещица не древняя, сделана не до Возвращения… Сам делал? Зачем? Неужто пытаешься возродить ислам прямо тут, в Святом городе? — Теперь в голосе звучала насмешка.

Парни снаружи захохотали, Юрасик что-то неразборчиво крикнул. Неясно, что там у них с костром, но пива они уже явно приняли.

Иван спрятал четки в карман, вытер руку о полу куртки.

Ислам… Его не было на Земле вот уже почти семьдесят лет. С момента Возвращения. Собственно, с отделения истинно верующих от всех остальных Возвращение и началось.

Во всех учебниках, во всех книгах о Возвращении, в стихах и поэмах, посвященных этому событию, говорилось об изгнании иноверцев и безбожников. Явился Господь своим верным, а иные исчезли в лучах славы Его… Иван заучивал текст еще в пятом классе, к годовщине Возвращения. Большую часть помнил до сих пор.

В учебниках истории рассказывалось о коварных и жестоких мусульманах, захвативших вместе с иудеями Святую землю, вырезавших христиан, надругавшихся над святынями и посеявших в сердцах людей ложь.

Фильмы о Крестовых походах, о мусульманских завоеваниях, крови, жестокостях и насилии все расставляли по полочкам — благородные, жертвенные христиане, проповедовавшие мир, и коварные, жестокие сторонники Аллаха… Террористы, поставившие мир на край бездны перед самым Возвращением.

Рассказывали, что проклюнулась даже какая-то секта, учившая, что именно для противостояния проискам исламистов и произошло Возвращение. Секту признали еретической, кто-то даже пострадал, отправился в монастыри, а то и на тот свет — во время Смуты особо не церемонились с еретиками. Этого в школьных учебниках, естественно, не было, но в рамках спецкурса курсантам это читали. На случай встречи.

О современных мусульманах нигде и никогда не сообщалось. Хотя Иван и остальные опера знали об их существовании. В Темном доме время от времени. И мусульман, и иудеев. И было это тайной. Во всяком случае, нигде официально не говорилось о том, что в самом центре Вселенной, на Святой земле, в Святом Городе, появляются странные люди, принадлежащие — это себе трудно даже представить — к иной вере.

Сам Иван их не видел. Не доводилось. И оно, наверное, к лучшему. Дежурить возле Игольного Ушка, сопровождать членов посольств к Темному дому, охранять и обеспечивать их безопасность — увольте. Тут нужны люди особые. Никто из оперов не знал, кто именно работает возле Игольного Ушка. Вообще, вслух сам термин «Игольное Ушко» не произносился.

Послы прибывали, следовали в Темный дом, там с ними проходили переговоры, потом посольства отбывали обратно.

Фома, насколько знал Иван, возле Игольного Ушка не появлялся.

— Еще раз повторю свой вопрос — откуда четки?

— Пошел ты на хрен, — сказал Иван. — Не твое дело. Нашел. Шел по улице и нашел.

— И не сообщил начальству?

— О чем? О четках? Так я думал, что это обычные. Это ж только сейчас ты мне глаза открыл на вопиющий факт. А до этого я ни сном ни духом… вернемся из рейда, я, конечно, все отдам начальству, сообщу… факт, ясное дело, вопиющий, профилактические меры принимать нужно… — Иван замолчал сам, Крулю не пришлось ни перебивать, ни смеяться.

Молчание предавшегося было очень выразительным.

— Короче, — чуть помолчав, сказал Иван. — Ты идешь в жопу, я иду наружу, погонять личный состав и пожрать чего-нибудь. Если ты не возражаешь…

— Не возражаю, чего мне возражать? Я, с твоего разрешения, останусь здесь, подремлю. Вчера у меня выдался день тяжелый, ночь также не спал, а с утра меня вызвали к начальству и погнали в Конюшню, — Круль потянулся и зевнул.

Иван прошел мимо него, открыл дверь, в машину ворвался свист ветра, песок и холод.

— Твою мать, — пробормотал Иван, достал из кармана куртки шапочку и натянул по самые брови. — Не май месяц…

— Чуть не забыл, — сказал ему вдогонку Круль. — Согласно вашим сводкам и нашим, в прошлом месяце имелись случаи нападения грабителей на машины в пустыне. Не в этом районе, но все-таки… Будешь выпившего на пост ставить или сам заступишь?

Иван выпрыгнул наружу, песок заскрипел под ногами. А через секунду и на зубах. Холодный ветер хлестнул по лицу, быстренько проверил надежность застежек и холодными струйками пролез под одежду.

Парни жгли костер с подветренной стороны «Рейдера».

— А я ей и говорю, — проорал Юрасик в тот момент, когда Иван вышел из-за машины. — Смотри, говорю, какую ценность я передаю в твои руки…

— И вкладываю в уста, — подхватил Марко.

Опера снова засмеялись, все, кроме Квятковского. Тот стоял чуть в стороне, подняв воротник и засунув руки в карманы. Автомат болтался на его плече. Оружие остальных лежало на ящике из-под пива. На пустом ящике, заметил Иван.

— Ваня, — заметив старшего, крикнул Юрасик. — Пивка?

Иван молча подошел к мангалу, посмотрел на мясо, вдохнул вкусный запах и подумал что глупость сейчас, конечно, сделает, что ребята ему этого не простят очень долго, но проклятый Круль прав — бардак зашел слишком далеко.

Он пнул мангал. Железный ящик качнулся, Иван пнул еще раз, и мангал медленно опрокинулся на бок. Шампуры воткнулись в песок, багровые угли рассыпались, вспыхивая при порывах ветра желто-голубым огнем.

— Ты чего? — Юрасик подскочил к мангалу, стал подхватывать шампуры, размахивать ими, стряхивая песок. — Совсем с ума сошел?

Юрасик все еще думал, что Иван шутит так неудачно. Просто хотел попугать, но не рассчитал силу.

— Кто разрешил остановку? — тихо спросил Иван.

— Ну так мы… — Юрасик оглянулся на Марко, на Коваленка, но те стояли молча, темными изваяниями на границе света.

Угли освещали лицо Юрасика снизу, тени скользили по нему, превращая в жутковатую маску.

— Мы же собирались, ты сам… — Ветер свистел пронзительно, Юрасик кричал, и непонятно было, от ярости или просто хочет перекричать ветер.

— Мы собирались отметить день рождения Марко, — сказал Иван. — Была мысль посидеть у костра с пивком и жареным мясом. Но я повторяю вопрос — кто разрешил остановку? И кто разрешил начать гулянку?

— Но ты же спал!

— И что?

Иван был неправ, трижды неправ. Это понимал и он сам, и ребята из группы, но неправ он был по обычаям и по дружбе, а по инструкциям и правилам неправыми оказывались именно ребята, и только от начальника, от Ивана, зависело, что считать критерием правоты — эти самые инструкции или традиции Конюшни.

— Все собрать, сложить, на все — десять минут. За руль — Марко. С ним в кабине — без пива и жратвы — Юрасик. В Элате — меняетесь с Квятковским и Коваленком. Вопросы есть?

Юрасик, стоя с шампурами в руках, хотел что-то сказать, но подошедший сзади Коваленок положил ему руку на плечо. Юрасик руку сбросил, размахнулся и зашвырнул шампуры с недожаренными шашлыками в темноту, ударил носком ботинка по перевернутому мангалу и выбил сноп искр.

Марко, не говоря ни слова, поднял ящики с пивом и понес их в машину. Коваленок собрал посуду, сгреб миски в коробку, не заботясь о песке, бросил туда же банки со специями и хлеб.

Квятковский подошел к спальным мешкам, собрался их поднять, но Иван подошел к нему, взял за воротник и тряхнул:

— Ты чего топтался тут со стволом?

Угли уже почти погасли, было темно, только из окон «Рейдера» пробивался свет — Марко включил освещение. Глаза Анджея были испуганными.