Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 2 Страница 25

— Плевать мне на остальных, — зло ответил солдат, и бывший монах не стал его переубеждать.

— И чем ты займешься в Новом Свете? Ведь ты ничего не умеешь, кроме как воевать, — поинтересовался Захарий.

— Буду жить, просто жить. Так, как я этого хочу. Теперь я могу себе это позволить.

Слова спутника заставили Захария задуматься о своем, и он испытал даже легкое удивление. До сих пор он думал только о том, чего хочет, но ни разу не задумался над тем, как будет с этим жить. Сможет ли он жить так, как хочет, или всего лишь получит возможность плевать на тех, кто до сих пор позволял себе подобное по отношению к нему самому? У него не было ответа на этот вопрос, да и не могло быть. Во всем мире был только один человек, который мог просветить его. Но бывшего монаха не интересовало то, что знал этот человек, он хотел получить то, чем тот обладал, то, благодаря чему он и получил возможность знать. И Захарий не сомневался, что единственным препятствием на его пути к желанной цели было то расстояние, которое отделяло его от Хеба и сокращалось с каждым днем.

Серьезных препятствий по прибытию бывшего монаха в Хеб действительно не оказалось. Даже Лучо, наконец, без всяких предисловий попрощался с ним и исчез в толпе. А Захарий снял убогую комнату в бедном квартале и отправился на поиски нужного ему человека. Сделать это было довольно просто, учитывая его положение в обществе. Гораздо труднее, по той же причине, было улучить момент, когда он останется один.

Произошло это через несколько дней после прибытия Захария в Хеб в местной церкви после вечерней службы, на которой присутствовал епископ Бруно. Бывший монах скромно устроился в углу храма и с почти профессиональным интересом наблюдал за богослужением. Когда все закончилось, он сделал вид, что продолжает отрешенно молиться, краем глаза следя за епископом. Тот долгое время пребывал в окружении других священников, выслушивая их доклады и раздавая какие–то указания. Оставшись, наконец, в одиночестве, он посмотрел в сторону входа, потом с удивлением и раздражением на одинокого прихожанина, и присел в первом ряду. По его дальнейшему нервному поведению было нетрудно догадаться, что он кого–то ждет. Но прошло около получаса, а никто так и не появился. Захарию первому надоело ожидание, и он, стараясь не шуметь, покинул свой пост и направился к епископу. Каждый шаркающий шаг по каменному полу сопровождался громким ударом его сердца, которое таким образом отсчитывало последние мгновения до самого значимого в короткой жизни бывшего монаха события. В какой–то момент он даже испугался и готов был броситься со всех ног к выходу, но было уже поздно, — Бруно уже повернул голову и с удивлением разглядывал приближающегося к нему незнакомца. Как в старые монастырские времена Захарий поспешил опустить голову вниз, чтобы случайно не встретиться с епископом взглядом. Бывший монах призвал на помощь остатки смирения, от которого с успехом избавлялся все это время. Сейчас, возможно, оно понадобилось ему последний раз в жизни, чтобы не вызвать у епископа Бруно преждевременных подозрений. Вот только за маской кротости скрывалось теперь холодное спокойствие. «С чего начать?», — вот единственная мысль, которая в тот момент беспокоила Захария.

— Чего ты хочешь? — грубо спросил епископ, когда незнакомец оказался всего лишь в каком–то шаге от него.

Но бывший монах ничего ему не ответил. Так и не решив, с чего начать, он начал с того, чем должен был закончить. Выхватив загодя припрятанный в рукаве кинжал, Захарий нанес неуклюжий удар, почти не причинивший Бруно вреда. Но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы что–то звериное вырвалось из Захария наружу. Придя в себя через несколько минут, он увидел перед собой окровавленный труп священника, уродливо развалившийся на скамье и явно собиравшийся сползти на каменные плиты. Захарий придал ему более устойчивое положение и присел рядом, смиренно сложив окровавленные руки на коленях.

— У меня к вам всего лишь несколько вопросов, — заговорил вдруг молодой человек, отрешенным взглядом уставившись на алтарь. — Я многое знаю, и много чего повидал за последнее время, но вопросы все равно остались. Я, например, часто думаю о том, что было бы, если бы весь мир вдруг оказался у моих ног. Чтобы я делал, а еще важнее, чтобы я чувствовал при этом? Чего бы я хотел, и хотелось бы мне вообще чего–то? Я мог бы найти ответы на любые, даже самые сложные вопросы, вроде таких, как «кто я и что делаю в этом мире?», но самые главные остались бы для меня загадкой. Если бы не вы… Только вы можете мне помочь.

Захарий повернулся к своему безмолвному слушателю и тщательно осмотрел с ног до головы. Изорванная и окровавленная сутана и выползающая из груди мертвого священника серебряная змейка вызвали у бывшего монаха приступ брезгливости, но он быстро справился с ним и принялся рвать одежду на груди Бруно. Грудь старика представляла собой страшное кровавое месиво вперемешку со следами многочисленных ожогов. Сдерживая поступивший к горлу ком, Захарий обнял свою жертву за шею и осторожно расстегнул золотую цепочку у нее на затылке. Через мгновение цепочка с кулоном и кольцом уже украшала тощую грудь бывшего монаха. Только после этого он перестал себя сдерживать и выблевал содержимое своего желудка на труп Избранного.

Захарий долго бродил по ночному городу, то и дело упираясь в глухие закоулки узких и грязных улиц. Иногда он встречал одиноких прохожих, спешивших поскорее укрыться от темноты и помойной вони, и, остановившись, пристально вглядывался в их едва различимые лица. И ничего кроме страха в них не находил. Никто не видел в нем Избранного, никто не смотрел на него с благоговейным трепетом или хотя бы с завистью. Для мира он по–прежнему оставался маленьким никчемным человечком, непонятно что ищущим в чужих краях. Да и сам Захарий не чувствовал в себе никаких перемен. Он вообще почти ничего не чувствовал, кроме золотой цепочки у себя на шее и зудящей, нарастающей с каждой минутой усталости. Постепенно он потерял даже способность мыслить, и ноги, избавившись от необходимости повиноваться разуму, сами вынесли его к временному жилищу. Оказавшись в комнате, Захарий не стал зажигать свечи, а сразу же рухнул на кровать и отключился.

Первое утро своей новой жизни Захарий проспал и открыл глаза уже после полудня. Разбудило его странное ощущение чьего–то присутствия. Первым делом бывший монах нащупал у себя на груди вчерашнюю добычу и только потом осмотрелся по сторонам в поисках незваного гостя.

— Крепко спишь, — получил, наконец, возможность поделиться своими наблюдениями Лучо, сам уже было задремавший на хлипком стуле у окна. — Я тут случайно узнал, где ты остановился, вот и решил заглянуть. Что–то одиноко мне в этом неприветливом городишке.

Пока Лучо нес всякий бред, Захарий молча его слушал, дожидаясь, пока тот приступит к главному, ради чего собственно и появился столь настораживающим способом. Наконец, тщательно изучив собеседника и не увидев ожидаемого, старый солдат перешел к основной части визита. Уверенности ему при этом явно не хватало, и он то и дело запинался или изъяснялся слишком замысловато. Тем не менее, суть Захарий уловил, но никак не отреагировал. Речь шла о зверском убийстве епископа Бруно и о том, что по всему городу уже разыскивают владельца кинжала с рукояткой в виде серебряной змейки. Как бы невзначай Лучо заметил, что нечто подобное в свое время подарил Захарию.

— Даже награда в сто золотых монет обещана тому, кто укажет убийцу, — сказал старый наемник и с надеждой посмотрел на Захария.

Тот пропустил его намек мимо ушей, и Лучо пришлось изображать уже досаду.

— Ладно, пойду я. Есть еще кое–какие дела. А там и в дорогу пора, — заявил он, но все же не спешил подыматься со своего места. В конце концов, он решил выговориться. — Знаешь, я все время думал, зачем тебе нужна смерть Генриха. Теперь, когда еще и Бруно отправился вслед за Вильштоком, я начал кое–что понимать. За этими убийствами кроется что–то, значащее для тебя больше, чем золото. Я себе даже представить не могу, чтобы это могло быть.

— Власть, Лучо. Удивительная власть, — ответил ему Захарий и, сняв цепочку, с улыбкой протянул ее собеседнику. — Вот, хочешь, возьми.

— Нет уж, — категорически отказался солдат. — Мне достаточно денег. Деньги — это и есть власть. Чем больше денег, тем больше власти. Так уж устроен этот мир. А все остальное — ерунда. Только тебе, да еще десятку таких же полоумных, эти побрякушки и нужны. Так говоришь, нет у тебя ста монет? Жаль…

Когда Лучо ушел, Захарий вернул цепочку на место и стал, не спеша, приводить себя в порядок. Странная улыбка почти не сходила с его лица. Последние слова гостя не выходили у него из головы. Только сейчас бывший монах начал ощущать себя избранным. Но для полноты ощущений требовались более убедительные доказательства. Подходящий случай не заставил себя ждать. Как и следовало ожидать, Лучо не упустил возможности разжиться лишними деньгами и донес на Захария. Стоя у окна, бывший монах загодя услышал гул приближающейся толпы и с легкой дрожью в конечностях стал дожидаться ее появления.