Илья Новак - Некромагия Страница 25

Старик поднял голову от доски, глядя на Геба.

— Теперь слушайте внимательно, капитан. С тех пор души тех из нас, кто вел неправедную жизнь, не возвращаются в тела для нового воплощения — мякоть бытия сжимается вокруг них и выдавливает за пределы мира, в Великую Пустошь. Души праведников перерождаются. Ну а вашей душе, мой дорогой Трилист, коль скоро вы вообще не верите во все эти глупости, предстоит запутаться в Плеве, стать андромаром и скитаться по узкой, удушливой границе мира, завидуя истинно живым и страшась истинно мертвых, пока какой-нибудь некромаг не призовет вас для своих темных дел.

— Печальная перспектива, — заметил капитан, уяснив, что игра почти закончена. Он пока ни разу не обставил старика и в этот раз вновь проиграл: скелеты Архивариуса окружили его чара, и, несмотря на то, что консул и алхимик подобрались к некромагу, у Трилиста не хватало ходов до завершения комбинации. Старику же оставалось лишь дважды переместить фигуры, чтобы убить чара.

— Вне всяких сомнений, это печально, — согласился Архивариус. — Хотя я слышал, что неверующий сохранит свою душу для перерождения, если спасет жизнь какого-нибудь человека ценой своей жизни.

Трилист с досадой перевернул чара, признавая поражение.

— А звезды? Какое место занимают они в картине мира, которую вы нарисовали мне?

— Звезды — это выбоины в верхней створке раковины, образовавшиеся после войны Первых Духов. Свет звезд — мерцание того, без сомнения, чудесного вещества, из которого состоят створки мира. Поверхность створок запачкалась, покрылась налетом от долгого контакта с внутренней мякотью, потому ночью небо большей частью черно.

— А Слезы Мира? Эти жемчужины, откуда взялись они? В вашей истории о них не было ни слова.

— Слезы олицетворяют тепло, холод, вещество и смерть этого вещества. Они возникли сами собой, сгустились из мякоти бытия. Парангоны — жемчужины мира, понимаете? Они выращены этой раковиной. Кстати, вы никогда не видели такого герба: два полумесяца на фоне треугольника? У полумесяцев желтый, синий, зеленый и серебристый оконечности. Они символизируют магию — соответственно, теплую, холодную, мертвую и механическую. А треугольник — символ Универсала, объединяющий магию воедино.

— Ну хорошо. Оставим раковины и треугольники Первым Духам. Если хоть на мгновение допустить, что Джудекса может добыть — или уже добыл — мертвый камень... Что это даст ему? Камень — какой-то амулет вроде этих ваших парангонов? Показываешь его врагу, говоришь что-то вроде «бумс-пумс» — и враг падает замертво? Вы не находите это... слегка забавным?

— Какое пренебрежительное слово — «амулет» в отношении Слез Мира, — возразил Архивариус, заново расставляя фигуры на доске. — Взгляните на дело с другой стороны. Мертвый магистериус не обязательно должен выглядеть как камень. Это может быть какое-то вещество, порошок или жидкость. Вы думаете про магию, но, возможно, стоит вспомнить алхимию?

— То есть просто новое вещество с необычными свойствами? Наподобие горючего песка, который недавно изобрели гноморобы Доктуса?

— «Просто»? Я не думаю, что мы тут можем говорить о чем-то простом. Еще партию, капитан? Вы всегда так забавно сердитесь, проигрывая...

Комнаты под лестницей достиг приглушенный стук: кто-то колотил во входную дверь.

— Так поздно? — удивился Архивариус, приподнимаясь. — Я никого не ждал больше...

— Я сам открою.

Капитан быстро пересек коридор, на ходу доставая палаш. Стук повторился. Трилист отодвинул заслонку, прикрывающую решетку в двери, и увидел широкое лицо сержанта Крукола, этой ночью несшего смену в караульной.

— В чем дело? — спросил Геб недовольно. — Ты как меня нашел?

— Твоя супруга сказала, что ты направился сюда. Есть кое-что новое касательно шамана. Только что сообщили, и я решил...

Капитан повернулся — Архивариус, подняв лампу над головой, медленно приближался по коридору.

— Прошу прощения! — произнес Трилист, отодвигая засов. — Вынужден оставить вас, возникли срочные дела.

Невесть с чего на его лбу вдруг выступила холодная испарина. Капитан недоуменно отер ее ладонью, шагнул наружу, и тут дверь сама собой закачалась на петлях. Стены задрожали, и Геб схватился за дверной косяк. Крукол присел, в коридоре Архивариус припал к стене. Заскрипели, застонали домовые перекрытия, огонь в лампе хозяина почти погас и тут же вспыхнул ярче прежнего. Сообразив, что происходит, капитан развернулся к старику с намерением вытащить его на улицу, где в такие мгновения было безопаснее, чем под кровлей, но землетрясение уже прекратилось.

Трилист подождал — новых толчков не было.

— Знаете ли вы, что наш перешеек — крайне ненадежное образование? — заметил Архивариус спокойно. — Когда-нибудь гора сползет в океан.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Геб.

— Это не первое и даже не десятое твердетрясение, которое я переживаю в своей долгой жизни. Идите.

Кивнув, капитан прикрыл дверь за собой.

— Так что произошло? — спросил он, когда они с Круколом пошли по темной улице.

— Помнишь Половинкина? — произнес сержант. — Он приковылял в караульню и рассказал кое-что. Пришлось дать ему две монеты. Недавно у Гиды Чистюли был посетитель. Они заперлись и долго разговаривали. После этого Гида отправил своих крыс в дом на окраине Круглой улицы. Половинкин, ясное дело, с ними не ходил, хотя Дарик Дар среди них был. Они вернулись довольные и с полными карманами. В Яме после третьего жбана рассказали, что вырезали хозяев дома вместе со слугами. А потом Чистюля стал людоволком.

— Что? — Трилист остановился посреди улицы. — Гида теперь оборотень?

— Был оборотнем. Вскоре появился холодный чар Гело Бесон со слугой. Они расспрашивали о том самом доме на Круглой улице. И о посетителе, что пришел к Гиде. Чар зарубил людоволка, а его слуга поджег Яму, потому что Гида в новом обличье никак не хотел умирать.

Хмурясь, капитан зашагал дальше. Слишком много новых сведений для одной ночи. Следовало хорошенько поразмыслить над всем этим...

— Еще что-то? — уточнил он. — А посетитель? Кто он такой?

— Его почти не видели. Только Сура, новая девка Гиды. Она... — Крукол постучал ладонью по лбу. — Двинулась. Гида, уже став людоволком, целый день продержал ее у себя. Что-то он с ней там вытворял... В общем, Половинкин сказал, что спал под лестницей, когда пришел тот человек. Сказал, что проснулся от скрипа ступеней. Многого не разглядел, но уверяет, что у человека была темная кожа.

— Кто-то смуглый?

— Не смуглый. Половинкин говорит — черный. Совсем черный.

Услышав это, капитан вновь остановился.

— Занимательные сведения, Крук. Еще что-то?

Сержант явно получал удовольствие от рассказа. Главную новость он приберег напоследок.

— Гида, превратившийся в людоволка, а после зарубленный холодным аркмастером, — это важно, но только ради этого я не стал бы разыскивать тебя посреди ночи. Твоя супруга, она... несколько нелюбезна с нами и, прежде чем рассказать, куда ты пошел, выражала неудовольствие моим визитом, а также твоей службой, а также...

Трилист перебил:

— Оставь в покое мою супругу с ее вечным неудовольствием. Что еще?

— Только что прибежал дозорный. Несколько эдзинов на лошадях выехали из северных ворот Острога. С ними фургон. Крытый, так что нельзя понять, кто внутри.

Глава 11

Делано Клер был мужчиной средних лет, среднего телосложения и среднего ума. Слегка пошатываясь, Верховный приос полуострова Робы брел по темной улице к своему дому, а два охранника топали далеко позади, стараясь не упускать подопечного из виду, но и не слишком приближаться к нему. Они бы с удовольствием забыли о приосе и вернулись в трактир, где Клер весь вечер мрачно напивался в дальнем углу. Но их службу оплачивал городской Совет, так называемый Малый Приорат, и он приставил охранников к Делано. Членам Совета совсем не хотелось, чтобы приоса, направленного в город из самой Форы как-нибудь ночью прирезали или размозжили ему голову камнем.

Делано споткнулся, чуть не упал; сделав два неверных шага, восстановил равновесие и погрозил кулаком темной улице.

— Гниды и есть... — пробормотал он себе под нос.

Такой непогоды в это время года здесь еще не видели, сейчас должны были стоять теплые ясные дни, холода начинались позже. Ветер гудел в каминах, выл и хрипел между крыш. Подбитый волчьим мехом кафтан на Делано был распахнут, теплая шерстяная рубаха расстегнута до пупа. Приос холода не чувствовал: его грело выпитое вино и поселившаяся в груди обида на весь мир.

На западном полуострове Зелура городов было немного. Население состояло в основном из рыбаков, ютящихся по деревушкам, да лесных варваров. И, конечно же, здесь имелись славные карлы. Как только Делано Клер вспомнил о них, заныло правое плечо. Просунув под кафтан руку, приос помассировал его.

С гноморобами произошла неприятная история. Приос жил себе без особых забот в Коломме, столице этого края, приходил на заседания местного Совета, состоящего в основном из торговцев и владельцев рыбацких кораблей, и в качестве посланника Форы имел ключевой голос. По закону именно ему подчинялось городское ополчение, созданное, чтобы охранять жителей от разбойников, которых на полуострове хватало.