Алексей Оверчук - Тени войны Страница 25

— Кстати, там видеокамеры стоят? — спросил я. — В «Мулен Руже». Я мог там засветиться.

— Нет там камер.

— Не может быть.

— Может. Я проверял.

— Кстати, меня спас киллер, что застрелил вашего знакомого в Москве.

— Значит, жисть так складывается, — двусмысленно отреагировал Вяземский.

Он загнал машину в кусты. Попросил меня на выход. Дальше мы топали по дороге километров пять, пока не вышли к перекрестку. Я так устал, что меня совершенно не тянуло на разговоры. Глаза слипались, ноги то и дело спотыкались на ровном асфальте.

Профессор, напротив, был бодр и целеустремлен. Точно неделю отдыхал и отсыпался. Вдруг снова свернул в кусты. И… выехал оттуда на новеньком БМВ!

Я уже ничему не удивлялся. Просто сел на переднее сиденье и спал до самого отеля.

В холле гостиницы мы прошли мимо мадам Риволье, обменялись улыбками. Профессор, держа у сердца бутыль красного вина, прочувственным голосом заметил, как хороша была нынче погода в Лувре и его окрестностях.

13

Я неожиданно проснулся среди ночи. Словно меня толкнули изнутри. Разбудить разбудили, а сказать зачем — забыли.

За окном шелестели машины. По стене соседнего дома прыгали красные пятна уличной рекламы. Сначала прилипало одно пятно, потом справа появлялись еще три. Световые пятна пульсировали, наливались соком и, когда достигали зрелости, тут уж прорывали окончательно, и вся стена начинала дико вращаться и пульсировать несметными полчищами световых зайчиков.

Я принялся вспоминать события последних дней. Итак, после убийства агента разведки в Москве я оказался в Париже с британским паспортом. Если меня поймают, то уже только за это я получу не меньше пяти лет. Да. По российским законам дадут примерно столько. А сколько по французским законам полагается? Наверное, столько же. Хотя как сказать. У меня ведь британский паспорт поддельный, а не французский. Значит, французских законов о подделке документов я формально не нарушал. А незаконное пересечение границы — забыл? М-да. Это еще пять лет как минимум. Итого получается около десяти лет. Если французская полиция вычислит меня, расследуя взрыв в «Мулен Руже», то за все это… О-о! Или сбежать в посольство? И что я там скажу?! Мол, вот у меня тут поддельный британский паспорт, а сам я случайно оказался в секретной операции российской разведки и теперь хочу к маме?.. Да как только я заявлюсь в посольство, мною тут же займутся люди из ФСБ и ГРУ. А если все, что здесь происходит, на самом деле их операция? Вяземский — единственный, кого знаю. И знаю ли?.. В операции могут быть задействованы десятки людей. В том числе и люди из посольства. Как только они поймут, что я решил их сдать, шлепнут меня по-тихому, и дело с концом.

Я вздохнул. Что остается? Быть рядом с Вяземским. По крайней мере пока.

Теперь о Ридделе… Профессор указал мне на него и дал заминированный букет неспроста. Он уже знал, чем все закончится, и просто подстраховался. Риддел и его дама по-любому должны были погибнуть. Моя миссия заключалась в том, чтобы выманить агента и передать даме заминированный букет с розами. Я засветился везде, профессор остался в тени. Классическая подстава.

Хорошо. С этим разобрались. А кем были парни в туалете и в машине? Они ведь и меня убили бы, если бы не киллер-очкарик. Может, головорезы с профессором заодно?

Нет. Судя по погоне на парижских улицах, нет. Они собирались убить и профессора тоже. Вот зараза! Совсем запутался! И еще этот киллер-очкарик со скрипичным футляром… Пистолет, похожий на коллекционный кольт профессора… Стоп! А что он там сорвал с шеи Риддела? Какая-то цепочка и на ней… Нательный крестик? Зачем ему понадобился крестик? Может, он собирает крестики своих жертв? С другой стороны, он ничего не взял у того агента в Москве. Да и Риддела прикончил совсем не он. Но вот агента он обыскал, а к тем подонкам даже не притронулся. Почему?

За окном уже светало. Закрапал дождик. Мелкие капли покрыли окно и стали играть в догонялки.

Я принял душ, надел свой несчастный костюм и пошел в номер профессора.

Вяземский не спал. Ходил по комнате и разговаривал с кем-то по мобильному телефону. Говорил… на китайском языке.

Увидев меня, он кивнул на кресло, предлагая устраиваться, и продолжил гнусавить в трубку.

Трехлитровая бутыль вина, которую профессор притащил с собой вчера ночью, была пуста наполовину. Я налил себе стаканчик.

— Не надо, — остановил меня профессор. Он уже закончил говорить по телефону. — Вино с утра расслабляет. Возьми лучше виски в барной тумбочке под телевизором.

Он вынул из телефона сим-карту и спустил ее в унитаз. Вставил новую карту в трубку и включил телефон.

— Думаете, они не знают китайского? — спросил я с сарказмом.

Кого бы это я имел в виду, говоря «они»? Кто это должен слушать разговоры профессора на китайском?

Но профессор отлично меня понял.

— Китайский язык — еще полдела. Чтобы правильно разобраться в сути разговора, надо знать и особый код, состоящий из цитат Конфуция.

Он смотрел на меня с доброжелательством врача в доме для умалишенных.

— Вам не кажется, что мы должны объясниться, профессор?

— Потом, потом, — отмахнулся он.

— Когда потом?

— Потом… Как твоя книга?

— Благодаря вам не написано ни строчки. И вообще неизвестно, будет ли она когда-нибудь написана. Благодаря вам до написания романа я попросту не доживу.

— Зато благодаря мне ты еще жив!

— Да, но благодаря кому я оказался в ситуации, при которой должен радоваться, что еще жив, что меня надо спасать?!

Я разлил виски по стаканам, мы выпили.

Вяземский излучал оптимизм и благодушие. И это меня злило. Тут такое происходит, а ему хоть бы хны!

Профессор еще разлил по стаканам, добавил льда, порезал лимон.

— Пока, на первое время, Леша, я скажу тебе, что происходит. — Долька лимона скривила ему лицо. — Мы участвуем в одной секретной операции российской разведки. Откуда, думаешь, взялся твой британский паспорт? Кто нас так легко переправил через границу? Откуда деньги, в конце концов, на отель, питание, на машины и прочее? Неужели ты полагаешь, будто все это можно организовать без государственной поддержки?

— Тут я с вами согласен.

— Вот и чудно! У тебя есть отличный шанс, Леша, не служа в разведке, будучи гражданским лицом, журналистом, — указательный палец Вяземского устремился вверх, показывая всю значимость момента, — понаблюдать за тайными операциями изнутри. Даже поучаствовать в них лично!.. Вот ты вскорости посетишь еще одного агента…

— Ну уж не-ет! — Я стукнул стаканом о столик. — Чтобы меня опять попытались убить?

— Это очень важная встреча, Леша. Один из ключевых эпизодов твоей будущей книги! — Профессор пересел ко мне поближе, заговорил влажным шепотом. — Агент Симон Райнис. Один из тех, кого готовили для уничтожения лидеров стран НАТО. Важная фигура!

— Почему бы вам самому с ним не встретиться?

— Но журналист-то ты! Объяснишь ему, что к чему. Уверен, он тебе не откажет.

— Помнится, Риддел тоже не отказал мне. А потом чуть не грохнул! И грохнул бы, если б его не грохнули!

— То есть ты отказываешься? — провоцировал Вяземский. — Идешь на попятную? Шмыгаешь в кусты?

Я насупленно молчал. Ни да, ни нет. Но ясно, что — согласен.

— Ты, кстати, удостоверение журналистское Ридделу показывал?

— Откуда оно у меня? Меня ж уволили.

Григорий Алексеевич замолчал, о чем-то размышляя.

— Сделать тебе удостоверение я пока не могу. Времени нет. Но ты потом мне напомни. Ладно?

Я кивнул. Ладно.

— Теперь о другом, не менее важном… — Профессор подошел к настенному шкафу, открыл дверцы. На вешалках висели джинсовые куртки и штаны, рубашки в клетку разных цветов с коротким рукавом. Внизу — кроссовки и мужские сапоги из крокодиловой кожи. — Твой новый гардероб… Снимай свой заколдованный костюм.

Одежда и кроссовки пришлись впору. Я посмотрелся в зеркало. Другое дело! Не охранник с тупой мордой, а вполне модный парень!

Профессор тем временем вынул из карманов костюма мой бумажник и документы. Протянул мне. Костюм смял в комок и сунул в пакет:

— На улице выбросим в какую-нибудь мусорку.

Я должен был позвонить Райнису и договориться о встрече — желательно в каком-нибудь публичном месте. Профессор обязательно будет там где-то поблизости. Только не надо искать его глазами.

Мы выбрали таксофон за несколько кварталов от нашего отеля. Профессор протянул мне бумажку с номером.

— Я тут подумал, — сказал я в нерешительности, — может, не стоит говорить с ним на русском, как с Ридделом? Может, они именно этого пугаются?

— Ты же российский корреспондент! На каком еще языке тебе с ними говорить? Один твой московский выговор вызовет к тебе больше доверия, чем любое удостоверение мира.

Я набрал номер отеля «Риц». Для тех, кто не в курсе, — один из самых дорогих отелей Парижа. После первого же гудка ответил приятный женский голос. Коммутатор.