Штабс-ротмистр - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 25

Хвостицын чуть убавил напор. Явно принялся что-то готовить…

Вокруг пары, разделённой буквально пятью шагами, начался пожар. Вагон железный, но занялась обивка, деревянные двери и скамьи в купе, а также деревянный настил пола. Оба, казалось, не замечали огня.

Тышкевич молился только, чтоб Сэвидж или монах не проявили лишней инициативы. Искров, например, точно знал, когда можно лезть вперёд, а когда, как говорят в Логойске, «хаваться в бульбу». Не мог и сам атаковать. Под натиском его ударов Хвостицын начнёт отступать, он никаким премудростям в стиле «Человек-крепость» не натаскан. Стало быть, битва переместится в противоположный конец вагона, где едут разные люди. В том числе — там купе с тремя попутчиками. Поэтому граф выжидал, пропустив несколько удачных моментов, потому что противника не завалил бы наверняка, а просто изрядно сократил его защиту.

Сконцентрировавшись на плетениях, исходивших от амулетов и самого Одарённого, Тышкевич проморгал момент, когда ситуация изменилась в корне. За спиной экс-корнета полыхнуло так, что больно стало даже глазам, укрытым магической защитой.

Наверно, тот ничего не успел сообразить, как его щиты поползли на спину — к новому источнику опасности, а граф ещё ни разу не атаковал, лишь парировал нападение.

Упускать момент было грех. Он метнулся вперёд и рубанул сверху вниз воздушным мечом. Ничем другим не мог, опасаясь задеть союзника, бросившегося на Хвостицына с тыла и поразившего его шаровой молнией.

Меч завяз в защите и едва достал до головы. Вошёл на каких-то три пальца.

Правда, этого хватило. Человек-гора грузно осел. Плетения защиты погасли как задутые свечи на именинном пироге.

— Как вы его аккуратно, ваше благородие. Даже причёску не попортили. И снимите ради Бога эту шляпу!

Львова вступила в солнечное пятно под уничтоженной крышей и убрала два маленьких солнца, горевших в её ладонях. Явно намеревалась повторить атаку. Там, где рванула Энергия её плетения, вагон потерял и стены, и пол, и потолок, задняя и передняя часть соединялись одной только рамой. Стоило поразиться силе контроля, заложенного в амулет, взрыв ничуть не зацепил графа, отстоявшего от него всего на какие-то пять-шесть шагов.

Виктор Сергеевич растерянно снял ковбойский головной убор, кинув его на шпалы через дырку в полу.

— Спасибо… сударыня!

— Пусть моё участие останется маленькой тайной. С вас — два красных Сосуда, пришлось вложить в негодяя изрядно, опустошила один из самых мощных моих амулетов. Сама-то я девушка безобидная.

Валявшийся у их ног Хвостицын по поводу слова «безобидная» ничего не возразил.

— Будьте любезны переместиться в следующий вагон. Этот не подходит для молодой леди. Я помогу отнести вещи.

Как потом рассказал Сэвидж, с первого грохота, очевидно — от ледяной стрелы Тышкевича, и до окончания баталии прошло не более трёх минут. Они казались очень долгими. Четвёрка пассажиров немедленно перебралась в предпоследний вагон, подальше от разрушенного. Потом разместились в третьем с конца и состроили удивлённые лица, когда в купе заглянул станционный жандарм, проводящий расследование: кто изуродовал хвост состава и устлал коридор трупами. Конечно, отправление задержали. Но ненадолго. Грабежи и разбои в поездах — дело нередкое, не ломать же из-за них расписания. Задний вагон отцепили.

— Меня что смущает, — поделился Пантелеев, когда за окном снова поплыли американские равнины. — Хвостицын запросто сел в поезд. Значит, даже не объявлен в розыск! Вот как власти империи стесняются открыть свои проблемы перед туземцами… Перед уроженцами этих губерний, — поправился он, уловив осуждающий взгляд сыщика.

Сэвидж не забыл, покидая вагон, вернуть себе пиджак. Теперь прощупывал ткань у левого плеча в поисках чего-то мелкого и твёрдого. А двадцать рублей не отдал.

— Можем считать, сегодня одержали победу, — подвёл итоги дня штабс-ротмистр. — Хотя бы то, что живы и невредимы, уже успех. Но ни на шаг не приблизились к разгадке местонахождения наших целей. Кроме того, Морганы или их подручные, прочитав утреннюю газету, узнают, что к ним движется нечто, способное испепелить вагон. Если умные — насторожатся, а за глупцов их не держу.

— Интересно было бы узнать о дальнейших планах, ваше благородие. Город большой, если четвёрка интересующих нас персон находится там, они могут спрятаться где угодно. Или мне снова щеголять разрезом в платье перед малышом Сэмми?

— Конечно, соображения имеются. Но в свете сегодняшних событий ставлю одну только ближайшую задачу: добраться до Питтсбурга целёхонькими. Даже эта задача оказалась нетривиальной.

х х х

О’Нил и Бженчишчикевич с первого дня в боярском дворце получили по комнате на втором этаже бокового крыла. Не такой, как у слуг и рабочих, но отнюдь не как для почётных гостей. Правда, скорее всего, Монморанси никого из гостей и не принимали, в противном случае подверглись бы риску раскрытия опасных тайн поместья.

Как бы то ни было, в каждой из комнат имелась добротная мебель из массива и умывальник, отдельное отхожее место не предусматривалось. Если нужда в облегчении настигала среди ночи, приходилось набрасывать на себя халат и топать по длинному коридору, потом спускаться на этаж.

В одну из ночей поляк крепко и без сновидений проспал практически до четырёх часов. Предшествующий день был посвящён сведениям, вытащенным ещё в Нью-Йорке. Пьера Монморанси чрезвычайно заинтересовал автомат Калашникова, поколением Бженчишчикевича изученный в мельчайших деталях. Именно этому оружию отводилась исключительная роль в отражении агрессии НАТО, которое Войско Польское должно было отбить вместе с Советским Союзом и другими странами Варшавского Договора. Поэтому мальчишки и девчонки в школе, а потом юноши и девушке в вузе учились стрелять из «Калаша», чистить и смазывать, зубрили устройство ударно-спускового механизма, хоть разбирать сам механизм категорически возбранялось.

Поскольку охрана дворца, вооружённая винтовками и револьверами, представляла собой нечто вроде ЧВК из родного мира пана Бже, военные одобрительно отозвались об идее такой стрелялки. В дворцовых мастерских тамошние умельцы попеняли, что неизвестны сплавы, пущенные на выделку отдельных частей автомата, как и марка пороха в столь небольшом боеприпасе. Размеры всех деталей вычислили по наставлению, глубоко, но прочно запрятанному в памяти поляка. Определили калибр — ровно треть английского дюйма, использовавшегося, пока не победили российские меры длины. В общем, сделать можно. А чтоб подготовить к производству, нужны месяцы. У клана Монморанси имелись и время, и деньги.

— На севере, у Великих Озёр, у нас есть влиятельные друзья и партнёры, — хвастался Пьер, потирая руки. Он даже зажмурился от удовольствия. На обед велел подать какую-то особо деликатесную закуску, слишком острую для выросших в Европе. Пока О’Нил и Бженчишчикевич воевали со своими порциями, боярич продолжал: — Пока русские казаки спят себе в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, здесь порой происходят нешуточные стычки. Иногда целые войны. Знаете, сколько крови пришлось пролить, когда Монморанси доказывали свою монополию продавать каннабис и амулеты на Средний Запад? Больше тысячи погибло с обеих сторон. Ваш так называемый «Калашников» положит конец этим войнам. У кого автомат — тот и победитель заранее, с ним связываться себе дороже.

— А если противник тоже сумеет скопировать «Калашников»? Хотя бы с трофейного или украденного образца? — бросил шотландец.

— Тогда сделаем новую, ещё более убойную штуку. Наш дорогой польский друг — просто кладезь идей!

И вот ночью пан крался в отхожее место, чтоб стать кладезем… В общем, организм вознамерился отвергнуть деликатес.

В предрассветный час коридоры дворца освещались редкими масляными светильниками. Электричество здесь имелось, но не везде. У поворота к лестнице, ведущей вниз, поляк обнаружил шлёпанец от точно такой же пары, что получил сам в гостевой комнате. Пожав плечами, как можно потерять тапок и не заметить, он свернул за угол… и замер.

Глаза Эсмеральды, а может — кого-то из её многочисленных братьев или сестёр, в свете масляной лампадки казались налитыми багровым огнём. Тварь подняла морду от бесформенной окровавленной туши на полу, пан успел рассмотреть лишь ногу во втором шлёпанце. Шипастый хвост нервно ударил по мозаичной плитке пола, высекая искру.

Говорят, что от страха можно обделаться? Ничего подобного. Задний